Пятизвездочный жених, стр. 23
Я пожала плечами и огляделась по сторонам.
– А где Мышка? – поинтересовалась я у Петрова.
– А почему ты у меня спрашиваешь? – обиделся тот. – Я ей не отец! Сашенька, солнышко, положить тебе салатику? Ты не смотри, что он похож на бяку, я рискнул попробовать, и, ты знаешь, вполне!
Петров лебезил перед подружкой, словно нашкодивший щенок. Саша обиженно поджимала губы.
– Эта, как ее там? Мышка, что ли? – продолжал он. – Совсем скопытилась. Я ее спать уложил на диване внизу. Надо же было помочь человеку!
Макс опустошил еще один бокал. Я смерила жениха презрительным взглядом.
– Лиз, съездим на речку искупаться?
Вернувшись с пляжа на дачу, мы никого не застали, но окна были открыты, дверь не заперта, а машины – на месте.
– В «сельпо» пошли, – предположила Лизка, щелкнув себя пальцем по шее, – не хватило!
– Даже не предупредили! Может, записку оставили?
Никакой записки мы, конечно, не нашли, зато обнаружили моего горе-жениха. В кустах барбариса. Макс лежал животом на криво сколоченной скамейке, руки и ноги свисали безвольными плетьми по обе ее стороны.
– Отряд не заметил потери бойца, – вздохнула я.
– Валяется тут, как трупешник! – пошутила Лизка и зачем-то проверила его пульс.
– Помоги мне перетащить его в дом.
– Еще чего! Это ты выходишь замуж за эту русскую недвижимость, вот и наслаждайся маленькими семейными радостями!
Но она все-таки помогла мне, и мы волоком дотащили тело Макса до дачного домика.
– Давай положим его на диван!
Лизка округлила глаза:
– Тут же Мышка!
– Подожди!
Кряхтя, я перекатила Мышку к стене. Подруга раскатисто хрюкнула и захрапела.
– Давай!
– Ты хочешь Макса подложить к ней? – изумилась Лизка.
– А что? На второй этаж мы его все равно не поднимем, и потом, он, когда пьяный, всегда храпит, я с ним не усну.
– И ты не боишься, что эта стерва его соблазнит?
– Не говори глупости!
– Она грымза, конечно, – задумчиво проговорила Лизка, – но он столько выпил… К тому же никогда нельзя недооценивать противника!
– Лизка, прекрати! Во-первых, Мышка мне не противник, а подруга. И потом Макс, кроме меня, вообще никого вокруг не замечает. Знаешь, как он меня ревнует? Это ведь он из-за Женьки так налакался.
Лизка сочувственно покачала головой:
– Ну, как можно быть таким наивным чукотом? Запомни: самые ревнивые – как раз и есть самые гулящие!
Я закатила глаза и скомандовала:
– Затаскивай!
Мы кое-как сгрузили тело Макса на диван, к Мышке под бочок.
– Неужели не понимаешь, почему он не будет мне изменять?
Лизка придирчиво оглядела спящую парочку. Мышка лежала на спине и отчужденно храпела, из ее открытого рта тонкой струйкой стекала слюна. Макс скрючился в позе зародыша, и Лизка снова проверила его пульс.
– Да. Я, кажется, понимаю, почему он не будет тебе изменять, – хихикнула она. – По крайней мере, сегодня!
– Дура ты, Лизка. Я уверена в Максе, потому что он меня любит.
Глава 15
Ночью над городом пронесся ливень. Остудил лихорадку разгоряченных улиц, поменял привычный для мегаполиса бензиновый «парфюм» на аромат лесной опушки, смыл мусор в канализацию. Дождь смывает все следы.
На работу я опоздала. Ребята, дожидавшиеся в операторской, сообщили, что нам поменяли машину. Дали новую, но «Матис».
– Ну и пылесос! – ворчали ребята по дороге на съемку.
– Мое человеческое достоинство ущемлено! – сообщил Вова сдавленным фальцетом.
И это была чистая правда. Вовино достоинство ущемляли:
– камера;
– кофр с аппаратурой, который не поместился в багажнике;
– важный реквизит для съемки сюжета о дачной жизни в виде огромной потрепанной жизнью плетеной корзины;
– огромный потрепанный жизнью техник Олежка, занимавший в «Матисе» неоправданно много места.
Я тщетно пыталась пристроить куда-нибудь коленку, больно упирающуюся в переднюю панель.
