Бестия. Том 2, стр. 7
— Хочу к мамочке!
— Заткнись!
— К мамочке хочу!
— Я сказала — заткнись, щенок! — она запустила в него туфлей.
Промахнулась. Но он все-таки умолк. Она зевнула, чертыхнулась, спрыгнула с кровати и немного подрыгала ногами.
С Лероем становится скучно.
На это ушло больше времени, чем они ожидали. На целых пять минут. Все сутенеры одним мирром мазаны: черные, белые, оранжевые. Они еще способны заварить кашу, но не расхлебать. И этот такой же. Стоило первой крови брызнуть на сорочку, и он уже что-то лопочет о ребенке.
Дальше было проще, Приехали в Гарлем. Душная, вонючая комната. Потная девчонка. Большой Виктор шлепнул ее по заду.
— Какого черта белая телка путается с ниггером? А ну, марш отсюда! Я проверю.
Лил перевела взгляд с него на скулящего в углу Лероя.
— Да уж уберусь — будьте покойны!
Ребенок был в порядке. Немытый, нечесаный, с несколькими синяками, но жив и здоров. Шпагат перекинул его через плечо и понес в машину. Бросил на заднее сиденье.
— Чистая работа, — сказал Большой Виктор.
— Ага, — согласился Шпагат. — Хочешь поиметь потаскушку? Ей самое большее пятнадцать.
— Грязная шлюха.
— Ага. Настоящая грязная шлюха.
— То, что надо, правда, приятель?
Оба расхохотались.
Кэрри получила обратно свое сокровище, но Стивен не проронил ни словечка. Только смотрел на нее обвиняющим взглядом, как будто все, что с ним случилось, произошло по ее вине.
Она обняла его, искупала, приложила мазь к ссадинам, накормила.
Он смотрел на нее и молчал.
Она проклинала Лероя и надеялась, что головорезы Энцо вышибли из него дух.
Пока Кэрри возилась с ребенком, Сюзита взяла дело в свои руки. Толстую дуру-няньку давно прогнали. Кэрри уединилась с сыном в маленькой комнате и ухаживала за ним.
Часов в одиннадцать позвонила Сюзита.
— Приехал мистер Боннатти. Спрашивает тебя. Я сказала, что ты только что вышла.
— Господи! — взорвалась Кэрри. — Я не могу! Не сегодня! Как же я оставлю Стивена?
— Он вне себя от злости.
Кэрри забарабанила пальцами по телефонной трубке. Энцо Боннатти решил, что теперь она — его рабыня. Стоит свистнуть — и она у его ног.
Конечно, ответ был известен заранее.
— Сейчас приду.
Она прошла в спальню и посмотрела на беспокойно спящего Стивена. Если он проснется, она должна быть рядом. Будь проклят Боннатти! И все мужчины!
Она сменила халат на платье, поцеловала Стивена в лобик и тихонько прошептала:
— Я что-нибудь придумаю, маленький. Мы отсюда выберемся, обещаю!
Энцо Боннатти в одежде валялся на ее кровати с сигарой в зубах.
— Я спас твоего щенка, а тебя и след простыл. Это что, дом отдыха?
— Мне нужно найти новую няню, — пробормотала Кэрри.
Энцо разозлился.
— Ну так ищи! Только не в ущерб работе.
— Да, мистер Боннатти. Дайте только срок.
— Завтра получишь партию отличного белого товара стоимостью шесть тысяч долларов. Через неделю — деньги на стол. Ясно?
— Да.
— «Да». Что с тобой творится? Надулась, как старый хорь. Где твоя благодарность?
Господи, чего он от нее хочет? Почему не оставит ее в покое? Это же Энцо Боннатти, он может иметь любую женщину. Почему она?..
— Что я должна делать? — безрадостно спросила Кэрри.
— Ничего себе энтузиазм!
Она безуспешно попыталась изобразить улыбку.
Он пыхнул сигарой и глянул на нее так, словно она — букашка, чье единственное назначение — ублажать его.
— Разденься, хочу видеть тебя голой, — он указал сигарой на кресло. — Садись туда и раздвинь ноги.
Кэрри подчинилась. Все это время она думала о Стивене и молила Бога, чтобы он не проснулся. Как же им спастись из этого страшного логова?
Энцо завел речь о жене. Его откровения были омерзительны, но он тотчас пришел в возбуждение. И чем больше говорил о ней, тем больше распалялся.
