Жертва всесожжения, стр. 81

– Ты меня пугаешь, – тихо сказала я.

– Нет, mа petite, это будут делать они – с тобой, со мной, со всеми нами.

С этими словами утешения Жан-Клод отправился собирать народ. Я пошла за сумочкой и вкусной помадой. Совет тоже поставил некоторые условия: никакого оружия. Вот почему я так оделась: с первого взгляда видно, что у меня ничего нет. Жан-Клод решил, что это лишит их предлога меня обшаривать. Когда я спросила, что за важность такая, он ответил только: «Ма petite, лучше не давать им повода к тебе прикасаться. Поверь мне».

Я поверила. Я тоже не хотела, чтобы кто-нибудь из совета меня трогал. Когда бы то ни было.

Долгая ожидалась ночь.

49

Там, где стоял когда-то трон Николаос, а потом расположилась гостиная Жан-Клода, устроили пиршественный зал. Где-то нашли стол более десяти футов длиной. Виднелись только его тяжелые лапы с когтями и резными львиными мордами, а остальное было покрыто золототканной скатертью, переливающейся на свету. Если бы действительно с нее пришлось есть, я бы боялась ее запачкать, но еда на столе отсутствовала. Стульев тоже не было. И тарелок. Лежали белые льняные салфетки в золотых кольцах, стояли хрустальные бокалы и промышленных размеров подогреватели с голубым газовым пламенем под блестящей поверхностью. Над столом был подвешен за руки мужчина, точно над пустым подогревателем. Мускулистый торс был обнажен, рот замотан тряпкой, прихватившей и собранные в пучок волосы. На висках они были сбриты, но это не совет сделал в порядке мучений, а он сам. В окружении Жан-Клода он появился недавно, высказав желание стать вампиром, и теперь проходил что-то вроде ученичества, работая мальчиком на побегушках. Сейчас, очевидно, он должен был послужить закуской перед обедом.

Со мною, Жан-Клодом и Ричардом были Джемиль, Дамиан, Джейсон и, как ни странно, Рафаэль. Царь Крыс настоял, что пойдет с нами, и я не слишком горячо спорила. Нам разрешили взять с собой по одному сопровождающему плюс Джейсона. Его присутствия Иветта требовала особо. Взяв его с собой, мы получили лишнего вервольфа, но синие глаза его были чуть слишком большими, дыхание чуть слишком убыстренным. Иветта вполне соответствовала представлению Джейсона об аде, и ад послал ему приглашение.

Эрни глядел на нас, дергаясь и болтая ногами, пытаясь что-то сказать через кляп. Кажется, «снимите меня», но голову на отсечение я бы не дала.

– И что это все значит? – спросил Жан-Клод. Голос его наполнил просторный зал, шипя и перекатываясь, пока не вернулся резким свистящим эхом.

Из дальнего коридора выступил Падма. Его одежда сверкала золотом не хуже той скатерти. Он даже надел золотой тюрбан с фазаньими перьями и сапфиром больше моего пальца. Как актер, который пробуется на роль магараджи.

– Ты нам не оказал ни малейшего гостеприимства, Жан-Клод. Малкольм и его народ предложили нам подкрепиться. Но ты, Принц Города, не предложил ничего. – Он показал на Эрни. – Вот этот вошел сюда без нашего разрешения. Он сказал, что он твой.

Жан-Клод подошел к столу так, чтобы смотреть в лицо Эрни.

– Ты вернулся из отпуска на два дня раньше срока. В следующий раз, если будет следующий раз, сперва позвони.

Эрни глядел на него выпученными глазами, что-то мыча сквозь кляп, и задергал ногами так, что даже закачался.

– Если будешь дергаться, плечи заболят еще сильнее, – сказал ему Жан-Клод. – Успокойся.

После этих слов Эрни медленно обмяк. Жан-Клод поймал его взгляд и убаюкал его – если не усыпил, то, во всяком случае, успокоил. Напряжение оставило его тело, и он глядел на Жан-Клода пустыми ждущими глазами. Он перестал бояться – и то уже хорошо.

Гидеон и Томас вышли из коридора и встали по обе стороны от Падмы. Томас был в мундире, сапоги надраены, как черное зеркало. Белый шлем с конским хвостом в виде султана. Китель красный, пуговицы медные, белые перчатки – даже шпага на боку.

