Иакова Я возлюбил, стр. 15

— Задуй-ка ты лампу, Сьюзен, — сказал папа. — И плиту. Вон как все мечется. Грохнет о них — тако-ой будет пожар!

Прежде, чем задуть огонь, мама дала папе чашку кофе.

— Ну, вот, — сказал он. — Быстро наверх!

Собственно, он кричал, иначе никто бы не услышал, но тон был спокойный, как будто он сообщает, который час.

— Идемте, мама, — позвал он бабушку, — а то уплывете в своей качалке.

И он указал фонариком на лестницу. Бабушка остановила свои причитания, то ли ветер заглушил их. Она двинулась к лестнице и медленно полезла наверх. Папа подтолкнул меня.

— О, Господи! — снова завела бабушка. — О, Милостивый! Ненавижу воду!

Каролина все спала. Я думаю, она проспала бы Страшный суд. Я подошла к ее кровати, чтоб разбудить, но папа меня окликнул:

— Не надо, пускай спит.

Я вернулась к нему и сказала:

— Она ураган пропустит.

— Да, — кивнул он. — Наверное. Сними-ка ты все мокрое и сама поспи.

— Как тут заснешь? Да мне и не захочется.

Даже сквозь завывания ветра я услышала, что он смеется.

— Да уж, — выговорил он. — Наверное, не захочется.

Когда я переоделась и помылась, как могла, я пошла к родителям в комнату. Папа спустился вниз и принес кресло, чтобы бабушка могла ворчать и качаться. Капитан как-то влез в папин халат, он на нем не сходился. Папа и мама сидели на кровати. Капитан — на единственном стуле. Зажгли свечку, пламя металось, все же дуло в щели. Мама похлопала рукой по кровати, сзади себя, и я туда забралась. Мне хотелось притулиться у нее на коленях, но в четырнадцать лет так не делают. И я просто села как можно ближе.

Говорить мы больше не пытались, все равно не перекричали бы ветер, воющий, как огромный раненый голубь. Мы уже не слышали ни дождя, ни воды, ни бабушкиных молитв.

Внезапно воцарилась тишина.

— Что такое? — спросила я и тут же поняла. Мы — в глазке, в эпицентре бури. Папа поднялся, взял фонарь и пошел к лестнице. Капитан встал, придержал халат и последовал за ним. Я тоже хотела встать, но мама меня удержала.

— Кто ее знает, надолго ли, — сказал она. — Пусть мужчины сходят.

Я думала возразить, но слишком устала, да и стоит ли? Папа с Капитаном почти сразу вернулись.

— Ну, Сью, там на два фута воды, — сказал папа, садясь к маме. — Плохо дело с твоей красивой гостиной.

Она погладила его по колену.

— Живы, и на том спасибо.

— О-о-о-о-о! — взвыла бабушка. — За что страдают праведные?

— Все в порядке, мама, — сказал ее сын. — Мы все живы. Никто не страдает.

Тут она заплакала, всхлипывая, как испуганный ребенок. Родители растерянно переглянулись. Я разозлилась. Да она сколько бурь пережила! И не стыдно!

Капитан поднялся и встал на колени у качалки.

— Не беспокойся, Луиза, — сказал он так, словно и впрямь говорил с ребенком. — Страшная штука — буря.

Когда он это сказал, я вспомнила сплетни про то, как он рубил мачту. Неужели такой спокойный человек так перепугался?

— Почитать тебе? Почитать, пока тихо?

Она не ответила, но он встал, взял с ночного столика Библию и придвинул к свечке стул. Бабушка тем временем посмотрела на него и сказала:

— Негоже язычнику читать Слово Господне.

— Мама! — прикрикнул на нее мой отец, я в жизни такого не слышала. Она покраснела, а Капитан начал читать:

— Бог нам прибежище и сила, скорый помощник в бедах… [10]

Читал он хорошо, лучше проповедника, почти как мистер Райс.

— Посему не убоимся, хотя бы поколебалась земля, и горы двинулись в сердце морей…

— Пусть шумят, воздымаются воды их, трясутся горы от волнения их…

Я представила прекрасное и страшное зрелище: огромная рука сотрясает лесистые горы, а там — и швыряет в бурное море. Гор я не видела, кроме учебников. Мне было четырнадцать лет, а я никогда не видела настоящей горы. Ничего, увижу. Уж не стану такой трусихой, как бабушка.

