Фиалки синие, стр. 23

— Ты трудоголик? — спросила Мейси. — Только ответь честно.

— О нет... Точнее, может быть... А еще точнее, иногда я действительно страдаю этим недугом.

— Надеюсь, не в данный период? По крайней мере не сегодня вечером?

— Нет, всю прошлую неделю я, можно сказать, отдыхал. А сегодня вечером вообще расслабился. Был бы рад, если бы подобное случалось в моей жизни почаще, — сказал я и рассмеялся.

— Сейчас ты выглядишь вполне довольным, — заметила Мейси. — Хорошо, что мы снова встретились.

Мы продолжали непринужденно болтать. Людей вокруг было немного, и нам ничто не мешало.

— Я навела о тебе справки у подруг, — призналась она хихикая. — Многие из них уверены, что «Алекс Кросс никому недоступен». Одни считают тебя самовлюбленным богачом, другие вообще сумасшедшим. Почему, Алекс?

Я покачал головой.

— Люди обожают давать другим характеристики, меня это всегда смешило. А ведь я до сих пор живу в старом районе... Разве самовлюбленный богач остался бы в Саут-Ист?

Мейси со мной согласилась:

— Вообще-то да, ты прав. Далеко не все понимают, что такое вырасти в Саут-Ист, Алекс. Мои родители назвали меня в честь чертова универмага, представляешь?

— Представляю, я ведь сам из Саут-Ист.

Мы подняли бокалы и рассмеялись.

Пару раз я заговаривал об ужине, но Мейси больше нравилось просто болтать и потягивать вино. Я знаком с шеф-поваром этого ресторана Ри Лакосте, все ее блюда — настоящее объедение. В крабовые пирожные, начиненные фирменным салатом, я просто-напросто влюблен. Мы выпили еще по бокалу вина, и Мейси, опережая меня, заказала третий.

— Точно не хочешь есть? — спросил я немного погодя.

— Я ведь сказала, что не хочу, — ответила она с напряженной улыбкой. — Мне нравится просто сидеть и разговаривать с тобой, а тебе — нет?

Общаться с Мейси доставляло мне удовольствие, но я с самого утра ничего не ел и чувствовал, что если в скором времени плотно не поужинаю, то упаду в голодный обморок. Перед глазами у меня так и стояла большая тарелка с густым наваристым бобовым супом. Я глянул на часы. Половина одиннадцатого. Я задумался о том, до которого часа здесь подают ужин.

Мейси принялась рассказывать о своих замужествах. Ее первый супруг был лентяем и неудачником, второй — молодой парень из Гренады — оказался еще более ужасным типом. Она говорила все громче и громче, и люди уже начали поглядывать в нашу сторону.

— Вот так и получилось, Алекс. А мне уже тридцать семь. Пришлось опять пойти работать, хотя я страшно этого не хотела. Учу первокурсников, пытаюсь впихнуть в них сокровища английской литературы... Должна признаться, это полный кошмар!

Совсем недавно Мейси утверждала, что ей нравится преподавать. Быть может, я неправильно ее понял, или она сказала об этом с сарказмом. Я больше ничего не говорил, сидел и слушал ее бесконечные рассказы. В конце концов Мейси заметила это и положила свою руку на мою. У нее была нежная темная кожа.

— Прости, Алекс, я немного опьянела. И чересчур много болтаю, верно? Извини.

— Мы не виделись целую вечность. Неудивительно, что нам есть о чем поболтать.

Мейси взглянула на меня своими прекрасными карими глазами. Мне стало жаль, что оба ее брака закончились плачевно и что в любви ей довелось хлебнуть немало горя. Мейси, по-видимому, до сих пор страдала.

— Ты и вправду отлично выглядишь, — промолвила она. — И умеешь слушать. Для мужчин это нехарактерно.

— Мне нравится тебя слушать, Мейси.

Она положила руку на мою и легонько царапнула ее ногтями. Мне понравилось. Мейси облизнула верхнюю губу и прикусила нижнюю. Я постепенно начал забывать, что мечтаю о крабовых пирожных и бобовом супе. Мейси спокойно посмотрела мне в глаза.

Мы оба были взрослыми, свободными людьми, к тому же меня многое привлекало в этой женщине.

— Я живу недалеко, Алекс, — сказала она. — Я редко на подобное отваживаюсь, но... Пойдем ко мне. Просто проводи меня домой.

