Дело о таинственном наследстве, стр. 39

– Да, конечно, Николай Никитич, – согласился граф, мельком посмотрев вопросительно на Наташу и получив от нее кивок поддержки. – Буквально на днях приедет человек, распоряжающийся арендой моих земель, и документально подтвердит сделку. Господин следователь уверил, что этого будет совершенно достаточно. Тетушкино тело я заберу из больницы завтра, день похлопочу и на послезавтра назначу похороны. Бедная тетушкина душа, наверное, уже жаждет покоя…

– Ну а с расследованием мы Аркадию Арсеньевичу поможем, – вставила свое слово Наташа и тут же прикусила язык. «Проболталась-таки от радости!»

Князь добродушно засмеялся:

– Опять, дочка, в расследования играешь! Наташенька, милая, здесь все очень серьезно, не до детских выдумок. Ну что ты там знаешь, расскажи…

Граф, взглянув на Наташу, покачал головой: мол, не стоит.

Наташа замялась, быстро придумывая, что бы такого сказать, но быстро нашлась:

– Я, например, знаю, что в вечер, когда все произошло, Софи Зюм пыталась скомпрометировать графа письмом, которое подложила в ридикюль Феофаны Ивановны! – Сказано это было не без умысла. Наташа понимала, что к реальным причинам смерти Феофаны это, скорее всего, не имеет никакого отношения, однако скандал про поступок Софьи может очень даже пригодиться. Конечно, после ее объяснения с графом Наталья любила всех и вся, даже осеннюю муху, которая проснулась от эмоций, паривших в воздухе, и теперь норовила все время сесть ей на нос. Всех, за исключением Софи Зюм. Той, похоже, и так в ближайшее время придется несладко, но пусть еще и это скушает.

– Неужели? – пробормотал, заинтересовавшись, Николай Никитич. – Что за письмо?

Саша слегка закатил глаза, и Наташа поняла это выражение недоуменной усталости, что же еще успела сотворить эта неуемная Зюм?

– Ой, папочка, в этом письме такие ужасы про графа написаны, что даже читать противно.

– А ты и прочитать успела! Ну может быть, может быть, но мне кажется, что Софи Павловне тогда было бы проще избавиться от предмета своей ненависти, то есть, тьфу, тьфу, тьфу, от графа, а не от его родственницы. Ну, если хочешь, я расскажу об этом Аркадию Арсеньевичу, или сама расскажешь. Может быть, в твоей копилке есть что-то еще?

– Есть, папочка, но, наверное, ты прав, там по мелочи все больше, и что-то я устала. Давайте тогда попозже еще поговорим?

– Ну позже, так позже, хорошо, – князь, широко, но деликатно зевнув, извинился и удалился соснуть: день оказался чрезвычайно волнительный.

Как только князь ушел, Наташа, разволновавшись от темы предстоящих исканий и помощи следственным мероприятиям, прямо-таки накинулась на графа:

– Я вам говорила, говорила, что странные вещи происходят вокруг вас, а вы все смеялись. Теперь понимаете, насколько все серьезно, ведь убить-то действительно хотели именно вас. Вы поняли это?

Саша, улыбаясь, ловил ее сжатые от волнения в кулачки руки. Однако, увидев в глазах Наташи тревогу и волнение, сам сделался серьезен.

– Да, Наташенька, после сообщения Аркадия Арсеньевича я, признаться, остолбенел. У меня было мало времени поразмышлять об этом с точки зрения чьего-либо желания избавится от меня. Поэтому, честно говоря, в голове никаких идей, но вы, моя любимая искательница приключений, судя по всему, знаете гораздо больше. Я весь во внимании.

Наташа приложила палец к губам, потом тихонько сказала: «Я сейчас» – и куда-то убежала. Вернулась она с довольно-таки тяжелым мешочком и торжественно поставила его на стол перед носом у графа.

– Что это? – весело спросил граф.

Наташа умоляюще на него посмотрела.

– Саша, поехали к тайному советнику, а? Мне нужно ему все рассказать. И вы там тоже все услышите. Время позднее, а я почему-то чувствую, что нам надо сделать это сегодня, сейчас!

– Нам! – прошептал граф, вслушиваясь в это созвучие. – Да, Наташенька, конечно, нам надо это сделать!

