Дело о таинственном наследстве, стр. 20

Последнюю фразу она произнесла вслух, и доктор, кивнув, откинулся в глубь сиденья, устало потирая переносицу:

– Знаешь, милая, не нравится мне все это. Ты с графом вроде сдружилась. Может, говорил тебе что? В шутку, а может, всерьез? Его и так каверзы что-то в последнее время подстерегают… Не могу я, конечно, вот так утверждать, что это какое-то преднамеренное отравление! – Доктор нерешительно помолчал. – Но я уже совершенно четко поговорил сейчас с графом, указывая, чтобы он как можно серьезнее отнесся к моим словам. Поспрашивал про его жизнь. Даже про врагов каких спросил. И, видишь ли, Наталья, – смеется! – Никольский горестно взмахнул руками. – Расхохотался так. Сказал, что у меня от долгой практики уже видения начались… И это мне-то такое сказать!

Наташа в прямом смысле прикусила язык, на кончике которого вертелись уже готовые сорваться слова с подробностями про плохо подкованную лошадь, о переживаниях Митрофана, о Васиных исследованиях. Она просто сидела в бричке Никольского, трясясь в такт ухабам, и молчала.

«Ведь граф не рассказал доктору, что я, даже мы, ведем расследование странных происшествий, что мы озаботились ими всерьез. Не рассказал. Интересно почему? Уж кому как не ему? Но тогда и я пока Никольскому ничего не скажу. Но уж графу скажу непременно! Сегодня грибы, а завтра что? Все это странно и страшно. А если он опять станет смеяться, то напрямую пойду или к тайному советнику, или в полицию».

И она твердо решила серьезно с Сашей побеседовать, тотчас как только увидит.

– Я поговорю с ним, – сказала она вслух. – Не беспокойтесь. Он меня выслушает.

Никольский вздохнул:

– Попробуй, Наталья. Я уж и не знаю, что делать. Не к исправнику же бежать – за дурака примут. Эка невидаль – человек от грибов помер! А может, и правда все-таки от грибов… – Доктор, что-то бормоча про себя, откинулся на спинку сиденья и спустя минуту уже дремал.

Глава седьмая

Еще о странном господине. План действий. Закат над уездом. Антон Иванович и подвал

Оказавшись дома, Наталья почувствовала, что от всех полученных за день новостей она уже совершенно не способна ясно мыслить. А подумать над всем этим нужно было обязательно. Эх, надо бы Васю запиской вызвать. Да куда уже – вечереет…

Наскоро поужинав в одиночестве – князь уехал к приятелю – она поднялась к себе в комнату и открыла дневник.

Ровные быстрые строки ложились на бумагу, описывая события последних дней. И если предыдущие страницы содержали такие записи, как: «Привезли бордового бархата обрез на то платье, которое я в журнале видела», или «Приняла роды у кошки. Ура! Все живы. Самого шкодливого отвезу Князевой, как подрастет», – то сегодняшний текст был похож на план боевых действий: «Пистолет отдан на изучение. Вася знает» или «С кем же посоветоваться? Очень много неясного происходит». Или уже совсем лаконичное: «Тайный советник – угу». Наташа просмотрела написанное. В голове немного прояснилось, показалось даже, что некое пустое пространство образовалось. «Свято место пусто не бывает», – подумала она с некоторым опасением. И тут же вспомнила свой сегодняшний визит к Феофане Ивановне и поймала себя на некоем раздражающем ощущении… Будто упущен был какой-то момент. Важный момент. Она постаралась сосредоточиться на этом своем ощущении и стала вспоминать, воскрешая в памяти картинки сегодняшнего дня: «Вот доктор рассказывает мне о грибах… Дело действительно какое-то совсем нехорошее… И как Дуняша про Максима закричала! Вот с этим криком все из головы и выскочило! Ведь приезжала к тетушке с целью какой-то! Так, Наташа, вспоминай… До Дуняши сидели, и тетушка все жаловалась на… А!»

И Наташа, вспомнив, даже раскраснелась от досады.

«Вот и пытайся что-то расследовать с такой памятью! Ведь Антон Иванович же! Бедный родственник Феофаны, которого не видно и не слышно! Угу…»

Одновременно с этим ее мысленным «Угу» под окном прозвучал тихий свист.

