Жребий Салема, стр. 101
– Марк! – взывал он. – Очнись! Бога ради…
Дуло качнулось, и прогремел выстрел. Пуля чиркнула по виску Бена. Схватив Марка за руки, он ударил его ногой. Тот отлетел назад и выронил пистолет, который с грохотом упал между ними. Мальчик рванулся за ним, и Бен со всей силы нанес ему удар в лицо. Увидев, как губы мальчика окрасились кровью, он закричал, будто ударили его самого. Марк опустился на колени, и Бен ногой отбросил пистолет. Видя, что парнишка хоть и ползком, но все равно пытается завладеть оружием, Бен снова его ударил.
Тот охнул и потерял сознание. Теперь Бен не чувствовал былой силы, а вместе с ней ушла и уверенность. Он снова стал просто Беном Миерсом, и ему снова было страшно. Свет в дверном проеме едва брезжил – 18:51. Бен чувствовал, как в голову заползает неведомая сила, заставляя направить взгляд на лежавшего в гробу розовощекого вурдалака.
Повернись и посмотри на меня, жалкий человечишка. Посмотри на Барлоу, который прожил больше столетий, чем ты провел часов у камина с книгой в руках. Посмотри на великое ночное создание, которое ты собираешься убить своей никчемной палкой. Посмотри на меня, ничтожный писака! Я писал людские судьбы, и моими чернилами была кровь. Посмотри на меня и ужаснись!
Джимми, я не могу этого сделать. Слишком поздно, и мне с ним не справиться…
ПОСМОТРИ НА МЕНЯ!
18:53.
На полу застонал Марк:
– Мам? Мам, где ты? У меня болит голова… и кругом темно…
Он примкнет к моей церкви певчим-castratum…
Бен вытащил из-за пояса один из кольев и выронил его. По щекам струились слезы отчаяния. Солнце уже покинуло обезлюдевший Джерусалемс-Лот, и последние его лучи трепетали на верхушке крыши Марстен-Хауса.
Он подобрал кол. Но где же молоток? Куда, черт возьми, делся молоток?
Он на полу у дверцы в погреб. Бен пытался им сбить замок.
Он бросился к погребу и схватил молоток.
Марк сидел на полу с разбитым ртом. Он провел рукой по губам и тупо разглядывал перепачканную кровью ладонь.
– Мама! – жалобно воскликнул он. – Где моя мама?
18:55. Солнце уже ушло, но тьма еще не опустилась. Бен рванулся обратно, зажав в левой руке кол, а в правой – молоток.
По подвалу прокатился торжествующий смех. Барлоу уже сидел в гробу, и его красные глаза светились триумфом. Поймав взгляд Бена, он уже не отпускал его, и Бен чувствовал, что его покидают последние силы.
С отчаянным криком он бросился на вампира и с размаху всадил ему кол в грудь. Острие пронзило рубашку и впилось в плоть.
Барлоу испустил дикий вопль, похожий на визг раненого зверя, и от удара опрокинулся назад в гроб. Руки взметнулись вверх, судорожно сжимая и разжимая кулаки.
Бен нанес удар молотком по концу кола, и Барлоу, испустив новый крик, ухватился за руку Бена, сжимавшую кол.
Бен забрался в гроб и, упираясь коленями в вампира, заглянул ему в перекошенное ненавистью и болью лицо.
– ПУСТИ-И-И… – взмолился Барлоу.
Бен снова нанес удар молотком. Кровь брызнула из раны холодным фонтаном, на мгновение ослепив Бена. Голова Барлоу металась по атласной подушке.
– Отпусти меня! Ты не смеешь, не смеешь…
Бен продолжал заколачивать кол все глубже и глубже. Из носа Барлоу хлынула кровь. Тело билось в гробу, словно рыба, пронзенная гарпуном. Скрюченными пальцами он расцарапывал Бену лицо, оставляя длинные кровавые полосы.
– ПУСТИ-И-И-И-И…
Бен снова с силой опустил молоток, и кровь, хлеставшая из раны на груди вампира, стала черной. А потом вдруг тот затих и стал на глазах разлагаться. Сам процесс занял не больше пары секунд, но потом долгие годы Бен и сам не мог понять, как у него в памяти могли отложиться мельчайшие подробности, будто он это видел много раз, причем в замедленной съемке. Эта картина будет снова и снова преследовать его в кошмарных снах.
