Кожаный Чулок. Большой сборник, стр. 388

— Кстати об угле, судья Темпл,— прервал Бенджамена шериф.— Мне надо сообщить тебе одну чрезвычайно важную новость. Но мы отложим этот разговор до завтра. Я знаю, ты собираешься ехать в восточную часть «патента» [202]. Я поеду вместе с тобой и по дороге покажу тебе одно место, где ты мог бы осуществить кое-какие свои проекты. Пока помолчим об этом, нас могут услышать. Но знай, Дьюк, сегодня мне открыли тайну, благодаря которой ты сможешь получить богатств больше, чем дают тебе все твои угодья, вместе взятые.

Мармадьюк засмеялся — он привык к таинственным «важным» сообщениям шерифа, а Ричард с видом оскорбленного достоинства и как бы сокрушаясь по поводу недостаточного доверия к нему судьи, занялся делом, в данный момент более важным.

Работа по вытягиванию невода потребовала немало сил, и теперь шериф распорядился, чтобы часть рыболовов занялась предварительной разборкой рыбы, а остальные под руководством Бенджамена подготовили бы невод, чтобы закинуть его в озеро вторично.

 ГЛАВА XXIV

Пока рыбаки готовились к дележу улова, Элизабет и ее подруга медленно прогуливались по берегу. Отойдя на расстояние, откуда не стало видно даже самых длинных и ярких языков пламени костра, девушки повернули обратно. Уже снова приближаясь к костру, они остановились полюбоваться живой и красочной картиной, которая четко вырисовывалась из густой, непроглядной тьмы, как будто целиком поглотившей весь остальной мир.

— Вот поистине сцена, достойная кисти художника! — воскликнула Элизабет,— Обратите внимание, Луиза, каким восторгом сияет физиономия лесоруба: видите, он протягивает моему кузену особенно крупную рыбу. А как красиво лицо моего отца в свете костра! Он смотрит на всю эту огромную, беспорядочную груду добычи задумчиво и даже печально, будто и в самом деле думает сейчас о том, что за днем изобилия и расточительности последует день возмездия и расплаты. Прекрасный сюжет для картины, не правда ли, Луиза?

— Вы же знаете, мисс Темпл, я мало смыслю в подобных вещах.

— Зовите меня по имени,— прервала ее Элизабет.— Здесь не место и не время для формальностей.

— Хорошо, Элизабет, и если мне позволено выразить свое мнение,— начала Луиза робко,— то я полагаю, что эта сцена вполне могла бы послужить темой для картины. Керби рассматривает рыбу и совершенно поглощен этим занятием, его мысли только на нем и сосредоточены,— как отлично выражение его лица от выражения лица... лица мистера Эдвардса. Я не могу определить его точно, но оно... оно как-то... Вы понимаете, что я хочу сказать, дорогая Элизабет?

— Вы ждете от меня уж слишком многого, мисс Грант,— ответила богатая наследница.— Я не умею угадывать мысли и истолковывать выражения лиц.

В тоне Элизабет не было, разумеется, ни резкости, ни даже холодности, однако разговор оборвался. Девушки продолжали идти, теперь удаляясь от костра, все так же под руку, но храня полное молчание.

Первой нарушила его Элизабет, быть может осознав, что последние слова ее прозвучали несколько сухо, а может быть, и потому, что взору ее представилось новое зрелище.

— Посмотрите, Луиза! — воскликнула она.— Оказывается, не мы одни вышли сегодня на рыбную ловлю. На том берегу какие-то рыболовы тоже разжигают костер. Это как будто перед хижиной Кожаного Чулка.

Сквозь тьму, казавшуюся там, у подножия восточной горы, особенно глубокой, мигал небольшой робкий огонек, то появляясь, то снова исчезая, словно боролся за свое существование. Девушки заметили, что огонь этот движется — вот он уже где-то совсем внизу, как если бы его перенесли с высокого берега к самой воде. Здесь пламя огня разгорелось, стало значительно большим и теперь уже горело ровным, ярким светом.

Костер, вспыхнувший, как по волшебству, у самого подножия горы, в отдаленном, никем не посещаемом месте, вызвал особый к себе интерес и восхищение. Он ничуть не напоминал их собственный костер, с его высокими, яркими языками пламени,— там, у горы, огонь горел яснее и жарче, и размеры его и форма не менялись.

