Дело о таинственном наследстве, стр. 53
Она сильно устала и от страшной сегодняшней ночи в церкви, и от открытий с фиалковыми горшками, и от поездок за этими открытиями. И сил уже не было заехать к графу и рассказать о важных происшедших событиях. Наташа отправила ему записку с просьбой приехать самому.
Тот скоро явился. И они привычной уже своей дорожкой пошли в сад. Наташа подробно рассказала, что произошло за последние сутки. Шокирующее сообщение о том, что Антон Иванович вряд ли умер от разрыва сердца, а скорее всего был убит с помощью ядовитого растения, Наташа произнесла совершенно будничным голосом, как будто рассказывала об удачно связанном кружевном воротничке.
– Наташенька, вы, верно, устали? – осторожно спросил граф, чувствуя себя немного виноватым за то, что давеча просил Наташу о помощи.
– Да нет, Саша. Вернее от того, что не выспалась, немножко да, но я просто уже дальше думаю и, знаете, прихожу к выводу, что эта история как-то тесно со мной связана, ведь именно мне такие подсказки даются. Ну чего я, например, тогда Василию пожаловалась, что нет у меня книжки про яды? И отчего ему так быстро удалось найти такое редкое полное издание? Отчего мне не спалось и странички перелистнулись именно на этот цветок, и я не пропустила его описание? Значит, верно, и дальше будут какие подсказки, и я вот думаю уже, какими они могут быть, чтобы не пропустить… Ведь уже где-то рядом все, понимаете? Пять горшков осталось, и все узнаем, может быть…
Сашина ладонь легонько обхватила сзади Наташину шею, и мягкие ее волосы защекотали кожу. Он притянул княжну к себе, обнял за плечи, прижал родное, теплое, любимое. И зашептал на ухо медленно, касаясь губами мочки:
– А моя Наташа еще не поняла, как это с ней связано? Еще не догадалась, с кем и почему это связано? Как же может что-то происходить с мужем, не касаясь жены? Как же что-то может происходить с любимой, не касаясь того, кто ее любит?
Выражение голоса графа было далеко от слов, логично объясняющих мистику Наташиных открытий. Голос любил, голос хотел, голос был чувственен и откровенен, и от Наташиного уха это ласковое желание стало распространяться по всему телу, и так легко было расслабиться и опуститься в эти руки и просто ощущать счастье теплого безмыслия.
Любопытные воробьи, стайкой сидевшие на ближайшем кусте, страшно умилились и выказали свой восторг радостным чириканьем, да таким неожиданно громким, что, конечно же, все испортили.
Наташа очнулась, отшатнулась, и сразу же вспомнила очень важную вещь, и принялась ее излагать, несмотря на то что Саша с возвращением в реальность явно запаздывал.
– Граф, самое главное, что я хотела вам сказать! Если все так, как мы сейчас с вами думаем, значит, ваша жизнь по-прежнему может быть в опасности! Так что, пока мы не поймем, что происходит, я бы хотела, чтобы вы уехали.
На лице графа появилось выражение такой обиды и непонимания, что она поспешила продолжить:
– Ну понарошку, конечно же! Я здесь одна не справлюсь… Просто объявите, что уезжаете на неделю-другую отдохнуть. А сами пока вон хоть у Васи поселитесь в городе, там тоже кое-что поузнавать нужно. Вечерами же у меня будем в саду встречаться. Так и безопаснее для вас будет, и для меня посвободнее. Дело все равно, я чувствую, вот-вот прояснится… Понимаете? – перешла она на шепот. – Я чувствую, что сейчас может быть самое ненадежное, самое опасное именно для вас время! Ни для меня, ни для кого – для вас! Я не могу это хорошо объяснить, я именно чувствую. Чувствую! – повторила Наташа умоляющим голосом.
И он тоже это почувствовал. Что сейчас надо послушаться. Подчиниться. Он серьезно пожал Наташину руку, соглашаясь:
– Хорошо, Наташенька…
На том и разошлись…
Глава двадцатая
Похороны Антона Ивановича. Граф объявляет об отъезде. Господин Заницкий со шляпою. Наташа продолжает навещать горшки. Листочек с крестиком. Васино предложение
На похороны дражайшего родственника, оказавшегося злодеем и преступником, мало кто собрался прийти. Граф, его ближайшие знакомые, Наташа, да все та же кучка вечно любопытствующих, несколько нездорово возбужденных от возможности увидеть, как хоронят убийцу. Отпевание быстро провели в церкви, там же, к Наташиной радости, закрыли гроб, возле могилы быстро его заколотили и опустили в яму.
Они стояли возле могилы, обрамленной камнями и серой землей. Граф держался рукой за подбородок, хмуро вглядываясь в струйку песка, с тихим шелестом сыпавшуюся с края ямы на гроб. Наташа с тихой надеждой посмотрела на окружающих: может быть, кто-то проявит к ней персональную заботливость и тоже рухнет вниз, в яму? Все расследование тогда можно было бы прекратить… Но, к сожалению, ничего подобного не произошло… Граф вздохнул и подал знак могильщикам. Те очень осторожно, даже боязливо, быстро закидали могилу землей. Никаких слов о пуховой земле, конечно же, не прозвучало, слава богу, никто еще на могилу не плюнул! Шляпы и шляпки были одеты и общество – одна его часть чуть неудовлетворенная, другая с видимым облегчением – потянулось с кладбища…
Орлов пригласил немногочисленную мужскую часть присутствующих зайти к нему выпить по рюмочке. Не помянуть дражайшего, конечно нет, а просто как бы поставить горькую полынной настойки точку во всей этой нехорошей истории.
– Знаете, господа, – проговорил он, разливая настойку. – Ото всех этих событий какой-то осадок в душе остался – мутный, неприятный… Я решился на недельку в Москву податься, отвлечься… Да и дела у меня там… Прошу вас, Николай Никитич.
Князь принял рюмку и с теплым пониманием, соглашаясь с Сашиным решением, ласково кивнул ему.
– Потом вернусь, за дела тетушкины уже возьмусь, усадьбу в порядок приведу. – Граф отпил глоток и слегка поморщился. – Переделать тут опять же кое-что надо…
Тайный советник сочувствующе крякнул:
– Абсолютно правильное, Александр, решение. Тут, знаете ли, тьма еще, так сказать, атмосфера… Чтобы ее рассеять, самому надо сначала развеяться…
Доктор Никольский также высказал свое одобрение:
– Я, с врачебной точки зрения, абсолютно согласен. Даже рекомендовал бы вам не в Москву – шумно там и нервно нынче, а может, в деревеньку какую свою или на воды и не на недельку, а поболе, хотя, может, и нескольких дней хватит… но, главное, мой дорогой, – декорации сменить…
Граф допил настойку, поднял рюмку и, смотря на солнце сквозь двойное стекло – рюмки и окна, улыбнулся чему-то своему…
– Думаю, сегодня уже и соберусь, а завтра уеду, – обернулся он к князю. – Слуг тоже отпущу – родных навестить. Выпьем еще, господа! Пусть зло убивает само себя, пусть добро всегда находит путь к нашим сердцам, пусть мы все остаемся людьми, даже когда это кажется ненужным и невозможным!
Выпили и за этот странный Сашин тост, и наконец все, пожав друг другу руки с чувством абсолютно выполненного долга, разошлись…
Наташа, все это время гулявшая неподалеку, дождавшись, когда уедет последняя коляска, поспешила в дом.
– Ну что, сказали? Что уезжаете? – спросила она встречавшего ее в прихожей графа.
– Да, Наташенька, сказал. Что, быть может, завтра уже отбуду. Пойдемте в гостиную, чего ж мы здесь…
– Вот и хорошо, – говорила Наташа, пока они шли в комнату, – теперь эту новость все разнесут в мгновение ока. А вы начинайте собираться. Чем быстрее, тем лучше. Я Васе с утра записку послала, думаю, уже ответил – семья там радушная, никогда не откажет. – Она остановилась и вопросительно взглянула на графа… – Если вы, конечно, не побрезгуете не слишком роскошными комнатами?
Граф лишь с улыбкой посмотрел на всерьез засомневавшуюся Наташу.
В дверях появился слуга и деликатно кашлянул:
– К вам, ваше высокоблагородие, господин Заницкий.
– Проси! – недоуменно ответил граф и повернулся к Наташе: – Понятия не имею, кто это…
Слова эти он произнес достаточно громко, и возникший в дверях крупный, квадратообразный господин их, видимо, услышал, так как с поклоном, гулким голосом представился: