НЕобычная любовь. Дневник «подчиненной», стр. 36

Это была такая штука, что в других обстоятельствах я бы воспринимала ее как унижение и могла бы быть невероятно рассержена если бы это он заставил меня делать такое. Но сейчас я выбирала сама. И я становилась влажной, делая это для него и наблюдая, как он напрягается все больше и больше.

Унижение такого рода невыносимо, но, делая это по собственной воле, я чувствовала себя прекрасно.

Знаю, я противоречивая женщина. Некоторые читатели, несомненно, могли бы сказать, что мое покорное поведение – жалкая пародия на сабмиссива; и, наверное, так оно и есть. Но для себя мы определили свои границы и, отбросив все сомнения, расценили, что 24-часовой контроль не для нас. Хотя, как отметил Адам, когда мы на ночь чистили зубы, вещь это неплохая.

– Знаешь, София, иногда то, что я делаю, выбивает меня из колеи больше, чем тебя мое микроруководство. Я просто не воспринимаю это естественно. Мне нужен равноценный партнер, который подчиняется, а не раб, который повинуется. Когда я наказывал тебя по-настоящему, у меня это не вызвало такого возбуждения, какое бывает от других игр. Я просто чувствовал себя куском дерьма.

Я хохотала до тех пор, пока не подавилась.

– Понятно, это может быть препятствием для вступления в Общество Доминантов, но я никогда в жизни не читал правил вступления, а если бы и читал, то в любом случае проигнорировал бы их. Как говорил Граучо Маркс, «я не хочу принадлежать ни к одному клубу, который примет меня в члены».

Я с облегчением вздохнула. Он поцеловал меня в ухо.

– Может, просто стоит продолжать жить так, как нам нравится? Имеется в виду, что ты можешь высмеивать меня, не заботясь о том, что я восприму это, как напыщенный идиот, и заставлю извиняться за неуважение. Мы можем жить по D/S правилам, а можем и по обычным. Или просто смотреть телик и есть тосты. Практически так я себе представляю идеальные отношения.

И он был прав. И это уберегло нас от секс-контракта, написанного кровью.

Глава 9

Заслуженное наказание

Я не отношу себя к сумасбродкам, правда, предполагаю, что сумасбродки говорят о себе то же самое. Хотя временами я могу быть, как бы это сказать… буйной. Даже наглой. С Адамом это, по большей части, проходит, потому что наши отношения основываются на D/S принципах без чванства. Он тверд, как мой доминант, но я не называю его Господин Фаркуар Магистр Вселенной со всякими там реверансами и не именую себя в третьем лице. По ходу действия накал то возрастает, то спадает в зависимости от того, что мы делаем и в какой обстановке находимся. Иногда стеб между нами становится бесстыдным и даже дурацким. Если потом Адам вспомнит, он может осуществить имитацию акта возмездия за мой «проступок», но, как он любит говорить, ему не нужны причины, чтобы «наказывать» меня: когда приходит время и если у него есть желание, он просто может причинить мне боль, потому что мы оба это любим. Это единственное оправдание, которое ему нужно.

И он не ошибается.

Нет смысла меня «наказывать» за то, что я – это я. В основном он спускает мне с рук мелкие насмешки, рассматривая их как знаки любви, которыми они и являются, и вообще очень терпеливо относится к моим дерзким высказываниям, которые, несмотря даже на собственную склонность к покорности, я не могу удержать при себе.

Когда приходит время и если у него есть желание, он просто может причинить мне боль, потому что мы оба это любим.

Ну, в основном терпеливо.

Замечу, что тогда я издевалась над ним больше обычного, хотя, если меня спросят, то с трудом смогу объяснить почему. Я была в особенно хорошем настроении, которое, возможно, и усилило это, потому что когда я счастлива, то, как правило, становлюсь совершенно неуправляемой. Это было в период после особенно драматической сцены, которую мы разыграли несколькими днями раньше, и постоянно прокручивавшейся у меня в голове – в хорошем смысле – что-то вроде тех воспоминаний, которые вдруг возникают в сознании, пока ждешь, когда вскипит чайник, и заставляют краснеть от возбуждения и стыда. Вероятно, это подсознательно и побудило меня бунтовать несколько больше обычного. Возможно, это был способ восстановить равновесие от воспоминаний о том, как я лежу на полу в кухне, голая, избитая и покрытая его спермой. Хотя, скорее всего, причина крылась в присутствии компании нескольких моих старых университетских друзей, которые приехали в гости на выходные и были в блаженном неведении относительно того, что мы вытворяем в спальне.

Итак, я гнула свое. Всякий раз, когда мои университетские друзья собираются вместе, насмешки и сарказм расцветают, и остановиться нелегко. Но как же весело смотреть на него, когда он сужает глаза после того, как все начинают смеяться, и смотрит на меня, как бы говоря: «Не будь их здесь, ты бы немедленно оказалась поперек дивана и горько пожалела о том, что сейчас сказала», в то время, как я, многозначительно сверкая глазами, отвечаю: «Знаю! Но они здесь. Ха-ха!»

Сейчас я могу признать: я перегнула палку. Хотя в тот момент так не думала. Мы обедали – димсам из китайского супермаркета, затем жареная говядина с имбирем и луком, и в довершение всего холодное пиво, – а стеб продолжался. Я увидела, как сузились его глаза от моих бесстыжих замечаний, но знала, что сделать он ничего не сможет. Это по-настоящему заставило меня рассмеяться, а его остроумные ответы и явная направленность возрастающих тактильных тенденций создали у меня впечатление, что он воспринял все хорошо. Но справедливости ради отмечу: он все же снисходительно улыбнулся, сверкнув глазами.

Пока мы загружали посудомоечную машину, а наши гости в комнате подготавливали доску для скребла, он задержал меня для поцелуя. Смеясь, я обняла его и впилась в его губы с тем весельем, которое длилось весь день, радуясь, как хорошо он принял моих друзей, просто наслаждаясь хорошей компанией и приятно проведенным временем. Поцелуй креп, и вдруг мы уставились друг на друга тем взглядом двух ребят, которые – плевать, насколько хороша компания – просто жаждут сорвать друг с друга одежду.

Я могла видеть похоть в его глазах, и на все сто была уверена, что он в моих – тоже.

Я могла видеть похоть в его глазах, и на все сто была уверена, что он в моих – тоже. Неожиданно оказалось, что играть я хочу совсем не в скребл. Я рванулась поцеловать его снова и укусила зубами за нижнюю губу. Он рыкнул на меня:

– Что с тобой сегодня?! Ты какая-то перевозбужденная.

Я засмеялась.

– Извини, ничего не могу с собой поделать. Меня забавляет делать такое, когда кругом люди, – я ущипнула его за задницу. Сильно так ущипнула, и он дернулся. – Не смотри на меня так, ты уже большой ребеночек. Ты-то делаешь мне хуже. Просто у тебя низкий болевой порог.

Он посмотрел на меня с деланым негодованием.

– Ребеночек? Я?! Ну погоди, останемся одни, тогда ты узнаешь, кто – ребеночек.

Я скорчила ему рожу и, еще раз ущипнув, чмокнула в нос.

– Приятного отмщения! Сказать легко. А вот сделать ты ничего не сможешь, пока Сэм и Эмили не отправятся домой. Слишком громко, – я изобразила на лице притворное расстройство. – Что поделать…

Он схватил меня за плечи и осадил другим поцелуем.

– Ах, ты моя милая безрассудная София, – он наклонился и прошептал мне на ухо. И я постаралась не дрогнуть. – Вызов принят.

Адам куснул меня за мочку, и прежде чем я отреагировала и затихли его слова, он, подхватив бутылку вина и насвистывая, продефилировал в комнату.

И только я подумала, что развлечения на сегодня закончены, как началась игра. И, между прочим, не скребл.

Я принимала душ перед сном, чтобы уменьшить нагрузку на ванную утром, когда все мы должны были успеть собраться, и пришла из ванной в спальню мокрая и прикрытая только полотенцем. Он ждал, пока я закрою дверь. Я еще ничего не успела понять, а полотенце уже было сорвано и брошено на пол, и от холодного воздуха по моей влажной коже побежали мурашки. Он вцепился мне в волосы и затащил на кровать. Я взвизгнула от неожиданности, и он быстро закрыл мне рот рукой, утихомирив меня.