Кожа Барлоу пожелтела и потрескалась, словно старая изношенная парусина. Глаза потухли, покрылись белой пленкой и ввалились. Волосы, мгновенно поседев, выпали. Рот широко раскрылся, а губы растягивались и растягивались, пока на их месте не остались только ощерившиеся в оскале зубы. Ногти почернели и отвалились, а на месте пальцев остались костяшки, унизанные перстнями и звеневшие, как кастаньеты. Из рубашки поднялось облако пыли, а лысая и испещренная морщинами голова превратилась в череп. Брюки уже не облегали ног, и казалось, в черный шелк обернуты палки. Это жуткое пугало вдруг зашевелилось, и Бен со сдавленным криком выпрыгнул из гроба. Но отвести взгляд от последних метаморфоз, происходивших с Барлоу, было выше его сил: это зрелище завораживало. Голый череп метался по подушке из стороны в сторону, а челюсти раздвинулись в беззвучном крике. Руки скелета клацали костяшками и судорожно дергались.
В нос ударил и тут же исчез зловонный запах гниения, пыли и тлена. Кости рук, только что выписывавшие непонятные пируэты, рассыпались в прах. Носовая полость начала расширяться, пока не слилась с полостью рта. Пустые глазницы, взиравшие с удивлением и ужасом, тоже слились воедино и исчезли, а за ними пропал и сам череп. Одежда, под которой уже ничего не было, потеряла форму и стала похожа на обычную кучу приготовленного для стирки белья.
Но и это было еще не все. Зло по-прежнему цеплялось за жизнь, и его присутствие ощущалось даже в тех микроскопических пылинках, что вились над гробом. Бен вдруг почувствовал, как мимо него, будто резкий порыв ветра, промчалось нечто жуткое, от чего по коже поползли мурашки. И тут же все окна в пансионе Евы Миллер с грохотом вылетели наружу.
– Берегись, Бен! – раздался крик Марка. – Берегись!
Бен обернулся и увидел, как из погреба вылезают Ева, Проныра, Мейб, Гровер и все остальные. Теперь наступило их время.
Отчаянные крики Марка продолжали звенеть у Бена в ушах, и он схватил мальчика за плечи.
– Святая вода! – крикнул он перепуганному до смерти Марку. – Они не смогут нас тронуть!
Крики Марка сменились плачем.
– Быстро наверх! Ну же! – Бен повернул мальчика лицом к доске и легким шлепком подтолкнул к ней. Убедившись, что тот начал карабкаться наверх, Бен обернулся и обвел взглядом восставших из мертвых.
Они стояли группой и смотрели на него с ненавистью, в которой не было ничего человеческого.
– Ты убил Господина, – произнесла Ева, и в ее голосе ему послышалась скорбь. – Как ты мог убить Господина?
– Я вернусь, – пообещал Бен. – Вернусь за всеми вами.
Он полез по доске, которая под его тяжестью со скрипом прогнулась, но все-таки выдержала. Наверху он обернулся назад. Там все обступили гроб и молча глядели на него. Эта сцена невольно напомнила Бену тот злосчастный вечер, когда погибла Миранда. Тогда зеваки точно так же обступили ее тело и молча смотрели.
Он обернулся, ища глазами Марка, и увидел, что тот лежит у крыльца лицом вниз.
Бен успокаивал себя тем, что мальчик, наверное, просто лишился чувств от перенесенного потрясения. Его пульс был ритмичным и ровным. Он взял Марка на руки и отнес в машину. Потом сел за руль и завел двигатель. Только на Рейлроуд-стрит до него вдруг дошло, через какие испытания им суждено было пройти, и он с трудом сдержал крик. По улицам бродили ожившие мертвецы. Чувствуя, как голова раскалывается от нахлынувших воспоминаний, он повернул налево, на Джойнтер-авеню, и погнал машину подальше от Салемс-Лота.
Глава пятнадцатая
Бен и Марк
Когда Марк очнулся, ровный гул двигателя «ситроена» звучал успокаивающе и не навевал никаких воспоминаний. Однако, бросив взгляд в окно и увидев, что уже стемнело, он испугался. Деревья по бокам дороги превратились в темные тени, а обгонявшие их и встречные машины уже ехали с включенными габаритными огнями и фарами. Издав сдавленный стон, мальчик вцепился в крестик на шее.
– Все в порядке, – произнес Бен. – Мы уехали из города. Он остался в двадцати милях позади нас.