Шелк и тайны, стр. 90

«Все кончено!»

Глава 27

Джулиет не могла сказать, сколько времени она просидела на диване, невидящим взглядом уставившись в пространство. Она понимала, что заслуживает всех тех слов, что сказал Росс, и даже более того, но от этого страдания ее не становились меньше. «Странно, сколько несчастий могут существовать рядом, и тем не менее они отделены друг от друга и ясно различимы. И еще более странно, что, несмотря на такую глубокую, неизбывную боль, меня все же мучает его отказ провести со мной ночь», — размышляла она.

Сами стены, казалось, страдали от того, что тут произошло всего час назад. Джулиет вдруг почувствовала, что задохнется, если еще хотя бы на миг задержится в комнате. Она сунула ноги в сандалии, вышла на широкий двор, а потом вскарабкалась на массивную стену, окружавшую крепость. Как и у средневекового европейского замка, стены здесь были достаточно широки, чтобы на них умещалось несколько человек в ряд. Кроме того, был тут и парапет, чтобы уберечь защитников крепости от падения.

Стояла ночь, и большинство обитателей Серевана спали, кроме горсточки охранников в сторожевых башнях. Джулиет пошла вдоль стены, радуясь прохладному ветру и ощущению простора. Вид открывался прекрасный: восковая луна отбрасывала серебристый свет на плотные холмы. Впрочем, и эта великолепная картина не могла облегчить душевных мук и мрака, царивших в душе женщины.

С западной стены крепости она видела, как в Каракумы спускаются горы. Оттуда пески пустыни катились к Бухаре. Она отвернулась, не желая думать о том, что случилось с тех пор, как она в последний раз прогуливалась по этим стенам.

Она пошла дальше и тут заметила чью-то прислонившуюся к стене фигуру с обнаженной головой. Сердце ее екнуло от страха: «А вдруг это Росс?». Но тут человек услышал ее шаги, и Джулиет с облегчением узнала в незнакомце Иана.

За всю неделю, прошедшую после его спасения из Черного колодца, они едва поговорили, и не только из-за тяжелого путешествия через пустыню, которое отнюдь не располагало к разговору. Год заключения, видимо, основательно изменил характер Иана: он стал настолько замкнутым, что трудно было вспомнить о воодушевлении и избытке чувств, которые когда-то преобладали над всеми остальными его чертами. Учитывая те муки, что ему пришлось перенести, не было ничего удивительного в такой перемене. И теперь для Джулиет Иан стал почти незнакомцем, она не знала, как с ним и разговаривать.

Общаться с кем бы то ни было ей сейчас хотелось меньше всего на свете, но поскольку Иан ее заметил, не могла же она вот так просто повернуться и уйти. Джулиет нехотя приблизилась, надеясь, что тьма скроет следы горя у нее на лице. Однако лунного света хватило, чтобы разобрать, что брат ее выглядит значительно лучше: он отдохнул, побрился, подстригся по европейским стандартам.

— Значительное улучшение, — заметила Джулиет.

— Вот что делают с душой и телом человека крепкий сон, хорошая еда и баня, — сказал Иан, поворачиваясь к ней.

Она показала на его левый глаз, прикрытый аккуратной черной повязкой.

— У тебя довольно бравый вид.

— Не знаю, как насчет этого, но по крайней мере я не испугаю маленьких детей. — Он рассеянно потрогал повязку. — Это случилось, когда люди эмира пытались вырвать у меня признание в шпионаже. Другой глаз тоже повредили, но, к счастью, он исцелился.

— И слава Богу! — живо откликнулась Джулиет. — Тебе повезло.

— Да уж. Потерять зрение на один глаз — неприятность, но потерять оба глаза — это уже несчастье. — Он отвернулся и посмотрел на пустыню. — Через две недели или около того я готов буду отправиться в Персидский залив, а оттуда пароходом вернусь в Индию.

Джулиет нахмурилась: ей не хотелось, чтобы он уезжал, пока они не наверстают упущенное.

— У тебя нет нужды торопиться, можешь жить здесь, сколько угодно. — Она нежно ткнула в него пальцем. — Мне хотелось бы, чтобы ты немного поправился. К тому же мать ждет в Константинополе возвращения Росса — она поклялась, что не уедет домой, пока Росс благополучно не вернется в Турцию. В нынешнем сезоне тебе понадобится всего несколько недель, чтобы съездить туда, зато мать придет в восторг. Ты выжил, и это подтверждает ее материнский инстинкт: она была уверена, что ты жив.

