Игра в прятки, стр. 14

Я не могла отвести от него взгляд.

– Тогда позвольте и мне увидеть ваше лицо. Не могу же я отдать свое сердце неизвестно кому.

Он вел себя как-то странно. Многие мужчины пытались соблазнить меня после того, как я стала кем-то, добилась известности, но здесь ко мне применили новый подход.

«И я, пожалуй, возьму ваше сердце, а не драгоценности».

Незнакомец снова поклонился и одним движением снял капюшон и маску.

Передо мной стоял, говорю это без всякого преувеличения, самый красивый из всех мужчин, каких я когда-либо видела. Длинные светло-русые волосы падают на плечи, зеленые глаза лучатся светом. В голове у меня зазвучала музыка. Судя по смуглой коже, он много времени проводил под открытым небом, но морщины пощадили лицо, которое оставалось по-юношески гладким. Улыбка приоткрыла идеально ровные белые зубы.

– Раффлз? Неужели? А как вас называют при свете дня?

– Уилл. Уилл Шеппард.

Он отступил на шаг, вероятно, желая насладиться произведенным эффектом.

Никакого эффекта. Его имя не говорило мне абсолютно ничего. Я никогда его не слышала.

– Очень приятно. – От меня не укрылся некоторый акцент. – Вы американец?

– Родился в Америке. Большую часть жизни провел в Англии. Что касается акцента, то мне не хотелось, чтобы меня принимали за англичанина. Я, знаете ли, бываю иногда довольно упрямым. Точнее, почти всегда.

– И чем же вы занимаетесь, мистер Шеппард? Когда не похищаете драгоценности?

Его улыбка стала еще шире.

– Боюсь вас разочаровать, но я играю в футбол. У вас это называется соккер. Вы могли бы посмотреть, как я играю.

– С удовольствием. Когда-нибудь. Хотя, должна предупредить, я не большая поклонница спорта.

– Зато я ваш стойкий и преданный поклонник. Мне нравятся ваши песни. Особенно слова. – Он вдруг взял меня за руку. – Я постоянно слушаю вашу музыку, Мэгги Брэдфорд, и хочу, чтобы сегодня вечером вы поехали со мной. Я говорю правду. Мы будем заниматься любовью. Давайте уйдем отсюда. Вы ведь тоже этого хотите.

Как он посмел сказать мне такое? Как мог... «Вы ведь тоже этого хотите».

– Как вы смеете подобным образом разговаривать со мной! – крикнула я, перекрывая звучащую в зале музыку.

Я ударила его по лицу. Сильно. Наотмашь.

Он отступил, похоже, удивленный. Мой крик, должно быть, долетел до музыкантов, потому что они остановились, не доиграв мелодию. Все повернулись и уставились на нас.

Мне было наплевать – пусть смотрят! Его прикосновение – прикосновение Филиппа, его слова – слова Филиппа.

– Если вы действительно слушали мои песни, то должны были понять, что я думаю о таких, как вы. – Голос мой дрожал, меня трясло. – Вы испортили мне вечер. Мне совершенно безразлично, кто вы такой, пусть даже лучшим в мире футболист. Для меня вы – заурядная мразь, дрянь, и если вы еще хоть раз осмелитесь заговорить со мной, я... – убью вас, едва не сорвалось у меня с языка.

Он уже повернулся и направился к выходу, поэтому я не закончила. Он шел размеренным шагом, высоко держа голову, по-мужски твердо, провожаемый взглядами всех присутствующих.

Я застыла на месте, стараясь совладать со смущением, отвращением и гневом. Снова заиграла музыка, и гости обратились к танцам. Леди Тревелин подошла ко мне и погладила по руке.

– Извините, – сдерживая слезы, пробормотала я. – Мне очень жаль, что так случилось. Я вовсе не собиралась устраивать сцену, но... извините.

– Даже и не думайте, – с улыбкой сказала она. – Уилл Шеппард получил по заслугам, и в этом зале нет женщины, которая не аплодировала бы вам сейчас. Это, конечно, не значит, что они не готовы при первой возможности запрыгнуть к нему в постель. Но в любом случае мы все благодарны вам.

Книга вторая

Затишье перед бурей

Глава 24

На то судебное заседание меня повезли утром. Не помню, каким по счету оно было, но помню, что одним из самых ранних. Выход за пределы камеры всегда приятен, пусть даже только для того, чтобы прокатиться от тюрьмы до здания суда и обратно.

