Сказки и были Безлюдных пространств, стр. 106
Люди кричали и бежали. Их почему-то делалось все больше. Несколько раз на Лёна с размаху налетали и наконец повалили. Он вскочил и тоже побежал. Пуля провыла над головой. Вот сволочи, по людям-то зачем?!
Лёна закрутило в людском месиве. Он растопырил локти, рванулся, оказался у бугристого каменного возвышения. Его толкали, наваливали грудью на гранитную кладку.
Эта кладка круто уходила вверх. Лён уцепился за выступ, заскреб по камням ботинками (давно не чищенными, разбитыми в дороге). Вверх, вверх! И наконец схватился за могучее бронзовое копыто.
Лён понял, что это памятник. Гранитный постамент в виде неровного холма и конная статуя какого-то полководца. Конь прочно стоял на четырех ногах. Лён ухватился за левую заднюю ногу. А рядом – за правую ногу – ухватился растрепанный школьник.
Под бронзовым конем
Ярко-зеленый воротник мальчика висел на одном плече. Локти парусиновой голландки были продраны, на коленях – свежие кровавые плямбы. На щеке – царапины, будто прошелся лапой рассерженный кот. В синих глазах – испуг и азарт. Мальчишка часто дышал округленным, как бублик, ртом…
Ну, в точности, как один из маленьких гвардейских барабанщиков, которым разрешали в выходной день переодеться в “домашнее” и поиграть среди парковых зарослей в индейцев – набегаются, накричатся, навоюются, а потом смотрят на подошедшего унтера: не слишком ли мы выпрыгнули за рамки дисциплины?
– Крепко тебя потрепали, – снисходительно заметил Лён. Чтобы спрятать собственный испуг.
Пацаненок не стал притворяться героем.
– Ага… Я так перепугался, когда застреляли. А на меня какой-то дядька с разбега – бряк!.. Я думал, задавят… Ай! – О лошадиный круп чиркнула пуля и с воем ушла в небо. Лён и мальчик мигом распластались под бронзовым конским брюхом – носом в гранит.
Лён поднял ушибленный нос.
– Это случайная. Здесь все же лучше, чем там… – Внизу кричали, визжали, давили друг друга. Теперь это были взрослые, ребятишек не видать. Неужели всех затоптали?.. Кое-кто пытался тоже забраться на постамент, но большим не хватало ребячьей ловкости – цеплялись и съезжали… И вдруг Лён увидел зеленый воротник! Такой же как на соседе! И услышал:
– Эй вы! Помогите же!
В гвардейской школе учат гимнастике не зря! Лён башмаками зацепился за бронзовое копыто, распластался животом на граните – головой вниз. Ухватил тощие запястья в полосато-зеленых манжетах. Сосед-мальчишка кинулся на помощь.
И в четыре руки они выволокли несчастного. Несчастную!..
Но нет, она не казалась несчастной. Темно-серые глаза сверкали за большими очками сердито и без всякого испуга.
– Психи бестолковые!
– Кто?! – возмутился Лён.
– Кто?! – звонко удивился рядом его помощник.
– Да не вы, не вы! Те, кто внизу. Несутся, как стадо… А те, кто стрельбу поднял – совсем идиоты! Кругом мирные люди, а они…
– А тот, кто мирным людям сует за шиворот мороженое, он кто? – не удержался Лён. Девчонка мигнула – узнала. Но не растерялась.
– Мороженое – не граната. Оно для здоровья полезное.
– А если к позвоночнику? Тебе бы так…
Конечно, юные гвардейцы должны обходиться с особами женского пола по-рыцарски. Но это была теория. А практики не было: военная школа – чисто мужское заведение, девочек там видели только на телеэкране. И сейчас Лён опирался на более давний опыт, на свою интернатскую жизнь. В интернатах с девчонками обходились как с пацанами. А сейчас это было тем более уместно: очкастая незнакомка вовсе не напоминала примерную девочку из женского лицея.
– Боишься простудиться? Сейчас сделаю компресс…
Она сдвинула очки на лоб. Села, раскинув ноги циркулем – длинные, коричневые, в мелких порезах и прилипших травинках. Решительно придвинула висевшую на ремне через плечо школьную торбу, поставила между колен. Вынула моток бинта.
– Я же пошутил! – испугался Лён.
– Думаешь, это для тебя? Для него… – Девочка кивнула на мальчика в голландке. – Ну-ка, двигайся ближе!