— Впервые в жизни инстинкт ее не подвел. — Иан слегка улыбнулся. Бледный лунный свет озарил его тонкое лицо. — Я хотел бы увидеть ее, но не могу тратить слишком много времени. Не забывай, я же офицер и должен вернуться к своим обязанностям, доложить о случившемся. Кроме того, у меня в Индии… есть еще обязательства.

— Прости, я забыла: Росс говорил, что ты помолвлен. Скажи мне, что у тебя за невеста?

— Георгина? — Иан замялся. — Прекрасная, очаровательная. Светлые волосы и голубые глаза. Ее отец полковник, так что из нее получится чудесная армейская жена. Она всегда точно знает, что говорить и делать. — Помолчав немного, он добавил:

— В Северной Индии поклонников у нее хоть отбавляй.

Джулиет уныло подумала, что вряд ли понравится будущей невестке.

— А мы с Георгиной понравимся друг другу?

— Вряд ли. — Иан покачал головой, потом с силой схватился обеими руками за верхнюю часть каменной стены и с неожиданной горечью произнес:

— Каждый день в этой адской дыре я думал о Георгине. Она стала символом всего чистого, здравого, цельного — всего того, что, боюсь, я больше никогда не испытаю. И все же в моей голове лицо ее расплывается — я даже не могу вспомнить, как она выглядит!

— Ничего удивительного: ведь прошло почти два года с тех пор, как ты видел ее в последний раз, — начала успокаивать его Джулиет. — Сейчас Индия, наверное, кажется тебе далекой, похожей на сон сказкой, но когда ты вернешься к прежней жизни, все встанет на свои места.

— Не знаю, смогу ли, — тихим, бесцветным голосом ответил Иан. — Все, во что я верил, разрушилось, и я не знаю, можно ли снова соединить кусочки.

Исполненные отчаяния слова брата сроднили его с Джулиет, ибо в своем горе они были по-настоящему единокровными. Она накрыла его руку, покоившуюся на холодном камне, своею:

— Подожди, Иан, — мягко сказала Джулиет. — Ты на свободе лишь неделю. А после всего пережитого ничего удивительного нет в том, что душевные раны затягиваются дольше, чем физические.

Она хотела успокоить его, но, к своему ужасу, поняла, что эти слова сломали ее и без того хрупкое самообладание. Печаль захватила ее, и она поникла головой в тщетной попытке скрыть слезы.

Иан отвлекся от своих нерадостных дум и встревоженно спросил:

— В чем дело, Джулиет? Что-то с Россом?

— Он завтра уезжает в Англию. Наверное, мы с ним больше никогда не увидимся. — Она вытерла глаза рукавом своего шелкового халата и беспомощно произнесла:

— О, Иан, я столько всего натворила! Двенадцать лет назад я бросила Росса в припадке временного помешательства, потом еще усугубила свою вину… И теперь мне нет прощения: слишком поздно что-то исправлять.

— Росс не хочет брать тебя с собой? — удивленно спросил Иан. — А я всегда думал, что он самый понимающий человек из всех, кого я когда-либо знал. И наверняка до сих пор любит тебя.

Джулиет покачала головой.

— Он зовет меня с собой, но я не могу поехать. Он не знает, что произошло на самом деле, а я не в силах рассказать ему об этом. — Голос ее сорвался. — Я его страшно мучаю, но если он узнает правду, он будет страдать еще больше. — В какой-то миг слова мужа сами собой прозвучали у нее в голове: «Я ничего не могу придумать, отчего бы мне стало еще хуже, чем сейчас».

Но Джулиет-то знала, что это не так!

— Что случилось? — нежно спросил Иан. — Может, ты расскажешь скорее брату, чем мужу?

Джулиет хотела было вылить на Иана всю эту грязь, но при одной только мысли об этом внутри у нее все сжалось.

— Нет, — прошептала она. — Я никому не могу рассказать об этом. Не могу, и все.

— Попытайся, — решительно сказал Иан. — Если у тебя есть тайна, которая касается Росса, то это эгоизм — держать ее при себе. Пусть он сам примет решение. — Голос его зазвучал мягче: