Моя снежная мечта, или Как стать победительницей, стр. 3

– Вот, – произнесла Римма Карловна тоном «хотели – получите». Но Тобуроков не различал подобных нюансов интонации и не обращал на тон внимания.

– Спасибо, – отчеканил он.

– Я вернусь через десять минут, если через пять сами не придете, – ехидно улыбнулась Римма Карловна. Женщина не сомневалась, что в итоге она окажется права.

Когда Римма Карловна скрылась за дверями, Егор Иванович подошел к девочке. И понял, что даже не подумал, что он ей скажет. Так они и замерли оба. Девочка – сидя. Охотник – стоя. Вдруг Тобурокова осенило. Он даже не знал, как зовут девочку. Старик подсел к ней на лавочку и спросил:

– Помнишь меня?

Девочка медленно повернула голову в его сторону. Она долго рассматривала охотника. Его длинные, черные с сединой волосы. Крепкую фигуру, потертый серый пиджак, мозолистые руки. Когда девочка увидела эти руки, она неожиданно подняла оживший взгляд и спросила:

– Вы нашли папу?!

Тобуроков вздрогнул. Такого поворота он и вовсе не ожидал и, растерявшись, сказал:

– Да. – К тому же и чутье подсказывало ему, что это единственный способ разговорить маленькую сиротку.

– Где он? – торопливо спросила девочка.

– Он… он в лесу, на охоте, – Егор Иванович даже вспотел от напряжения. Выходить из леса, говорить с людьми, да еще и сочинять ребенку сказку на ходу. Он уже перевыполнил свой десятилетний план общения.

– А когда он вернется? – глаза девочки горели теперь таким живым огнем, что Егор Иванович, вспомнивший, какой она сидела тут еще пять минут назад и в каких непонятных и неприятных терминах описывала ее до этого директор, понял, что не имеет права погасить эту надежду, не может оставить сироту тут, чтобы она снова превратилась в живую тень.

– Он вернется… осенью. Но мы можем пойти к нему в лес, – чутье вело Егора Ивановича и даже помогало фантазировать. Старый охотник преисполнился уверенности – ребенка вылечит лес, а не эти «атры-шматры».

– Мы можем отсюда уйти? – спросила девочка.

– Да, если ты скажешь Римме Карловне, что ты согласна. Она будет тебе говорить разное… спрашивать… ты на все говори только: «Хочу к Егору Ивановичу и Марии Николаевне». Это жену мою так зовут. Тогда она тебя отпустит и мы с тобой пойдем в лес, к твоему папе. Поняла?

– Да, – неожиданно легко согласилась девочка.

Тобуроков выдохнул. Он совершенно не представлял, что он делает сейчас и что будет делать дальше, но почему-то почувствовал радость и глубокое удовлетворение. Чутье говорило, что сейчас свершилось что-то большое и важное.

– Теперь я пойду к Римме Карловне и скажу, что ты согласна. Оформим там что надо, и я за тобой вернусь… Через несколько дней, – добавил он после небольшой паузы.

– Да, – уже не так живо сказала девочка. Ей казалось, что ожидание папы наконец закончилось и они прямо сейчас выйдут из ворот этого опостылевшего детдома и уже вечером отправятся в родной лес.

Тобуроков снова вошел в кабинет директора детского дома. Только на этот раз решительно миновав дверной проем и без приглашения сев в кресло напротив стола Риммы Карловны.

– Девочка согласна, – коротко и сухо сказал он, – скажите, какие вам там нужны бумаги, я соберу.

Римма Карловна смотрела на Егора Ивановича поверх очков. Смысл сказанных слов, кажется, еще не доходил до нее.

– Вы говорили с Зоей? – изумленно спросила она.

– С Зоей? Какой еще Зоей?

– С девочкой.

Тобуроков осознал, что уже дважды не спросил имени девочки. Ни когда нашел, ни сейчас.

– Нам ее привезли с документами на имя Зоя Дубова, – раздраженно добавила Римма Карловна.

Чутье Тобурокова забило в набат. «Зоя Дубова. Что за черт. Не клеится», – крутилось в его голове.

– Подождите, – сказал он и вышел из кабинета.

Девочка сидела там же на лавочке. Она словно выключилась. Опять была похожа на прибор в режиме ожидания.

Тобуроков подсел к ней.

– Не отпускают? – подняла на него девочка пустые глаза.

– Да нет! Как тебя зовут? – спросил Тобуроков.

– Зоя, – ответила девочка.