Глава четырнадцатая

Наташа делится доказательствами и впечатлениями. Всеобщая задумчивость. Граф вспоминает. Подарки

Какая такая причина побудила Наташу ехать к тайному советнику непременно сегодня, непременно сейчас, она и сама толком не понимала. Просто чувство тревоги, периодически накатывающее на нее, было неприятно и неуютно. От этого ощущения отчаянно хотелось избавиться действием. Где-то притаилось нечто хитрое, враждебное, осторожное и недоброе – она чувствовала это так ясно, как чувствовала ветер… Такой ласковый и тихий днем, он кружил сейчас вокруг коляски серыми холодными порывами, и коляска вздрагивала от его ударов, и лошади, стремясь к теплу, бежали все быстрее и быстрее. Граф держал Наташу за холодную от переживаний ладошку и был серьезен и сосредоточен.

К дому Сергея Мстиславовича коляска подкатила уже в темноте.

– Как хорошо! – заметила Наташа, увидев еще одну коляску во дворе. – И доктор здесь!

Удивился тайный советник позднему визиту, надо сказать, не очень. Встретил их в домашнем платье и тапочках и первым делом крепко пожал графу руку в знак соболезнования.

– А мы вот тут следственные мероприятия с доктором обсуждаем… Да… Гришаня, чаю! – крикнул он слуге. – Вижу по вашим лицам, что по той же причине приехали, а, Наталья, угадал?

Наташа кивнула.

– Как же, как же, даже не сомневаюсь. Просто так к старику к ночи вряд ли пожалуешь. Да вы садитесь, граф, вот сюда, на диванчик пожалуйте, Наталья, чего в шаль закуталась, мерзнешь никак? Сейчас Гришаня горяченького принесет, – суетился старичок. – Аркадий Арсеньевич у вас, наверное, первого побывал? Меня пока не удостоил. А вот Семен Николаевич, получается, у него в первых помощниках ходит, – кивнул он на доктора.

– Ох, – как-то дернулся Никольский. – Сергей Мстиславович, оставьте ваши шуточки, и так тошно…

– Ну что, граф, скажете? – продолжал тайный советник, медленно садясь на стул, с трудом сгибая болевшие колени. Задавая вопрос, смотрел он, однако, не на графа, а на Наташу.

– Был сегодня практически обвинен в убийстве собственной тетушки, – вздохнул Орлов.

Доктор громко досадливо крякнул.

– Слава Богу, немотивированность сего обвинения смогу документально доказать на днях, а то наверняка в кутузке бы уже без шнурков и подтяжек сидел, – продолжал граф, умудряясь хмуриться и улыбаться одновременно.

– Н-да-с, – хмыкнул советник. – Дела… А мы тут с доктором уже мысли в голове напрягаем из расчета положения, которое г-н следователь нам подсказал. «Кому это выгодно?» Гришаня, ну где ты там?

Чуть прихрамывающий слуга вошел с подносом, на котором красовался пузатый медный самовар и плюшки, обсыпанные корицей и сахаром. Аккуратно и ловко расставляя на столе чашки, он погладывал с любопытством на очень красивую, но бледную барышню, у которой сильно блестели глаза, а руки вцепились в расшитый шелком мешочек.

– Да, – продолжал тайный советник, наливая Наташе чай, – и по всему у нас выходит, вернее у меня, потому как из доктора сегодня собеседник никакой…

Никольский устало и выразительно закатил глаза.

– Так вот, у меня получается, что убить вовсе не тетушку хотели, а нашего милостивого графа. Одно наипрямейшее доказательство есть – кисет был ваш, Сашенька. А вот зачем кому-то смерть ваша нужна была, это вы нам помочь должны понять… Я мыслю так…

Наташа, быстрыми глотками пившая вкуснейший мятный чай, при этих словах тихонько отставила чашку и вздохнула:

– В доказательствах не только кисет… Да ведь, Семен Николаевич? – Доктор, по-видимому думавший о чем-то своем, медленно поднял глаза и удивленно приподнял брови, но затем, видимо сообразив, о чем речь, серьезно кивнул.

Наташа развязала свой заветный мешочек и стала доставать из него свое богатство. Словно рождественские подарки, на столе появились: подкова с гвоздем, небольшой кожаный мешочек, звякнувший об стол, маленький конверт, конверт побольше… С некоей торжественностью она аккуратно сложила мешочек и, поправив растрепавшиеся волосы, приготовилась говорить.