Голубятня на желтой поляне (сборник), стр. 125

– Значит, и ветерки плачут, – вздохнул Яр.

– Бывает, – сказал мальчик.

– И командир? – спросил Яр.

– Бывает, – сказал мальчик. – Хотя он очень смелый.

Яр подавил нерешительность и задал еще вопрос:

– А он тоже был с вами, когда восстание?

– Нет. Он был юнгой на «Атлете». «Атлет» взорвался у Стеклянных скал… А знаете, он ведь правильно сказал…

– Что правильно? – не понял Глеб.

– Если бы мы вернулись… Ну вдруг такое чудо! А что дальше? У нас ни дома, ни родных. Кому мы нужны?

Яр хотел возразить живо и горячо, но тут же испугался: «Надо ли?» А в следующую секунду подошел Командир. Теперь он улыбался. Сказал Глебу и Яру:

– Вы извините, но вам пора. Пять минут осталось, а нам еще надо костер погасить. А то, если полетим, погасить уже не сможем, только раздуем до пожара… Вы идите.

– Мы вам поможем, – сказал Яр.

Командир засмеялся:

– Вы уж идите. С вами Данка. Вы же знаете, как мальчишки гасят костры…

Тогда засмеялись все. Чтобы показать, что не так уж грустно.

Денек на прощанье что-то быстро сказал Игнатику. Стручок повис у Данки на шее, потом отскочил и отвернулся. Все ветерки быстро замахали уходящим лыжникам. Только мальчик в оранжевой майке сказал Яру:

– Я вас провожу.

Впереди всех он пробрался через окружавшие поляну заросли. Потом – поцарапанный, с мелкими веточками в волосах – пошел рядом с Яром. Ничуть не проваливаясь в снег. Тихонько попросил:

– Вы не обижайтесь на меня, ладно?

– Господи, за что? – выдохнул Яр.

– Я же понимаю. Вам надо было узнать про восстание. А я молчал.

– Ну и правильно молчал, раз не хотел про это…

– Я не потому, что не хотел. Просто я почти ничего не помню… Только огонь помню и как мы стреляли. Карабин так здорово отдавал в плечо, а пули не летели. Падали в пыль, будто орехи. Так обидно…

– Это я знаю, – сказал Яр.

– Хорошо, что ударил барабан. Барабан их остановил. Но огонь-то не остановишь…

Он замолчал, и все молчали. Только лыжи скрипели…

– Но никто не боялся, – вдруг проговорил мальчик. Негромко, но звонко: – Никто. Даже те, кто не успели…

– Что не успели? – Встревоженно спросил Яр.

Но мальчик вдруг отскочил, коротко улыбнулся, вскинул руку и пропал. Сразу. Как в кино, когда на экране тот же кадр, а человека в нем уже нет. Лишь по лыжному следу назад к зарослям убежал чуть заметный снежный вихорек…

Они долго смотрели вслед вихорьку.

– С ума сойти, какой же я был идиот, – со стоном проговорил Глеб.

Никто не стал утешать его, хотя никто не понял: за что он так себя?

Яр виновато сказал:

– Даже имя спросить не успел…

Чита быстро подъехал к Данке:

– Ты что?

– Ничего… – Она отвернулась. – А я успела одно имя спросить. Помните, маленький такой.

– Еще бы. Он на тебе висел, – ревниво заметил Алька. – Ну, ты чего, Игнат? Я же так просто…

Игнатик подъехал к Яру.

– Денек сказал, что пробьется. Теперь надо ждать.

– Будем ждать, Тик… – Яр сильно уперся палками и вскинул голову: – Пора домой, братцы-путешественники! В четыре часа елка… Глеб, а что если мы поручим тебе роль Деда Мороза?

Осень в Старгородске

Осень была очень похожа на позднее лето. Лишь больше стало в воздухе пушистых семян белоцвета, напоминающих летучих паучков. Да чаще слетали с кленов ярко-желтые листья.

И еще один признак был – кончились каникулы.

Только первого сентября Гелька узнал, что они с Янкой будут учиться в разных классах. Гелька в пятом, а Янка в шестом.

Янка сказал немножко виновато:

– Мне ведь почти двенадцать. Только ростом я такой, не очень…

– Значит, Юрка, с тобой учился бы… – вдруг сказал Гелька. То есть не вдруг. Про Юрку они с Янкой думали постоянно. Только говорили о нем не часто, будто молчаливо условились не будить лишний раз тревогу. Но теперь Гелька сказал, не выдержал. И в простых словах смешалось множество вопросов: «Где он? Что с ним? Куда привела рельсовая дорога? Нашел ли? Вернется ли? Когда?»