«Вася! – обрадовалась Наташа. – Как хорошо, что пришел!»

От желания поскорей увидеть друга она подошла к окну, решившись спуститься вниз через него. Но лестница, по которой этот спуск был бы возможен, отсутствовала, а прыгать со второго этажа она так и не научилась. Поэтому, захватив шаль и дневник, Наташа поспешила в беседку обычным путем.

Василий сидел, почти неприлично положив правую ногу на скамью. Наташа было удивилась, но, присмотревшись, заметила, что часть Васиной ноги, сразу под штаниной, была замотана бинтом.

– Господи, Вася, что с ногой?

Василий поморщился:

– Разгружали товар, мешок с металлом на ногу скинули. Да ничего, до свадьбы заживет! Может быть, до вашей, барышня, свадьбы, – чуть улыбнувшись, добавил он, вглядевшись в Наташино лицо и замечая в его выражении новые, нежные и взрослые нотки…

А Наташа и не нашлась даже что и ответить. Просто щеки заалелись, и легкое это тепло было радостно…

Конечно, удивительны были отношения Наташи с Василием. И со стороны Василия больше даже, чем со стороны Натальи. Ведь известно, что женщины, в отличие от мужчин, гораздо чаще способны на настоящую, не омраченную любовными страданиями, искреннюю дружбу с противоположным полом. А вот мужчины… Блестящие глаза, ямочки на щеках, немного рискованный вырез платья быстро сменяют чувства дружеские на более глубокие и требовательные. Н-да… Однако дружба между Наташей и Васей сейчас была действительно спокойной и чистой. В Наташиной голове мысли определенного толка вообще не возникали. А Вася… Вася любовью к Наташе уже переболел. Был в его жизни мучительный год, когда он даже и не появлялся у Красковых. Такая близость к мыслям и чувствам его бывшей госпожи, к красоте и доверчивости Наташи не могла не вызвать в нем чувства. И Вася в этот год испил всю горечь запретной для него любви. Он не сходил с ума и не совершал безумных поступков. Он с полным осознанием того, что происходит, просто болел этой любовью. Болел ее невозможностью. Он никогда в жизни не признался бы никому в этом чувстве. К чему? Он холоп, она княжна. И все. С безумно тяжело дававшейся ему отрешенностью он наблюдал за сначала разрастающейся, а потом потихоньку уходящей болью в своей душе. За опустевшей и посеревшей в этот год своей жизнью. За тем, как почти не он, насильно возвращал краски деревьям, цветам, запах хлебу, а мыслям – радость. Он выздоровел. Его шрамы иногда болели, но в душе вместо боли воцарилась стойкая, несокрушимая нежность к Наташе. Он стал ее рыцарем, готовым в любой момент встать на защиту счастья своей госпожи…

Наташа, озабоченная сегодняшним днем, не замечала Васиного молчания и уже говорила, спеша:

– Как славно, что ты пришел! У меня новости есть!

И стала рассказывать о событиях сегодняшнего дня. Что графа, может быть, хотели отравить. Что из соседей пока одно только лицо вызывает подозрение – таинственный тетушкин гость, ее родственник Антон Иванович.

– Хотя не всех соседей еще удалось посетить. Так что…

– Да, может, и он… – Василий в свою очередь рассказал о второй встрече со странным господином в трактире. – Эх, жалко, вы этого Антона Ивановича хотя бы мельком не увидели! Сейчас бы портрет сравнили, и хоть что-то могло стать ясным. Давайте опишу вам господина, которого встречал я, а вы уж в голове на всякий случай портрет этот держите. Э… – Вася сосредоточился, вспоминая: – Телом он худ, однако лицо полноватое, лет за 50 ему будет. Иногда, когда боится чего или робеет, на старичка совсем похож становится. Все морщины разом проявляются и дребезжат так, если вы понимаете, о чем я… Когда же доволен, вроде как молодеет. Даже представительным кажется… Волосы у него густые, темные, в бакенбарды такого же цвета переходят. Глаза голубые с зеленцой, слезятся немного и беспокойные очень. Взгляд ему трудно на чем-то остановить, как будто мысли тревожные так в голове и хороводят. Кожа желтоватая, пальцы слегка искривлены. Воспаление суставов, наверное. Ногу одну как бы поджимает. Ну что еще – росту на голову меня ниже, среднего он роста…