Бестия. Том 2, стр. 32
— Не представляю. Безмозглая девчонка! — Джино с минуту размышлял. — Ничего не предпринимай. Я сейчас же вылетаю. Обсудим при встрече.
— Я тоже считаю, что так лучше всего.
— Пока! — он дал отбой и глубоко вздохнул. Лаки. Чертова девка! Исполосовать бы ей задницу!
Пусть только явится!
Лаки, 1966
Два исключительно вежливых француза в безукоризненных смокингах и черных брюках тихо, однако твердо в чем-то убеждали растерявшегося Уорриса.
— Говорю вам, им больше двадцати одного года, — твердил он.
— Конечно, сэр. Но у нас свои правила. Как только дамы предъявят паспорта…
Лаки еле сдерживала смех. Вся эта сцена была необычайно комична. Две расфуфыренных девчонки, багроволицый от гнева Уоррис и несколько возбужденных зрителей…
— О Господи! — громко вздохнула Олимпия. — Это же просто смешно. Пошли отсюда.
— Нет! — упорствовал Уоррис. — Правила затем и существуют, чтобы их нарушали.
— Только не в этом казино, сэр, — невозмутимо парировал служащий.
— Сволочи! — упорствовал Уоррис. — Правила затем и существуют, чтобы их нарушали.
Француз сделал знак швейцару, и тот вместе с вышибалой крепко взяли Уорриса под руки. Это разъярило его, и он разразился гнусными ругательствами.
— Прекрати! — Лаки выразительно округлила глаза и повернулась к подруге. — С кем ты связалась!
Та высокомерно тряхнула длинными светлыми волосами.
В это время из подъехавшего белого «роллс-ройса» выскочила жгучая брюнетка в самом сексуальном, самом обтягивающем платье, какое Лаки доводилось видеть, и, оторвавшись от своего спутника, высокого седовласого мужчины, ринулась к ним.
— Уоррис! — вопила она, как безумная. — Ах ты, подлец! Мерзавец! Где тебя носило?
Уоррис мигом прекратил сопротивление, стряхнул с себя вышибал и поправил одежду.
— Пиппа, — засуетился он, — я как раз собирался тебе звонить.
— Конечно, — саркастически отозвалась она. — А президент обкакался на площади Вашингтона!
Олимпия поспешила на выручку любимому. Заслонила собой потрясенного Уорриса и тоном собственницы спросила:
— Кто эта женщина, дорогой?
Пиппа уничтожила ее взглядом.
— Вот не знала, что ты путаешься с несовершеннолетними. В чем дело? Все просто упадут, когда узнают, что ты — растлитель малолеток!
— Пиппа, — в голосе Уорриса появились жесткие нотки, — познакомься с Олимпией Станислопулос, дочерью того самого Станислопулоса.
— О!
— Олимпия, радость моя, познакомься с моей коллегой, Пиппой Санчес.
«А я кто — свиная отбивная?» — подумала Лаки. Но вообще этот эпизод доставил ей огромное удовольствие. Полный кайф — видеть, как Уоррис барахтается в дерьме.
— Вот как? — обрадовался подошедший кавалер Пиппы. — Дорогая, так это твои друзья? Почему бы нам не пойти и не отметить радостную встречу?
Они пошли в «Старую голубятню» — большой, похожий на пещеру, ресторан на берегу, где всегда вживую играл джаз и хватало места для танцулек. Лаки пришла в восторг. Пора уже и ей повеселиться! Судя по здешним мальчикам, это должен быть ЕЕ вечер! Пока Олимпия с Уоррисом трахались до потери сознания, она даже не могла заниматься «почти». Пришло время наверстывать упущенное!
Пиппа с Уоррисом о чем-то деловито беседовали. Олимпия строила глазки боливийцу — приятелю Пиппы. Лаки прогулялась через запыленный зал до дамского туалета, а когда вышла, к ней тотчас прицепился симпатичный парень в тесных джинсах.
— Американка? — осклабился он.
Она усмехнулась в ответ и кивнула.
— Пошли, потанцуем? — он показал взглядом на площадку, где извивались парочки.
— С удовольствием!
Пиппу что-то беспокоило. Ведя серьезный разговор с Уоррисом о своем драгоценном сценарии, она то и дело хмурилась, словно в мозгу что-то сверлило.
— Дай только мне добраться до ее предка, — захлебывался Уоррис. — Представляешь, сколько у него денег?
— А кто другая девушка? — поинтересовалась Пиппа. — Брюнетка, подруга Олимпии?
— Не обращай внимания. Жуткая зануда.
— Кто она?
— А, просто шпана. Кажется, они вместе учились в школе. Или что-то в этом роде. А что?
Пиппа покачала головой.
— Сама не пойму. Вроде бы я ее где-то видела.
— А, все эти битники на одно лицо.
Пиппа нехотя кивнула.
— Когда ты думаешь встретиться с отцом Олимпии?
— Как можно скорее. В то же время нельзя слишком натягивать поводья.
Пиппа слушала и продолжала наблюдать за черноволосой девушкой на танцевальном пятачке. Чем она привлекла ее внимание?
— Ты трахаешься с Олимпией? — спросила она Уорриса. Ее собственные отношения с ним носили чисто деловой характер, если не считать одну пьяную ночь, когда они посчитали сделку состоявшейся. Траханье вышло ничего себе, а вот сделка не удалась. Оба сочли повторение нецелесообразным.
— Нет, — дурашливым тоном ответил Уоррис, — я просто ухаживаю у нее на вилле за комнатными цветами. Естественно, трахаюсь!
— Она несовершеннолетняя. Почему ты так уверен, что ее отец одобрит твои намерения?
— К моменту нашей встречи у него не будет выбора. Может, я на ней женюсь. Что ты об этом думаешь?
Пиппа улыбнулась.
— Ш-ш-ш!
К столику подходила Олимпия — после небольшой прогулки с боливийским ювелиром.
— Где Лаки? — осведомилась она, обмахиваясь тыльной стороной руки.
— Кто? — насторожилась Пиппа.
— Лаки. Моя подруга.
Ну да! Конечно же! То-то ее лицо показалось Пиппе знакомым — лицо Джино Сантанджело! Джино! Эта соплячка наверняка его дочь! Много ли в мире девушек с именем Лаки? Пиппа вспомнила набор золотых расчесок и щеточек, который Бой купил в подарок новорожденной и на которых велел выгравировать «Лаки Сантанджело». Пятнадцать лет прошло! Господи! А этот идиот Уоррис стелется перед девчонкой Станислопулос. Много он понимает!
Пиппа Санчес просияла.
— Уоррис. Это нужно отметить. Закажи шампанское. Кажется, этот вечер станет поворотным. Для каждого из нас.
Джино, 1966
Его дочь отсутствовала уже четыре дня, и Джино кипел от ярости. Он побывал в пансионе, откуда она удрала. Познакомился с обеими записками, пригрозил директрисе и, возвратившись в Нью-Йорк, стал ждать развития событий.
В доме на Бель Эр надеялись, что Лаки вот-вот появится. Когда стало ясно, что она не вернется, Джино предпринял собственное расследование. Он вместе с Костой вновь посетил пансион и хорошенько расспросил девушек из класса — безрезультатно. Директриса была в гневе и ледяным тоном заявила, что настаивает на обращении в полицию. Косте пришлось два часа уламывать ее: это не сулит ничего хорошего. Самым убедительным доводом стала дополнительная субсидия в фонд школы.
Джино удалось разыскать мать лучшей подруги Лаки, Олимпии Станислопулос: та заверила его, что ее дочь прилежно изучает русский язык в Париже и ничего не знает о местопребывании Лаки.
Он позвонил Дарио — может, тому что-нибудь известно? Пустой номер.
После разговора с отцом Дарио положил трубку и обдумал сногсшибательную новость. Как это ему самому не пришло в голову пуститься в бега? Он страстно ненавидел школу, дела с каждым днем становились хуже. Знал бы он, где скрывается Лаки, с удовольствием присоединился бы к ней. Но, к сожалению, он не имел ни малейшего понятия. Дарио помрачнел и вернулся в класс.
Учитель рисования Эрик спросил:
— Как дела, Дарио? Все в порядке?
— Да, сэр.
— Ты уверен?
— Да, сэр.
Один из мальчиков передразнил: «Да, сэр!» — и захихикал.
Дарио проигнорировал эту выходку. В последнее время ему удалось развить в себе здоровое безразличие к мнению товарищей — это лучше, чем обижаться и жить в состоянии постоянной войны.
Учитель подошел ближе и всмотрелся в его рисунок углем — изображение пловца.