Абрафаксы под черным флагом, стр. 3

— Что ты наделал? — закричал другу Брабакс.

— Ничего я не делал! — пропищал тот испуганно. — Ох, что же это такое тут творится! Батюшки мои!

Свечение становилось все ярче и ярче, из недр чаши вырывались яркие хищные молнии. Зал наполнился фантастической какофонией звуков. Все предметы вокруг скрежетали, скрипели, лязгали и позванивали. Световой столб дорос до потолка и стал постепенно расширяться. Трое друзей и странная чаша оказались внутри этого светового потока, замершего на какое-то мгновение, а потом вдруг начавшего закручиваться все быстрее и быстрее, увлекая за собою все, что попадалось на его пути. В отчаянии все трое схватились за руки, чтобы хоть как-то удержаться вместе, но неведомая сила тянула их вверх, поднимала все выше и выше, и вместе с ними неслась в никуда старинная загадка ацтеков — золотая чаша.

— Я не хочу, я больше не могу! — кричал Калифакс. — Отпустите меня!

— Не ори! Хватайся за чашу! За ручку! Давай! — скомандовал Абракс, и ребята обеими руками ухватились за толстые массивные ручки.

— Братцы! Меня тошнит! — все вопил Калифакс.

— Закрой глаза! — крикнул ему Брабакс, и очень вовремя, потому что световой столб вдруг из желто-зеленого превратился в кроваво-красный. Зрелище не из приятных. Приятного вообще во всем происходящем не было. Утешало одно: теперь, когда центробежная сила, поднимавшая и чашу, и друзей, равномерно воздействовала на всех, невольных аэронавтов не так болтало. Все-таки не зря ацтеки любили массивные вещи!

Самый слабонервный на секунду угомонился, но все-таки не выдержал и открыл глаза. Кровавое марево, пронзающие его черные молнии, напоминавшие скрещенные кости, в секунду перепугали любителя жареной картошки до смерти. Он завопил как резаный и с криком «Мамочки!» сорвался вниз.

— Калифакс! Куда ты? Калифакс! Куда ты?! — пытались хоть как-то удержать его друзья, но все тщетно. Слова для стихии — не препятствие. Бедняга Калифакс сгинул в недрах проклятого потока.

Ужас, казавшийся нескончаемым, вдруг изменил свой характер. Друзья почувствовали, как непостижимым образом изменилось направление потока, их стало тянуть не вверх, а вниз. Свечение, красное марево, черные молнии — все пропало в этой кромешной тьме, и они летели теперь куда-то вниз.

Золотая чаша гирей оттягивала руки. «Да ну ее, к шуту гороховому!» — успел подумать Брабакс и расцепил побелевшие пальцы. Абракс тут же последовал примеру друга.

Секунда свободного полета — и раздался страшный грохот. Ацтекский сосуд завершил свое падение, будто приземлившийся инопланетный корабль. Вслед за ним шмякнулся Абракс, своим телом смягчивший падение щуплого Брабакса.

— С мягкой посадкой! — мрачно изрек рыжий.

— Кому мягкая, а кому и не очень! — послышался из-под него сдавленный голос.

— Могло быть гораздо хуже, — рассудительно заметил Брабакс и как следует потянулся, чтобы размять затекшие конечности.

— Ой! Ай! — вновь раздались сиплые междометия Абракса. — Изверг! Кончай разглагольствовать!

— И чего ты такой нервный? — благодушно полюбопытствовал друг, не спешивший вставать со своего мягкого ложа. Во всяком случае, ему после пережитой тряски и болтанки казалось, что он устроился вполне прилично и против ожидания чувствовал себя превосходно. — Ты где там? Вылезай! — позвал он товарища по несчастью.

— Где-где! Навалился своей тушей, а потом спрашивает где. Слезай давай!

— Ну так бы и сказал, — проворчал Брабакс, неохотно расставаясь с насиженным местечком. — И вообще, что значит туша? То я у вас скелет бродячий, то тебе, пожалуйста, туша. Вы уж определитесь сначала, а потом обзывайтесь. И кстати, где вечно голодный? Где Калифакс?

Абракс не мог ответить на этот вопрос, уже хотя бы потому, что в настоящий момент больше напоминал камбалу, выброшенную на берег. С трудом поднявшись, он огляделся по сторонам. Темные стены. Дощатый пол. Крошечное окошко странной формы, сквозь которое еле-еле пробивается сумрачный свет. Затхлый запах сырости и плесени. Калифакса нигде нет, рыжий, надувшись, стоит в сторонке.

— Слушай, а где это мы?

— Понятия не имею.

— Ох, что это у меня так башка кружится и как-то все качается?

— Я полагаю, что это происходит оттого, что мы, судя по всему, попали на корабль, — сухо объяснил Брабакс, любивший всему находить разумное объяснение. — В пользу моего предположения свидетельствуют: первое — находящиеся в данном помещении предметы; второе — скрип корабельных снастей и, третье — своеобразный, покачивающийся ритм движения пола в нашей каюте… Гм, скорее даже — в трюме.