До дома Мейси, удаленного от ресторана на десять небольших кварталов, мы шли пешком. Мейси немного покачивало, а разговаривала она протяжно и нечетко. Я обнял ее, чтобы не дать ей упасть.

Ее квартира располагалась на первом этаже и была обставлена минимумом мебели. У одной из светло-зеленых стен стояло черное лакированное пианино, над ним висела помещенная в рамку журнальная статья о Руди Кру. Я прочел его слова, выделенные жирным шрифтом: «Образование — распределение знания... Кому именно передать его — важнейший вопрос педагогов нашей страны».

Несколько минут мы с Мейси обнимались на диване в гостиной. Я прикасался к ней и целовал ее с большим наслаждением. Однако чувствовал некий дискомфорт и сознавал, что должен уйти. По крайней мере сегодня нам не следовало вступать в близкие отношения. Мейси была немного не в себе.

— Найти хорошего парня чертовски трудно, — проговорила Мейси, прижимаясь ко мне. Она до сих пор растягивала слова. — Если бы ты только знал, если бы знал... Все так паршиво, просто ад какой-то.

Я прекрасно знал, что найти подходящего спутника жизни неимоверно трудно. Но поддерживать разговор не стал, решив, что лучше сделаю это как-нибудь в другой раз.

— Мейси, я, пожалуй, пойду. Я очень рад, что мы снова увиделись, и мне понравился этот вечер.

— Так я и думала! — взорвалась Мейси. — Ну и уходи, Алекс. Иди же! Я больше не желаю тебя видеть!

Прежде чем ее глаза наполнились гневом, в них промелькнуло нечто восхитительное, почти непреодолимое. Промелькнуло и исчезло. Может, бесследно, а может, и нет. В следующее мгновение Мейси разразилась слезами, и я понял, что попытка успокоить ее не приведет сейчас ни к чему хорошему. А унижаться я не желал.

Поэтому просто ушел из этой квартиры с лакированным пианино и мудрой цитатой Руди Кру. Сойтись с Мейси Френсис у меня не получилось. Во всяком случае, сейчас.

Какой печальный вечер.

Найти хорошую подругу тоже чертовски трудно, Мейси.

Боже, как я ненавижу свидания.

Глава 40

Воспоминания о проведенном с Мейси Френсис вечере не давали мне покоя несколько дней, прокручивались в голове снова и снова, будто навязчивая тоскливая мелодия. Я не ожидал, что все закончится именно так, и тяготился преследовавшими меня видениями и чувствами. Перед глазами еще долго стоял взгляд Мейси, исполненный душераздирающей боли, незащищенности и гнева, от которых очень сложно избавиться.

В среду вечером после работы я предложил Сэмпсону что-нибудь выпить. Мы договорились встретиться в баре «Марк», местной забегаловке в паре кварталов от Пятой улицы. Потолок там жестяной, полы дощатые, стойка — из старого обшарпанного дерева, а вентилятор вращается очень медленно, будто ленится набрать обороты.

— Черт! — воскликнул Сэмпсон, явившись в бар. Я сидел за одним из столиков с кружкой пива в руке и рассеянно пялился на старинные настенные часы. — Надеюсь, ты не обидишься, если я честно скажу: хреново выглядишь, дружище. Как ты спишь? И наверняка до сих пор один, верно?

— Я тоже рад тебя видеть. Присаживайся, выпей пивка.

Сэмпсон сел, положил мне на плечо свою гигантскую руку и обнял меня, будто я был его ребенком.

— Что, черт возьми, с тобой творится, а? — спросил он.

Я покачал головой.

— Точно не знаю. Операция на Западном побережье закончилась ничем. А меня страшно вымотала. О смерти Бетси Кавальерр до сих пор ничего не известно. В довершение всех бед недавно я сходил на свидание, которое напрочь отшибло у меня охоту общаться с женщинами.

Сэмпсон кивнул.

— Слова этой безрадостной песни, по-моему, мне знакомы.

Он заказал у бармена, бывшего копа, нашего общего знакомого по имени Томми Дефео, кружку «бада».

— Дело, которым я занимался в Калифорнии, закончилось полным кошмаром, Джон. Убийцы исчезли. Как будто растворились. Раз — и все. А у тебя как дела? Выглядишь отлично.

Сэмпсон поднял указательный палец и направил его прямо мне в лоб.