– Давайте избавимся от балласта! Вова, выкинь камеру! Рухлядь, хуже списанной «десятки».
– Побольше уважения! – возмутился Олежка. – Эта камера, между прочим, старше тебя! И по «десятке» я уже скучаю.
Вова снова подал голос из-под корзины:
– А может, нам и техника поменяют? Одного шестидесятилетнего стокилограммового Олежку на двух тридцатилетних Олегов Иванычей по полтиннику? А что? По-моему, справедливо, будем их по очереди на съемку возить!
Жорик оглушительно захохотал, я прыснула, ручка корзины забарабанила по стеклу. Веселились все, кроме Олежки.
Кашлянув, я примирительно улыбнулась:
– А вообще, мне наша новая машинка нравится! Быстрая и маневренная. Только на светофорах кажется, что пешеходы вот-вот ноги оттопчут!
Как только мы выбрались из городских пробок, дело пошло веселее. За окном замелькали ангары супермаркетов и торговых центров, махины коттеджей, потом побежали леса-поля. Наконец, «Матис» запетлял по дорожкам садового товарищества и вскоре остановился около утопающего в зелени двухэтажного домика, обнесенного глухим деревянным забором.
Вова и Олежка выгружали из машины оборудование, как вдруг из-за забора послышался резкий бухающий лай. Ребята переглянулись.
– Там кто-то посерьезнее пекинеса, – криво улыбнулся Олежка. – Набери хозяевам, пусть выйдут встретить.
Я выудила из торбы мобильник, он не подавал признаков жизни.
– Зарядить забыла, а телефон хозяина в контактах! Ну, ничего, что-нибудь придумаем.
Я подошла к калитке, звонка над ней не оказалось. Несмело толкнула хлипкую дверь, та легко подалась вперед.
– Пойдемте, тут не заперто! – позвала я.
Ребята оставались на месте и опасливо жались к «Матису».
– Эй, вы чего?
– Там этот волкодав разгуливает, – сказал Олежка, с интересом рассматривая носки своих ортопедических ботинок, – а у меня фобия! Патологическая боязнь собак!
– Да ладно! Она наверняка привязана, – неуверенно предположила я.
– А вдруг нет! – поддержал техника Вовик. – У меня тоже это… патологоанатомическая! Фобия!
– Жорик?
– Сразу нет! У меня штаны новые, порвет еще. Жалко. Иди первая!
Я вздернула подбородок:
– И не стыдно вам? Мужчины называются!
Ответа не последовало. Мужчины уже сидели в машине, и что-то подсказывало мне, что они заблокировали дверцы.
С досадой взглянув на «Матис», я толкнула дверь и вошла внутрь. По обеим сторонам бетонной дорожки раскинулись ухоженные грядки, гордо топорщилась целлофановая палатка теплицы, забор утопал в каких-то живописных кустах. За садом возвышался дом. Может, волкодав сторожит дом в персональной будке? Или это и не волкодав вовсе, а какая-нибудь болонка? Просто немного охрипшая.
Я сделала несколько шагов вдоль по дорожке в сторону домика и замерла как вкопанная. Лай приближался! И тут кровь застыла у меня в жилах. Из-за дома выскочил волк размером с дом! Серая вздыбленная шерсть, глаза, горящие звериным бешенством, и клыки. В три ряда! Чудовище летело прямо на меня!
– Волк! Помогите, волк! – завопила я, инстинктивно повернувшись к монстру спиной и закрыв лицо руками.
– Маша, назад! – послышалось откуда-то сбоку.
Я попятилась и, зацепившись за что-то каблуком, шлепнулась в грядку.
Я открыла глаза. Волк взгромоздил мощные лапы на плечи какого-то парня. Зверь радостно скулил и вылизывал его лицо. Парень пытался освободиться.
– Фу! – крикнул он.
И я сразу узнала парня. Это был Алекс. И волка. Это была немецкая овчарка.
Неистово визжа и прыгая вокруг Алекса, заполошная псина писнула на асфальтовую дорожку. Сразу видно, сука. Радуется так, будто он отец ее пятнадцати щенков.
Наконец, Алексу удалось отделаться от собаки. Он схватил меня за руку и выдернул из грядки, как репку.
– Зачем ты пошла сюда одна? А если бы собака тебя укусила?
Я потерла запястье.
– Больной? Чуть руку не оторвал!