Абракс с трудом разглядел в полутьме какие-то канаты, снасти, бочки, ящики… Действительно, похоже на корабль… Но только, пожалуй, на старинный, вроде того, что они видели в Музее восковых фигур… Ну и где же тут прикажете искать Калифакса?

— Калифакс! — позвал Абракс.

— Калифакс! — решил присоединиться к нему Брабакс, переставший дуться и теперь по-настоящему обеспокоенный исчезновением любителя поесть. «Куда мог подеваться этот несчастный обжора? Вот ведь олух какой, взял и отцепился. Где его теперь носит?» — так думал Брабакс, внимательно изучая новое местопребывание.

— Калифакс! Калифакс! — не прекращая осмотра, кричали друзья на все лады.

Никто не отзывался. Калифакс исчез.

Глава 2. Маленькие радости большого морского путешествия

— Что это там такое? — спросил Карлос, разбуженный непонятным шумом. Он только удобно устроился тут в тенечке, под пушкой, чтобы вздремнуть часок-другой, и на тебе. Ну никакого покоя.

— Что это там такое? — раздался такой же вопрос с другой стороны пушки. Это проснулся Хуан, который тоже прилег отдохнуть за компанию. Лишенный, в отличие от товарища, спасительной тени, он для собственного комфорта пользовался круглыми темно-синими очками.

— Вроде как ребенок где-то пискнул?

— Ага, жеребенок, — хмыкнул глуховатый Хуан. — Совсем уж от безделья крыша поехала. Что у нас тут, детский сад?

— Ага, зоосад, — передразнивая, ответил ему в тон Карлос и сам рассмеялся своей удачной шутке.

Глядя на гогучещего остряка, Хуан тоже развеселился, и скоро оба они хохотали во всю глотку.

— Хо-хо-хо-хо! Ха-ха-ха! — заливался один.

— Ха-ха-ха! Хо-хо-хо! — вторил ему другой.

Карлос — маленький круглый толстяк с огромными обвислыми усами. Самым выдающимся в его персоне в самом прямом смысле этого слова был живот. Вернее, не живот, а необъятнейшее пузо, которое выглядело так, как будто Карлос случайно проглотил несколько арбузов. С такими габаритами совсем не просто подобрать одежду. Карлос, видимо, не слишком обременял себя проблемой подбора гардероба. Его костюм состоял лишь из одной зеленой жилетки, явно трещавшей по швам, и бывших белых штанов вроде шаровар, которые тоже уже кое-где разъехались. Впрочем, все это не слишком волновало Карлоса, главное, чтобы держались. Дырки же да прорехи — не беда. При карибской жаре даже и хорошо. Вентиляция. А вот чем он действительно гордился, так это своим шлемом. Такие выдают не каждому, а только тому, кто служит на военном корабле, пусть даже не в абордажной команде или в десанте, а всего лишь простым матросом.

Хуан был ненамного выше своего приятеля, но рядом с ним казался настоящей жердью, оттого что был худым как щепка. Главное украшение Хуана — огромная окладистая борода, которая придавала всей его фигуре свирепый вид. Правду сказать, он и без того выглядел довольно свирепо: весь был какой-то нечесаный и косматый, а длинные волосы грязными патлами свисали со лба. Как он ни пытался привести в порядок свою шевелюру: собирал волосы в хвост, подвязывал их лентой или водружал на лбу шейный платок, — ничего не помогало! Все равно его прическа напоминала разворошенный стог сена, в котором недавно повеселились деревенские ребятишки. Как и Карлос, Хуан носил зеленую жилетку на голое тело. Но если у Карлоса она терялась где-то под мышками и скорее напоминала слюнявчик, надетый задом наперед, то на Хуане она сидела гораздо лучше. Свою жилетку он даже мог запахнуть как следует, а если надо, то и распахнуть. Это очень удобно, когда, например, работаешь или торопишься куда. Распахнул — и особо не потеешь! Впрочем, до распахивания у Хуана дело, как правило, не доходило. Потому что ни потеть, ни работать он не любил. А торопиться ему было решительно некуда. Так что они с Карлосом были два сапога пара — оба первосортные лентяи, тунеядцы и лежебоки, для которых не было в жизни других более важных занятий, чем как следует поесть, попить и в завершение — хорошенько поспать. Непонятно только, зачем они пошли в матросы? Шли бы в сторожа, милое дело. Так ведь нет — потянуло на романтику. На военном корабле хорошо служить солдатом: не жизнь, а малина. Сиди себе жди, пока какой пират объявится, так он, может, никогда и не объявится. Это на берегу работы будет невпроворот: охранять там, в дозор ходить, следить, смотреть, присматривать, хватать, тащить, сажать, а до тех пор можно лежать спокойненько и в ус не дуть.