– Нет, это они назвали тебя Зоей. Как твое настоящее имя?

– Я не помню.

– Вспоминай! – разгорячился Тобуроков. «А тут тоже бывает азартно, не хуже охоты», – мелькнуло у него в голове.

Девочка вздрогнула.

– Я не помню, я была очень маленькая, – сказала она тихо.

– Вспоминай! – настаивал Тобуроков, – как тебя папа звал? Мы придем к нему, и что, ты скажешь: «Теперь я Зоя, папа»?

– Я не помню, – тихо повторила девочка и отвернулась к кустам и забору, – я Зоя, – безнадежно и бесцветно произнесла она.

Тобуроков взял ее за плечи. Оба вздрогнули. Он развернул ее к себе и сказал:

– Уговор будет такой – ты вспоминаешь, как тебя зовут, я веду тебя к отцу. Завтра я опять приду.

Взбудораженный, Тобуроков вышел из ворот детского дома. Ничего не понимающая Римма Карловна провожала его взглядом, глядя в окно своего кабинета. Когда она вышла во двор, девочка все так же неподвижно сидела, уставившись в кусты у забора.

– Разговаривал он с ней. Как же. Молчит как молчала. Из ума старик, видать, выжил, – буркнула директор себе под нос и, немного успокоившись, пошла обратно в здание.

Девочка сидела неподвижно. Так же неподвижен был и ее взгляд. Но теперь он не был пустым, что-то словно подсвечивало теперь глаза изнутри. И они уже были не серыми, а голубыми.

Девочка не видела ни кустов, ни забора. Она смотрела в спину идущего впереди нее отца, палкой пробующего прочность почвы под ногами.

– Осторожно… здесь топь, дай я тебя перенесу, – сказал он своим сильным и приятным голосом.

– Да папа. А как меня зовут? – спросила она у своих воспоминаний.

– Не отставай… – сказал отец. И снова имя не всплыло в памяти.

– Папа, – шептала она, – как меня зовут?

– Смотри-ка… уже морошка пошла, надо было корзины захватить, – отвечал идущий впереди отец.

– Папа, как меня зовут? – беззвучно шептала и плакала девочка.

– Наташа! – вдруг услышала она резкий крик. – Стой, там топь! Стой на месте, Наташа! Ты слышишь меня?! – крикнул отец.

– Наташа, – выдохнула она, – Наташа. Да, папа.

– Я – Наташа, – гордо объявила девочка Тобурокову, когда он пришел на следующий день в том же сером пиджаке и сел рядом на ту же лавочку в дальнем углу казенного двора.

– Жди здесь, – скомандовал Тобуроков и пошел к Римме Карловне.

Он снова, в который раз за эти дни, открыл дверь кабинета директора детского дома. Римма Карловна снова подняла голову от бумаг и сняла очки.

– Здравствуйте, – сказала она сладко.

– Здравствуйте, – сказал Тобуроков.

Он уже немного освоился среди людей и даже разработал стратегию предстоящей беседы: как будет говорить и на что делать упор.

– Так вот, я с ней говорил, Наташа согласна, – отчеканил Тобуроков.

– Наташа?

– Девочка.

– Зоя, вы хотели сказать.

– Я сказал что хотел. Наташа.

– Егор Иванович, некогда мне шутки шутить, да и вам… не по чину.

– Не шучу. Говорил с ней. Сказала, что зовут Наташа, – отчеканил Тобуроков.

– Прямо так и сказала-рассказала, – грустно улыбнулась Римма Карловна. – Вы взрослый солидный человек, все вас знают, Егор Иванович, и вдруг… такой детский сад…

– Вы мне тут что! – разозлился Тобуроков и растерял весь словарный запас. – Позовите девочку!

– Это вам не игрушка, это больной ребенок! – ринулась в бой Римма Карловна.

– Это по-вашему она больная Зоя, а по-моему – здоровая Наташа, и я ее забираю. Она согласна! – уже закричал Тобуроков.

– Вы с ума сошли! Я санитаров позову!

– Девочку позовите!

– Хорошо, я ее сейчас позову, и вы будете извиняться!

– Нет, вы ее позовете, мы поговорим, а потом вы будете извиняться!

– Ждите здесь, мы сейчас придем! – скомандовала разгоряченная Римма Карловна и вышла, хлопнув дверью.

Часть вторая

Глава четвертая

Бесконечная, ослепительно-белая просека просматривалась ярким зимним днем насквозь, но даже из-под покрытых белым инеем ресниц было видно, что на снегу нет ни следа.