Янка сказал:

– Ничего. Он же не один…

– Сегодня директорша про него спрашивала, – насупленно проговорил Гелька. – «Не знаешь, куда подевался Юра?» Я говорю: «Кажется, в Нейск уехал…» – «Почему же не взял документы?» Я говорю: «Не знаю…» А что еще сказать?

– Будет заваруха, – озабоченно сказал Янка.

Но несколько дней прошли спокойно. По крайней мере, Гельку и Янку вопросами никто не тревожил.

…Из школы они проходили мимо детской поликлиники, вдоль старой стены, где в нишах спрятались старые лавочки. И каждый раз молча вспоминали, как летом познакомились здесь. Как Янка попал в засаду. Но не говорили про это. Янка молча улыбался. Гелька сердито поддавал коленками тяжелый портфель с бронзовой ящеркой на крышке. Ящерка – это был такой значок, длиной со спичку. Однажды Гелька расцарапал им ногу, снял с крышки и прицепил под воротник.

– Зачем прячешь-то? – удивился Янка. – Носил бы на рубашке.

– Да ну, на рубашке… Скажут: как девчоночья брошка.

– Ничего не девчоночья, просто значок… Хорошая какая ящерка. Как живая… Откуда она у тебя?

– Я разве не рассказывал? Папа ее в лесу нашел, в траве, недалеко от скважины. Спрашивал там: чья, кто потерял? Говорят: не знаем. Ну вот он мне и привез… Смотри, Янка, друзья-приятели топают!

Впереди, шагах в тридцати, шли Васька и Алешка Листов. Гелька звал про себя Алешку «Огонек», но другие звали его «Листик». Алешка был в новенькой зеленой форме второклассника. Васька блестел на солнце.

– Во, прогульщики, – обрадованно сказал Гелька.

– Почему? – возразил Янка. – Может быть, как мы…

У Гельки почему-то отменили урок географии, а Янку отпустили с физкультуры, потому что у него не шведской стенке вдруг закружилась голова.

– Нет, у них сейчас математика, я знаю… Эй, Ог… Листик! Васька! А ну, стоп! Лодыря гоняем, да?

Алешка обернулся, а Васька замер. Потом, не шевельнув туловищем, Васька развернул на сто восемьдесят градусов квадратную голову (тихонько заскрипела ребристая шея). Резиновые губы растянулись в улыбке, коротенькая макушечная антенна весело изогнулась. Но тут же Васька насупился и сказал:

– А че… Она сама…

– Нас прогнали, – деловито сообщил Листик. – Вернее, его. А меня заодно…

– Как это вы достукались? – весело удивился Янка.

Листик бросил на Ваську косой взгляд:

– Да ну его… Сам виноват. Все время подсказывает на уроке…

– Да?! А если они сосчитать не могут! – взвинтился Васька. Затанцевал на тонких дюралевых ногах и привел голову и туловище в нормальное положение. – Такие задачки смехотворные, а они…

– Не у всех ведь мозги электронные, – сказал Гелька. – Ты, Василий, смотри. Будешь своими способностями хвастаться, тебя ребята выскочкой задразнят.

– Ребята ничего не говорят, они только рады. Это Настюшка придирается… Настасья Федоровна. Она меня терпеть не может.

– Ну уж… – осторожно не поверил Гелька.

– Да! Она вчера меня стукнула…

– Как это? – изумился Янка.

– Вот так! Пластмассовым треугольником. – Васька потер сзади нижнюю часть выпуклой ферропластовой канистры, из которой было сделано его туловище.

– Тебе же не больно. Вон какая броня, – утешил Гелька.

– Да?! – Васька сверкнул фиолетовыми фотоглазами. – Если железный, думаешь, не обидно?

Гелька и Янка вопросительно глянули на Листика. Тот неловко объяснил:

– Она у нас еще молоденькая, только из института. Сама еще как девчонка…

– Все равно это свинство, – сурово сказал Янка.

Листик смутился. Настасья Федоровна, видимо, ему нравилась. Листик наклонился и стал поправлять шнурки на кроссовках. Не разгибаясь, напомнил Ваське:

– Она же сразу извинилась.

– Ха! Извинилась! А потом опять придирается: «Почему ты голый в школу являешься!» Я говорю; «Я же робот, у меня и так шкура прочная». А она: «Не робот ты, а обыкновенный хулиган. И нечего приходить в школу без штанов!»