Портрет Дориана Грея, стр. 11
Произошла между ними ссора, нет ли — этого не знал никто. Но многие замечали, что они едва здоровались, повстречавшись, и Алан даже порой уходил из гостей, когда туда приходил Дориан. К тому же Алан сильно изменился: забросил музыку, был всегда угрюм и ушел в свои научные занятия с головой.
Дориан мерил шагами комнату. Напряжение было непереносимо. Время будто остановилось. Наконец, дверь отворилась. «Мистер Кэмпбел, сэр», — доложил слуга. Вздох облегчения сорвался с губ Дориана.
— Веди же его ко мне, да поскорее, Фрэнсис!
Дориан почувствовал, что снова стал самим собой.
Алан в своей лаборатории.
Алан Кэмпбел вошел в кабинет. Лицо его было строго и бледно. Он сел в кресло подле стола, Дориан сел напротив. Глаза их встретились. Дориан сам отдавал себе отчет в том, насколько чудовищен его план.
— Благодарю тебя, что ты пришел, Алан, — сказал он.
— В твоей записке сказано, что речь идет о жизни и смерти, — ответил Алан. — Мне это безразлично. Вот что я пришел тебе сказать.
Дориан спокойно выслушал злые слова Алана. Он собрался с мыслями, наклонился вперед и спокойным голосом произнес:
— Алан, я убил человека. Он был больше связан с моей жизнью, чем ты можешь вообразить. Алан, ты должен мне помочь уничтожить тело. Ты ученый, — продолжал Дориан, — ты знаешь, как это делается. Ты единственный во всем мире можешь меня спасти. Я вынужден тебя посвятить в свои обстоятельства. У меня нет выбора.
«Алан, я убил человека!»
— У меня нет желания помогать тебе, Дориан, — был ответ.
— Алан, у тебя научный склад мысли. Ты знаешь химию и все такое. Ты сделал кучу экспериментов. От тебя только и требуется — уничтожить тело, которое находится наверху. Уничтожить так, чтобы и следа не осталось.
Никто не видел, как он входил в дом, — продолжал Дориан. — Считается, вдобавок, что сейчас он в Париже. Его не хватятся месяцами. А когда хватятся, от него не должно остаться ни малейших следов. Ты, Алан, можешь превратить его в горстку праха, которую я развею по ветру.
— Ты, верно, спятил, Дориан, — отвечал Алан Кэмпбел ледяным голосом. — Ты спятил, если воображаешь, будто я хоть пальцем шевельну, чтобы тебе помочь после такого чудовищного признанья. Я ничего общего не хочу иметь с этим грязным делом. Я не стану спасать тебя от позора. Ты его заслужил!
— Но тебе придется мне помочь. Выслушай меня, Алан.
«Надо уничтожить тело!»
— Убийство! Господи Боже! — простонал Алан. — До чего ты докатился! Я не стану доносить в полицию. Не мое это дело. Да тебя и без того арестуют. Всякий убийца впопыхах делает какой-нибудь промах. Но я не желаю во все это вмешиваться.
Дориан с безучастным лицом слушал своего бывшего друга. Потом он твердо сказал:
— Я, кажется, немного прошу у тебя, Алан. Всего-навсего, чтобы ты произвел химический опыт. Ты без конца ходишь по больницам и моргам, вдоволь нагляделся там ужасов, они не волнуют тебя. Если бы в какой-нибудь мрачной лаборатории ты увидел на столе этот истыканный ножом труп, ты бы не придал ему никакого значения. Ты бы не считал, что делаешь что-то дурное. Я прошу тебя, Алан, всего-навсего сделать то, что ты делал и прежде. И заметь — это единственная улика против меня. Если тело обнаружат — я погиб! А его непременно обнаружат, если ты мне не поможешь.
«Я не желаю иметь с этим ничего общего!»
Выражение жалости, смешанной с гневом, мелькнуло в глазах Дориана Грея.
— Алан, я умоляю тебя, — сказал он, — подумай о том, в какое я попал положение! Перед тем как ты пришел, меня охватил ужас. Вспомни, Алан, ведь мы были когда-то друзьями.
— Не говори мне о тех временах. Они давно позабыты, — ответил Алан.
— Но, Алан, если ты меня не выручишь, мне не сдобровать! Меня повесят! — крикнул Дориан.
— Не пытайся меня разжалобить, — сказал Алан твердо. — Я решительно не намерен участвовать в этом грязном деле. И как ты только мог обратиться ко мне? Что бы тебе ни грозило — не моя забота. Сам натворил дел, сам их и расхлебывай.
— Так ты уверен, что отказываешься мне помочь? — спросил Дориан.
— Отказываюсь, — сказал Алан. Минуту Дориан помолчал, потом взял листок бумаги и что-то на нем написал. Аккуратно сложил листок и передал Алану. Тот прочитал — и откинулся в кресле. Лицо его стало бледно, как смерть. Ему стало плохо. Он чувствовал, что сердце у него сейчас разорвется!
Дориан передал Алану листок бумаги.
Несколько минут прошло в этом ужасном молчании, потом Дориан заговорил:
— Прости, меня, Алан. Но ты не оставил мне выбора. Если ты мне не поможешь, я вынужден буду послать письмо, которое я уже написал лицу, чье имя обозначено на этом листке. Теперь ты не можешь мне отказать.
Кэмпбел печально кивнул. Он спрятал лицо в ладонях, его трясло. Теперь у него не было выбора. Отказав Дориану, он погубил бы себя!
— Итак, теперь моя очередь диктовать условия, Алан. Ты их знаешь заранее. Сделать все, о чем я тебя попрошу.
Дориан положил руку на плечо Алана, и тяжело его придавил. Признав свое поражение, Кэмпбел попросил у Дориана разрешения связаться с ассистентом с тем, чтобы ему были доставлены необходимые инструменты. А потом Дориан отвел его в ту комнату наверху.
Кэмпбел признал свое поражение.
Открыв дверь, Дориан увидел лицо портрета в ярком солнечном свете. Он спохватился, что вчера ночью, впервые в жизни, забыл прикрыть роковой портрет. Но как страшен был человек на полотне! И что за красные капли блестели на руках у него? Неужто на холсте выступили кровавые пятна?
Отведя глаза, Дориан схватил рваный покров и набросил на безумную картину.
— Оставь меня одного, — приказал ему Алан. — Дело займет несколько часов.
В обеденный час Алан спустился вниз.
— Я исполнил твою просьбу, — сказал он горько. — Но знай: отныне я ни за что, никогда, не желаю видеть тебя.
Роковое полотно.
Глава 17. Отмщение!
Забыть прошлое.
Стал падать холодный дождик, жутко мерцали в тумане тусклые фонари… Луна низко висела в небе как желтый череп. Дориан одного хотел — стереть из памяти последние несколько часов.
Он кликнул кеб и велел вознице гнать в сторону доков. То и дело он кричал на него, чтобы подстегивал лошадей. Они мчались мимо кабаков, которые как раз закрывались, и разный сброд толпился у дверей. Слышался дикий хохот. Дрались и ругались пьяные.
Откинувшись на сиденье кеба, надвинув шляпу на глаза, наблюдал Дориан Грей этот позор Лондона. Он повторял про себя те слова, которые лорд Генри сказал ему в тот самый первый день, когда они встретились в мастерской у Бэзила. «Надо лечить душу с помощью острых ощущений, а в острые ощущения надо вкладывать душу». Да, думал Дориан, в том-то и весь секрет.
Были тут опиумные притоны, где за деньги можно купить забвение. Да, это выход! Ему раньше уже приходилось прибегать к этому средству. Его он выбрал и теперь.