Гидеон был почти гол – с единственной на теле белой набедренной повязкой. Еще был тяжелый золотой ошейник с мелкими бриллиантами и крупными изумрудами, и по нему рассыпались тщательно расчесанные золотые волосы. От ошейника шла цепь, конец которой находился в руках Томаса.

Падма протянул руку, и Томас подал ему цепь. Ни Томас, ни Гидеон не обменялись даже взглядом. Они уже видали это представление.

Единственное, что удержало меня от какой-нибудь язвительной реплики, – это то, что сегодня я обещала дать говорить Жан-Клоду. Он боялся, как бы я кого-нибудь не разозлила. Это я-то?

Жан-Клод обошел вокруг стола. Мы с Ричардом шли на шаг позади него, будто передразнивали Падму и его зверинец. Эту символичность заметили все. Но только мы с Ричардом притворялись, а наши отражения – вряд ли.

– Насколько я понял, вы хотите перерезать ему горло, слить кровь в подогреватель и предложить нам всем? – спросил Жан-Клод.

Падма улыбнулся и грациозно склонил голову.

Жан-Клод рассмеялся своим дивным осязаемым смехом.

– Если бы ты действительно собирался это сделать, Мастер Зверей, ты бы подвесил его за ноги.

Мы с Ричардом переглянулись у него за спиной. Потом я оглянулась на мирно висящего Эрни. Откуда Жан-Клод знает, что подвешивать надо за ноги? Ладно, глупый вопрос.

– Ты хочешь сказать, что мы блефуем? – спросил Падма.

– Нет, просто работаете на зрителя.

Падма улыбнулся почти до самых глаз.

– Ты всегда хорошо умел играть в эту игру.

Жан-Клод слегка поклонился, не отрывая глаз от собеседника.

– Я польщен твоей высокой оценкой, Мастер Зверей.

Падма сухо и резко рассмеялся.

– У тебя медовый язык, Принц Города. – Вдруг юмор резко испарился, пуф – и нету. Лицо Мастера Зверей закаменело, стало пустым, один только гнев остался в нем. – Но все равно ты был негостеприимен. Мне пришлось питаться через своих слуг.

Он потрепал Гидеона по холке. Тигр-оборотень не прореагировал. Будто Падмы здесь и не было. Или будто не было Гидеона.

– Но есть среди нас другие, не столь счастливые, как я. Они голодают, Жан-Клод. Они на твоей территории, у тебя в гостях, и испытывают голод.

– Их кормил Странник, – ответил Жан-Клод. – Я думал, что он кормит и тебя.

– Мне не нужна эта сброшенная энергия, – сказал Падма. – Он поддерживал других, пока вот эта, – свободной рукой он показал на меня, – не велела ему перестать.

Я хотела что-то сказать, чуть не попросила разрешения, но потом подумала – а хрен с ним.

– Попросила его перестать, – поправила я. – Никто не говорит Страннику, что ему делать.

От такой дипломатичности у меня аж зубы заныли.

Сначала в комнату влетел громогласный смех, и лишь потом вошел он. Новое тело Странника было молодым, мужским, красивым и настолько недавно умершим, что даже сохранило хороший загар. Рядом с ним шел Балтазар и с видом обладателя этого тела ощупывал его. Новая игрушка. Мне говорили, что Малкольм одолжил Страннику одного из членов Церкви. Интересно, знает ли Малкольм, что Странник и Балтазар делают с этим телом.

Сказать, что они оба были в тогах, было бы не совсем точно. Странник был завернут в ткань сочного пурпурного цвета, заколотую на плече золотой брошью с рубином. Обнаженное левое плечо выгодно показывало загорелую кожу. На талии этот наряд затягивался двумя плетеными красными шнурами. Одежда доходила почти до лодыжек, открывая ремешки сандалий.

Брошь на плече у Балтазара была серебряной с аметистом. Обнаженное плечо и часть груди не оставляли сомнений в том, что он мускулист, – хотя это и так было очевидно. В талии красную тогу охватывали пурпурные шнуры.

– Вид у вас, ребята, как у близнецов Бобси, – сказала я.

Жан-Клод кашлянул.

Я замолчала. Но если у каждого сегодня будет такая моднячая одежда, боюсь, я не удержусь от реплик – пищи для них хоть отбавляй.

Странник закинул голову и расхохотался. Смех радостный, веселый и чуть-чуть резкий, отдающий змеиным шипением. На меня упал взгляд темно-карих глаз, но за ними был он, Странник. Я бы узнала его, чьими бы глазами он ни смотрел.