Бывают минуты, когда даже самый трезвый ум вдруг поддается наивным детским страхам. Элизабет улыбнулась собственной слабости, вспомнив ходившие в поселке глупые россказни о Кожаном Чулке. Эти же мысли промелькнули и в голове у Луизы, ибо девушка прижалась к подруге и, бросив робкий взгляд на прибрежные кусты и деревья, сказала вполголоса:

— Вам приходилось слышать, мисс Темпл, какие странные истории рассказывают про Натти? Говорят, что в молодости он был индейским вождем, то есть был в союзе с дикарями, и во время войн участвовал не в одном набеге на поселения белых.

— Вполне вероятно,— ответила Элизабет.— И он не единственный в этом роде.

— Да, конечно. Но меня удивляет, почему он так ревностно оберегает свою хижину. Он никогда не уходит, не заперев ее предварительно на какой-то особый запор. Бывали случаи, что дети и даже взрослые жители поселка искали у Натти прибежища от дождя и бури, но он грубо, с угрозами отгонял их от своей хижины. В наших краях такое поведение, право же, необычно!

— Да, разумеется, это не очень гостеприимно со стороны Натти Бампо, но мы не должны забывать его отвращение к обычаям цивилизованного мира. Вы слышали, что рассказывал несколько дней назад мой отец,— как радушно принял его Кожаный Чулок в тот первый приезд отца в эти глухие края.— Элизабет на мгновение умолкла и вдруг лукаво улыбнулась; но темнота скрыла от ее подруги эту улыбку, и тайного смысла ее Луиза так и не узнала...— И, кроме того, Натти безусловно принимает посещения мистера Эдвардса, а он-то уж, как мы обе отлично знаем, отнюдь не дикарь.

Луиза не проронила ни слова. Она все смотрела на таинственный огонь. На том берегу появился еще и второй огонь, такой же по размеру и форме, но бледнее и видневшийся на несколько футов ниже первого. Между этими двумя огнями было ясно видно темное пространство, и в нем тянулся луч, постепенно заостряясь в сторону того огня, что был ниже. Вскоре стало понятно, что второй огонь — это лишь отражение в воде первого и что показавшийся вдруг на озере темный предмет продвигается по воде или, вернее, скользит над ней и находится на одном уровне с девушками. Предмет — то была небольшая лодка — двигался с поразительной быстротой, и его движение осталось бы незамеченным, если бы верхний огонь не становился все более ясно различим, теряя свою округлую форму и увеличиваясь по мере приближения лодки.

— В этом есть что-то сверхъестественное! — шепнула Луиза, поспешно отступая назад, к костру.

— Какое дивное зрелище! — воскликнула Элизабет.

Теперь уже совсем хорошо было видно сверкающее, хотя и колеблющееся пламя: оно грациозно скользило над озером, бросая отблески на воду и придавая ей красноватый оттенок. Темнота была так непроглядна, что казалась почти осязаемой, и огонь сверкал, будто вставленный в эбонитовую оправу. Но вот лучи от огня протянулись вперед, осветив все перед лодкой, а позади нее оставался все тот же непроницаемый мрак.

— Эй, это ты там, Натти? — послышался оклик шерифа.— Греби к берегу, мы угостим тебя такой рыбкой, какую не стыдно подать на стол и самому королю!

Свет на озере метнулся в сторону, из мрака вынырнула длинная узкая пирога, и красные отблески озарили темное, обветренное лицо Кожаного Чулка. Он стоял в своем утлом суденышке, выпрямившись во весь свой немалый рост, и с привычной сноровкой вел лодку длинной острогой, держа ее посередине и опуская в воду то один, то другой ее конец; легкая пирога, казалось, неслась, почти не задевая воды. На корме смутно виднелась фигура второго человека, он умело и как будто не прилагая к тому усилий направлял лодку гребком. Кожаный Чулок прислонил острогу к короткому шесту, служившему опорой решетке, кое-как смастеренной из старых железных обручей; на решетке пылали сосновые сучья, и высокое их пламя на мгновение осветило смуглое лицо и блестящие черные глаза могиканина.