Отрок. Все восемь книг (СИ), стр. 90

"Ничего удивительного. Почти любой дедов ровесник из ХХ века загнулся бы и от половины его сегодняшних приключений. Странно, что у меня-то крыша не поехала… Но как он Славомира… И где здесь логика? С одной стороны заявляет, что Крест Животворящий сильнее волхования, а с другой — казнит, за пролитие родственной крови, по языческим обычаям. Вот и думай… Хотя, сказано же: "Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой". Славомир с нами по языческим обычаям разобраться желал, в соответствии с ними же и получил.

Удивительно другое: как мы сегодня вообще выжили? Да, луки у лесовиков слабоваты, да, в конном бою против профессионалов у них шансов не было, но все же… Если бы третий мужик, вылезший из леса с нашей стороны не сунулся бы в фургон, а попер бы на нас с Петькой, быть нам покойниками. А если бы и под дедом, так же, как под Немым убили коня, он на одной ноге не отбился бы. Немого завалили бы следующим, а больше воевать и не с кем было. Кузьку уже пришпилили, а Демьян без сознания лежал. Все решили два обстоятельства: глупость того мужика и дедово воинское искусство. Ну, еще, конечно, то что славомировы люди пацанов за бойцов не посчитали. Да и кому бы в голову пришло, что три сопляка четверых матерых мужиков ухайдакают, а потом и еще троих? Нет, не только в везении дело! Моя Младшая стража, когда всех вооружим и обучим, будет по настоящему опасна, именно своей непредсказуемостью. А до осени выучим. Ребята замечательные. Кузька, уже пробитый стрелой, умудрился точный выстрел сделать, Петька выручил меня в самый пиковый момент, Роська, как будто родился с кистенем, между прочим, уже второго бандюгу у меня на глазах кончил. У Мотьки тоже характер чувствуется: на полном скаку башкой об сук, а оружия не бросил.

Демке не повезло… Надо было ожидать: если одному из близнецов постоянно не везет по мелочам, то второму, рано или поздно не повезет по полной программе — баланс вероятностей в таких парах, обычно, соблюдается неукоснительно. Только бы выжил… Петька, наверно, добрался уже, значит, скоро Настена приедет".

Глава 2

Дел оказалось невпроворот: развести костер, рассадить около него раненых, способных, хотя бы, сидеть, накормить людей, задать корму лошадям, в том числе и приведенным из леса, поставить сани, на всякий случай, в круг… Мишка даже не представлял себе, как много всего нужно сделать, и как со всем этим управиться в одиночку. Сначала он хотел приспособить к приготовлению пищи Кузьму, но тот и сидеть-то мог только на одной половине задницы. Роська, из-за боли в спине, тоже не мог наклониться над котлом, и кашеварить пришлось Немому.

Неожиданно, помогать Мишке взялся Матвей. Даже из-под повязки было видно: вся левая сторона лица у него опухла так, что даже закрылся глаз, но двигался парень уверено и Мишкины распоряжения выполнял толково. Наконец, каша упрела, и Мишка задумался: будить ли деда, который, завернувшись в тулуп, задремал, сидя в первых санях, как вдруг, раздался голос Роськи:

— Кто-то едет!

По дороге, со стороны Ратного летели наметом два всадника, когда кони приблизились, стало видно, что всадник только один, а второго коня он ведет в поводу. На Настену это было совсем не похоже, и Мишка попятился к костру, около которого он оставил свой самострел. Всадник, видимо, тоже проявил осторожность и, остановив коня примерно на расстоянии одного перестрела, начал разглядывать открывшуюся перед ним картину. Посмотреть, конечно, было на что: кровь, трупы, укрывшиеся за поставленными в круг санями, люди… Мишка заметил, что около ног коня крутится, то и дело поднимая голову и принюхиваясь, собака.

"Ничего не учует — ветер в нашу сторону… Блин, да это же Чиф!".

— Чиф! Чиф! Ко мне!

Конечно, видят собаки плоховато, чутью может помешать ветер, но уж голос хозяина пес узнает из тысячи голосов. Как Чиф рванул с места! Можно было подумать, что это не он, только что, пробежал за скачущими во весь опор конями полтора десятка верст! Мишка был мгновенно сбит с ног и облизан чуть ли не с головы до пят.