Разумеется, поездка легкой не получилась. Конечно, в нашей стране человек считается невиновным до тех пор, пока суд не докажет обратное, но множество людей уже вынесло вердикт заочно. На меня повесили ярлык убийцы. Для одних я виновна в убийстве, другие просто считают, что я спала со всеми подряд и поплатилась за это, хотя, видит Бог, в этом предположении нет ни грана правды. Больнее и глубже ранят те, кто называет меня плохой матерью. Если бы они увидели нас, всех троих, вместе или расспросили обо мне моих детей, то сразу бы поняли, как сильно ошибаются.

Но меня осудили досрочно. Женщины, как оказывается, виновны до тех пор, пока не докажут обратное.

Итак, в то солнечное летнее утро я отправилась в суд, радуясь уже тому, что оказалась на улице. В воздухе плыла пыльца, и многие прохожие чихали, а припаркованные машины покрывал тонкий слой зеленоватой пыли.

Тюремные охранники знали меня и, проявляя сочувствие, старались защитить от собравшейся у здания суда толпы. Некоторые из моих «поклонников» размахивали заранее приготовленными плакатами: «Мэгги – убийца», «Мэгги – черная вдова» и «Посадите Мэгги на стул – она устала от убийств».

– Опустите голову и просто следуйте за нами, – сказал один из охранников.

После многих дней взаперти мне хотелось оглядеться, может быть, увидеть знакомое лицо, но охранник был прав. Я опустила голову, хотя с опущенной головой обычно ходят виновные.

Репортеры – люди хитрые и прекрасно знают, где нужно спрятаться, чтобы выскочить из засады, когда их жертва менее всего ожидает подвоха.

Как обычно, на меня обрушилась лавина самых бестактных вопросов. Некоторые из репортеров совали микрофоны чуть ли не в лицо – может быть, хотят, чтобы я им спела?

Какая-то женщина с жидкими обесцвеченными волосами перегнулась через веревочное ограждение.

– Мэгги! Послушайте, Мэгги! Пожалуйста! – умоляюще прокричала она.

Я невольно повернулась, встретившись с ее взглядом.

– Как насчет Патрика? – неожиданно спросила она. Из-за ее спины в меня безжалостно целился объектив телекамеры. – Его вы тоже убили? Убили, Мэгги?

Никогда в жизни я не плевала в человека. Никогда. Но в то утро я плюнула в ту женщину. Сама не знаю, что на меня нашло.

Разумеется, оператор успел это заснять, чтобы показать уже в ближайшем выпуске новостей и потом еще много-много раз.

Вот она, настоящая Мэгги Брэдфорд.

Как насчет Патрика?

Вы убили трех мужчин, Мэгги?

Никто особенно не удивится, если вы сделали это.

Глава 25

– Бухгалтеры ни черта не понимают. А если так, то с какой стати мы им платим? Без этих расходов я как-нибудь проживу!

Так говорил Патрик О'Мэлли, стоя на пороге ванной комнаты, на третьем этаже своего до сих пор остающегося безымянным отеля на углу Шестьдесят пятой улицы и Парк-авеню.

Объектом гнева в данном случае стал его бухгалтер и финансовый директор Морис Фройнд. Мнение босса о бухгалтерах Фройнд слышал уже не раз, а потому реагировал на него спокойно.

– Мы оба знаем, во что это обойдется. Ты запросто сможешь сэкономить.

– Мыло «Пирс» необходимо! – бушевал О'Мэлли. – И полотенца «Порто» тоже необходимы! И без джакузи эти апартаменты не имеют права называться апартаментами!

Фройнд вздохнул и пожал плечами:

– У нас есть хорошие новости: все номера уже зарезервированы. И есть плохие: мы теряем деньги на каждом предварительном заказе.

– Пересмотрим чертовы цены. Если обещаешь лучшее, то и давать надо лучшее, а мой отель будет лучшим, черт возьми, или я засуну это мыло в твою задницу!

– Я не против, если это будет «Пирс», – усмехнулся в ответ Фройнд.

О'Мэлли хмыкнул.

– Строители идут по графику?

– Да. По своему графику. С опозданием на восемь месяцев и перерасходом на двадцать процентов.