Кэрри напустила на себя заинтересованный вид, но это было невыносимо трудно, сидя перед ним голой и чувствуя себя неодушевленным предметом. Все, чего ей хотелось, это вскочить и убежать. Энцо Боннатти никогда не видел в ней личность со своими чувствами. Она была одной из шлюх. Он содержал их целые конюшни.
Позже она лежала без сна в темной спаленке Стивена; он метался рядом. И это — та свобода, ради которой она трудилась? Быть на побегушках у Боннатти, толкать для него наркотики?
Вернется ли Лерой? Станет крутиться рядом, превращая ее жизнь в ад?
Неужели ей теперь неусыпно, днем и ночью, охранять Стивена? Неужели нет надежды на спасение? Бернард Даймс… Может ли он помочь? Нечаянная мысль… но как он смотрел на нее тогда на улице! Что если пойти к нему и все рассказать? Попытка не пытка. Нужно хвататься за соломинку.
В конце концов она забылась тревожным сном — так же, как Стивен.
Большой Виктор и Шпагат доставили несколько мешочков с белым порошком — кокаином. Ворвались, сияя, словно старые друзья, долгожданные гости. Шутили и подмигивали, а потом потребовали обслужить — разумеется, на халяву.
Она предложила Большому Виктору Силвер, его напарнику — Сюзиту, а сама ушла на кухню.
Стивен сидел за кухонным столом и молчал. Перед ним стояла тарелка с рублеными яйцами — его любимое блюдо. Но теперь он даже этого не хотел. Сердито оттолкнул от себя тарелку.
— Ну, дорогой, ну, порадуй мамочку! — просила Кэрри. Он перевел на нее большие грустные глаза и толкнул тарелку так, что она упала на пол и разлетелась вдребезги.
— Черт побери! — воскликнула Кэрри и замахнулась.
Он не шевельнулся. Господи, что же она делает? Совсем свихнулась. Она подбежала к ребенку и взяла на руки. Он был все такой же деревянный. Маленький, упрямый комочек. На кухню, зевая, забрела одна из девушек — неглиже.
— Привет, Стиви. Ути-ути-ути…
Кэрри решилась.
— Передай Сюзите, что я вышла.
— Обязательно.
Кэрри ринулась в свою комнату. На кровати валялись еще не спрятанные, пакетики с кокаином. Черт побери! Она больше не будет их толкать!
Она усадила Стивена в кресло и наскоро побросала в хозяйственную сумку кое-какую одежонку. Достала из комода пачку перехваченных резинкой двадцатидолларовых банкнот, приготовленных для расчетов с рэкетирами и полицейскими. Ей на миг стало жалко Сюзиту: той придется отвечать… Но что она может поделать?
Кэрри посадила Стивена на одну руку, другой подхватила сумку и через пять минут уже быстро шла по улице. Навстречу новой жизни. И никто не смеет ей помешать!
Джино, 1950
Мария сияла. У нее была самая широкая на свете улыбка и самый большой живот. Она сидела в саду в Ист-Хэмптоне. И вдруг тихо произнесла:
— Джино. Пожалуй, тебе следует отвезти меня в больницу.
Он запаниковал.
— Иисусе Христе! Кому нужно звонить? Что делать?
— Позвони в больницу и скажи, что у твоей жены начинаются роды. Только не волнуйся.
— Я и не думаю волноваться. Откуда ты знаешь, что уже пора?
Она безмятежно улыбнулась.
— Знаю.
— Боже праведный! Оставайся здесь! — он ринулся в дом — звать на помощь.
Недавно нанятая няня, миссис Камден, в одно и то же время вязала, пила чай и слушала радио.
— Пошевеливайтесь! — крикнул он. — Моя жена вот-вот родит!
Няня Камден и не думала торопиться. Спокойно положила вязанье на стол, пригладила седые волосы, жгутом уложенные на затылке. И только после этого встала.
Джино не находил себе места. Он носился по дому, поднял на ноги шофера и телохранителя и бросился наверх за чемоданом, в который уже давно сложили все необходимое.
Ему никак не верилось, что наступил долгожданный момент. Сорок четыре года — и без пяти минут отец! Он уж и не надеялся.
— Ну, как ты, детка? О'кей? Можешь идти?
— Конечно, — засмеялась Мария и медленно двинулась к машине, поддерживаемая с одной стороны няней Камден, а с другой — Джино. — Ты, наверное, переполошил всю больницу?