— Чиф, псина ты моя, соскучился, хороший мой, даже и не обижаешься, что оставили тебя привязанного… Ну, хватит, я тебя тоже люблю, перестань… Да дай ты на ноги подняться!

Мимо протопали по снегу копыта коней, Мишка обернулся и увидел дядьку Лавра и сидящую у него за спиной Юльку.

"Надо же! Второй раз Лавр водителем скорой помощи работает и опять Юльку, вместо Настены привез. Да что ж он вытворяет-то? Ну, дает! У всех на глазах… ох, дед ему и устроит!".

Увидев вышедшую из фургона с тяжелоранеными мать, Лавр соскочил с коня и стиснул ее в объятиях.

— Аннушка, свет мой… живая!

— Отпусти, дурень, люди же кругом!

— Живая, а я уж думал…

— Да отпусти ж ты! Совсем очумел!

"Отпусти, отпусти, а сама не вырывается. Кхе, как говорит лорд Корней. А вот и он, легок на помине. Ну, что-то будет!".

— Лавруха! Ополоумел? Анька, а ты чего тут… Кхе! Пошла к раненым! И ты тоже! Сын еле дышит, а у тебя одно на уме! Совсем сдурели, мне тут только ваших… этих самых… не хватает!

Дед явно сам растерялся от бурного проявления страстей и не знал, как себя вести. В конце концов, разозлившись, не столько от недопустимого поведения сына и невестки, сколько от собственной растерянности, схватил Лавра за ухо и оттащил от "предмета обожания".

— Иди, там он, Анька, покажи… Тьфу! Тут беда, а им все… Михайла, а ты чего вылупился? Хватит на снегу сидеть! Ну что за народ, только б целоваться, у этого бабы нет, так он с собакой! Помог бы лучше лекарке с коня слезть, столько верст охлюпкой проскакала, весь зад отбила, бедная!

Юлька, действительно, сидела, вцепившись в заднюю луку седла, бледная, с закушенной губой.

"Конечно, таким аллюром, без седла и стремян, тут и мужика здорового умотало бы. Руки, наверно, трясутся, как она лечить-то будет?".

— Юля, давай, слезть помогу. Давай руки, осторожненько. Чиф, не мешай!

— Ой!

На ногах Юлька не удержалась и обвисла ни Мишке всей тяжестью.

— И эти обниматься, да что ж это такое-то! — Снова завозмущался дед. — Совсем с ума посходили!

— Деда, она стоять не может!

— Сидеть — тоже! — Уверенно заявил Корней. — Подержи ее пока так, сейчас я тулуп постелю, пусть приляжет, все равно с нее прямо сейчас толку не будет.

Мишка помог Юльке улечься на живот, потоптался рядом и не нашел ничего лучше, чем спросить:

— Есть хочешь? У нас каша, как раз, поспела.

"Что Вы несете, сэр, какая каша? Похоже, лорд Корней прав — все свихнулись!".

— Что у тебя с головой? — Поинтересовалась Юлька.

— Царапина, стрелой зацепило слегка.

— А я думала — мозги вышибло. Какая мне сейчас каша?

Юлька оставалась Юлькой даже в таком плачевном состоянии.

— Тогда, хочешь, меду принесу? Или вина, у нас есть.

— А чего праздновать-то будем? — Юлька приподнялась на локтях и огляделась. — Что у вас тут случилось?

— А что, Петька не рассказал? — Холодея от ужаса спросил Мишка. — Он что, не доехал?

— Это тот парень, что ли? Да он вообще ничего толком сказать не мог.

— Почему?!!

— Потому, что грохнулся где-то. Нашли, кого послать, с санями управиться не может!

— Что значит: грохнулся?

— А то и значит! Его лошадь в село приволокла: сани поломаны, голова разбита, правая рука сломана. Мать роды принимала, так бабы меня позвали. Сказали: «Бредит». А я как услышала про зеркало…

Юлька неожиданно всхлипнула.

— Дура-а-ак… я думала его уже и в живых… а он — кашу…

— А кто ж тогда Петьке про зеркальце сказал, если меня уже… того? — Мишка почувствовал, как его отпускает страх за судьбу Петра.

— Дура-а-ак! Мы думали вас всех… он один спасся…

— Ага, я — дурак, а вы — умные — вдвоем, без оружия, что б вы тут делали, если нас и в самом деле…