Мальчик послушно подъехал, протирая на заду тонкую парусину.
– Сиди смирно… – Девочка тампоном промокнула его колени и щеку. Бросила покрасневший марлевый комок вниз (толпа вокруг памятника стремительно редела). Достала коричневый пузырек.
– Не вздумай дергаться… Молодец… У тебя воротник нашей школы и полоски четвертого класса. Почему я тебя не видела? Я всех четвероклассников знаю.
Мальчик отвернулся и треугольным подбородком уткнулся в плечо.
– Ну, что молчишь? Отвечай давай!
Он не стал противиться такой решительности. Пробормотал:
– Это не мой воротник… Вообще все не мое…
– А чье же?
– Не знаю.
– Как не знаешь? Ну-ка, говори!
“Какое ее дело?” – сердито удивился Лён. И хотел уже вступиться за младшего. Но тот мигнул и спросил шепотом:
– А ты никому не проболтаешься?
– Про что?.. Ну, ладно, никому ничего не скажу.
Тогда он нехотя признался:
– Я стащил эту одежду на пляже… У того мальчишки наверняка что-то еще есть, а у меня было тряпье…
– Ты кто? Беженец?
Он посопел и сказал:
– Да.
Девочка умело присвистнула.
– Дела-а… А не похож. Ты с кем сюда приехал?
– Ни с кем, один. Я думал бабушку найти. Но люди в том доме сказали, что она умерла… Я ее плохо помню, она к нам в Орлиное приезжала, когда я был совсем маленький…
“Орлиное – это на границе Йосской области”, – вспомнил Лён. Девочка насупилась и спросила довольно безжалостно:
– Ты, значит, сирота?
– Значит… – насупился и мальчик. – Мама и папа были в автобусе, который обстреляли с поста. И сожгли…
– Кто обстрелял? – спросил Лён. Довольно глупо.
– Да уж ясно, что не йоссы! Они по женщинам и детям огонь не открывают…
– Ага! И заложников не берут! И вообще у них белые крылышки за спинами, – не сдержался Лён.
В синих глазах мальчишки – металлический блеск:
– А ты там был?
“Что же я за болван! – ахнул Лён. – Ведь он же потерял отца и мать!”
Основы этикета и рыцарства воспитывали в юных гвардейцах старательно. За необдуманные слова принято извиняться.
– Прости, я не хотел тебя обидеть.
Мальчик опять округлил рот. Изумленно. Такие слова – от оборванного уличного пацана!
А девочка не удивилась. Сказала слегка ворчливо:
– Давно бы так… – Кивком бросила очки о лба на нос. Повернула их к Лёну: – Ты сможешь о нем позаботиться?
– Как? Я же сам бездомный!.. – И чтобы не было лишних расспросов, сказал сразу: – Меня поперли из военной школы в Ато-Карне. За то, что на посту разглядывал в бинокль планеты… Ну и наплевать, надоела казарма. А сюда приехал, потому что хотел увидеть море…
Украдкой он сцепил пальцы: чтобы судьба не отомстила за обидную ложь в адрес школы. А девочка придвинула в подбородку колени, попыталась натянуть на них подол юбочки и опять – к Лёну:
– А что собираешься делать?
– Понятия не имею… Может, попрошусь в рыбаки.
– Тебя-то у них и не хватало!
– Тебя-то здесь и не спросили!
Она не стала огрызаться в ответ. Почесала над очками бровь. Вздохнула, как уставшая тетенька:
– Что же с вами делать? Свалились на мою голову…
– Мы?! Свалились?! – вознегодовал Лён. – Ты сама на нас свалилась!
– Вернее, взлетела, – уточнил беженец в краденой голландке. – С земли – сюда.
– С нашей помощью! – поставил увесистую точку Лён.
Она покивала:
– Вы мня спасли. Ладно… Вам нужна крыша над головой?
– Да, – быстро сказал маленький беженец.
Лён пожал плечами. Он был уверен, что обойдется без помощи девчонки. Но… почему-то не хотелось так сразу расставаться с ней. И с этим вот растрепанным и решительным пацаненком. Худо все-таки совсем одному. А мальчик, что ни говори, похож на маленького гвардейца-барабанщика. Даже не пикнул, когда она его прижигала… Лён сказал:
– Крыша – это хорошо. Если только не в полицейском приемнике для беспризорников…