Позже мне сказали, что самую страшную часть бури я проспала. После затишья ветер нагрянул с юга еще грознее.

— Схватил нашу халупу за шкирку и вытряс весь мусор, — говорил папа. — Но разбудить тебя я не мог. Храпела, как песик.

Я испугалась, что это услышал Капитан.

— Ничего я не храпела!

— Ветер и то тише был! — дразнился папа. То есть, я надеялась, что он дразнится.

Ураган был не такой, как в 44-м, на Атлантическом побережье, и не такой, как пишут в книгах. Никто не погиб. Точнее, люди не погибли. Шторм сделал то, чего мы сделать не решились — уменьшил кошачье поголовье по меньшей мере на две трети.

Глава 11

Стоял самый светлый, самый ясный день лета. Каждый глоток воздуха веселил и радовал, а легкий привкус соли будил все твои чувства. Если бы мы с Капитаном сидели на крыльце, закрыв глаза, лучшего бы дня мы не придумали. Однако запах и воздух услаждали, чего нельзя сказать о видах.

Вода из гостиной сошла, но во дворе еще стояла вровень с крыльцом. Из грязи торчали пики изгороди, гигантские сучья, ловушка для крабов, обломки поплавков, хижин, лодок и…

— Что это? — схватила я Капитана за руку.

— Гроб, — ответил он как ни в чем не бывало. — Бывает так, вывернет из земли. Ничего, вернем на место, — он явно думал не о покойниках. — Смотри-ка, сейчас до меня не дойти. Вернемся, поможем твоей маме.

Мысль о том, что стало с нашей гостиной, давила меня, как кусок свинца в ловушке.

— А вы не хотите посмотреть, что с вашим домом?

День годился для приключений, а не для черной работы.

— Успеется, когда вода сойдет, — сказал он и вошел в двери.

— У меня же есть лодка!

Ну конечно! Мы ведь могли, помогая багром, пробраться между обломками, как между льдинами. Он задумался. Скорее всего, он не был уверен, что мой утлый ялик пережил бурю.

Сперва мы не могли разобраться. Все исчезло под водой, стоявшей во дворе на ярд, не меньше; по ней плавал тот же мусор, что и перед домом. Вчера утром папа привязал лодку не к сосне, как привязывала я, а к двум деревьям — смоковнице с одной стороны, кедру с другой. Деревья стояли, как раньше, только напоминали свежеподстриженных мальчиков. С крыльца я разглядела натянутые веревки, а потом — и самый верх бортика.

— Она тут! — крикнула я и кинулась бы вниз, если бы Капитан не удержал меня.

— Что ты предпочитаешь, — осведомился он, указывая на мои голые ноги, — простуду, столбняк или то и другое вместе?

На радостях я не обиделась.

— Ладно, — сказала я. — Сейчас, минутку.

Он подождал, пока я обула папины старые сапоги. Уходя посмотреть, как там лодка и крабы, папа надел хорошие, новые.

Мы вытянули ялик. Капитан прираспустил веревки со стороны дома. Хотя протоки еще видно не было, я влезла в мою лодку, добралась до кедра, перебирая руками по веревке, и распутала узел. Капитан принес из кухни багор, подал мне, сел в лодку ко мне лицом, крепко скрестив на груди руки.

Выбираться он предоставил мне, и я петляла среди обломков, а он и головы не повернул. Тыкая багром, я вела лодку, как мне казалось, по канавке. Разглядеть ничего я не могла, вода была слишком грязная, да и ту было еле видно из-под мусора. Багор входил в воду примерно на фут, но вдруг провалился на все три, и я поняла, что мы выплыли.

Капитан был так мрачен, что я представляла: египетский раб везет фараона по разлившейся дельте Нила. В пятом классе, по истории мы очень много занимались этими разливами в древнем мире. Так вот, я — из этих ученых рабов, которые знают грамоту и дают господам советы. Сейчас, например, я могу сказать, что потоп — это дар богов. Когда он отступит, обнаружится плодородная земля, а на ней вырастет неслыханный урожай. Амбары будут полны, как в те времена, когда фараону помогал сам Иосиф [11].