В глубине Великого Кристалла. Том 1, стр. 178

Даже у самых сдержанных мальчишек бывают в жизни моменты, когда чувства не сдержать. Потом и вспомнить неловко, а в этот миг в душе кипенье радостных слез. Стасик облапил Яшку, уткнулся носом в его голое плечо, зашептал:

— Хороший ты мой… Ты насовсем пришел, да?

У Яшки сладко защекотало в груди и в горле. Он закашлялся. Погладил торчащие под рубашкой Стаськины лопатки.

— Ну, чего… ладно… Гляди, Катьке надо пеленки менять.

— А ты ее как вылечил? Полностью?

— А чё, наполовину, что ли? Делов-то…

— Мама с ума сойдет от радости!

Мама не сошла с ума. Но радости и правда было много. И страха: а вдруг это лишь короткое облегчение в болезни? Тут же мама потащила Катюшку в поликлинику. Участковая врачиха, недавно предрекавшая печальный конец, была в отпуске. А замещавшая ее докторша рассердилась:

— Что вы морочите голову! Здоровый ребенок!

Потом посмотрела записи в истории болезни и только плечами пожала.

Зямина бабушка сказала, что вечером пойдет в церковь — с благодарственной молитвой Богородице. Мама украдкой сунула ей деньги: пусть поставит свечку, самую большую. Соседи шумно обсуждали счастливое выздоровление младшей жительницы дома. И в общей этой радости никто особенно не обратил внимания на пацана, которого Стасик привел с улицы. Нашел себе нового приятеля, ну и ладно… Мама покормила их макаронами с жареным луком и отпустила Стасика гулять до вечера.

Вот это был день! Наверно, самый счастливый.

Яшка сразу предупредил:

— Ты сегодня меня ни о чем не расспрашивай. Давай жить по-человечески. Будто мы с тобой всегда так, давно…

Стасику того и надо! Он потащил Яшку показывать город. Сперва, конечно, Банный лог и реку. Был паводок, река затопила на левом берегу деревни, и минареты торчали, как маяки… У пристани пыхтели сразу три парохода, и шумела рядом с дебаркадерами толпа, как на ярмарке.

Все это Яшка видел совсем недавно, когда с Дороги попал на берег. Но тогда не обратил внимания, а теперь смотрел на пристанскую жизнь как бы глазами Вильсона. Казалось бы: ну, пароходы, ну, люди. Ну, песня из репродуктора на башенке: «Шаланды, полные кефали…» Но было в этом что-то праздничное, приморское, почти сказочное! И праздник этот на весь день заразил Яшку и Стасика радостью, трепетной, как пароходные вымпела и флаги на ветру…

Потом они пошли в Городской сад. Стасик разменял пятирублевую бумажку, которую на радостях дала ему мама. Два рубля потратили на карусель с деревянными конями, три — на маленькую порцию мороженого. Лизали по очереди зажатый между вафлями молочно-сахаристый кругляшок и млели от удовольствия.

На главной площадке сада в этот день впервые пустили фонтан. Струи били из рогов чугунного оленя и сыпались в круглый бассейн. Там, конечно, шум, визг, брызганье — настоящий морской бой. Кое-кто залез через бетонный барьер в воду, а один даже упал — прямо в штанах и рубахе. Столько хохоту! Порезвились от души и Яшка со Стасиком. Пока всех не разогнала тетка в брезентовом фартуке. Она орала и махала метлой…

Яшка и Стасик отдышались на лужайке у изгороди.

— Во, психопатка, — сказал Стасик, поглядывая сквозь кусты. — Жалко ей, что люди побрызгаются.

— А мне понравилось! — возразил Яшка. — Приключения и погоня!.. Вильсон, может, она это нарочно? Чтобы всем интереснее сделалось?

Яшка был еще наивный, не очень знакомый с жизнью.

Когда немного обсохли, Стасик предложил:

— Пошли в другой сад, в Андреевский. У меня там пацаны знакомые. Или в футбол поиграем, или еще как-нибудь. Айда?

— Айда! — вскочил с травы Яшка. — Мне все интересно! Хоть куда, лишь бы с тобой!

Но ребят в Андреевском саду они не встретили, а у дверей Клуба железнодорожников висела афиша — о том, что идет американское кино «Путешествие Синдбада».

— Цветное… — завздыхал Стасик. — Я его ни разу не видел, а ребята в школе говорили, что картина — во!.. А деньги мы прогуляли.

Яшка почесал кудлатое темя и зачем-то бухнулся коленками в траву. Низко нагнулся.

— Ты чего? — испугался Стасик.

— Да ничего… Кузнечик тут, я поймать хотел… — Он запустил пальцы в карман на трусиках, которого Стасик раньше не замечал. Вынул две новенькие трешки. — Такие годятся?

— Ага… Откуда у тебя?

— Командировочные выдали, — уклончиво пошутил Яшка и начал отклеивать от коленок липкую чешую тополиных почек. Не стал признаваться, что деньги вместе с карманом сию минуту сотворил из листьев подорожника.

…Кино восхитило одинаково и Стасика и Яшку.

— Только, по-моему, зря этот джинн-мальчишка превратился совсем в обыкновенного человека, — сказал Стасик. — Маленько волшебства все-таки не мешает. А?

— Не знаю, — вздохнул Яшка. — Мне сейчас хочется стать совсем-совсем обыкновенным.

Стасик глянул на него украдкой и застыдился своих слов. Он ведь совершенно забыл, кто на самом деле этот веселый, растрепанный и слегка чумазый Яшка.

Легкая тень отчуждения легла между ними. Нет, не отчуждения, а неловкости и какой-то опаски. Стасик сердито задавил в себе это чувство. Сказал деловито:

— Ночевать у нас будешь, да? Мама согласится, не бойся.

Был уже вечер, они шли по Первомайской улице, и низкое солнце мелькало над заборами среди рябин.

— Не… На ночь я уж к себе. А то мало ли что…

Стасик загрустил, но сказал понимающе:

— Попадет?

— Крик подымут. Особенно Желтые тетушки.

— А еще придешь? — Стасик вдруг очень заволновался. — Ты ведь не последний раз, да?

— Приду, приду! — Яшка переливчато засмеялся. — Завтра же! — И не осталось между ними даже намека на тень.

— А отсюда… как уходить будешь? Можно посмотреть?

Яшка слегка насупился. Еще днем приметил он у берега ржавую баржу, наверняка пустую. Туда он и заберется, поглубже в трюм. И тогда уж… Потому что не превращаться же в статую на глазах у Вильсона! Белый шарик знал характер друга и понимал, как это ударит по Стаськиным нервам… И куда Вильсон денется с каменным пацаном в тряпичных трусиках и майке? И сколько набежит любопытных… А в трюме скульптуру никто не обнаружит. Вряд ли есть желающие шастать ночью по глубоким железным закоулкам. И уж тем более никогда не полезет в трюм Вильсон, Яшке-то известно, как не любит Стасик глухие и темные помещения. Конечно, Вильсон не виноват в этом страхе, просто натерпелся, бедняга…

— Ты проводи меня до реки, а там уж я сам, один… Смотреть не надо…

Опять грустно и с пониманием Стасик сказал:

— Тайна, да?

— Не тайна, но… может не получиться, если кто-то смотрит. Импульс не пойдет. И тогда… вдруг какое-нибудь межзвездное нарушение… — покривил душой Яшка.

По Банному логу они опять вышли к пристани, оттуда к станции Река и поднялись до половины откоса. Яшка нашел место, где выступ берега скрывал от глаз баржу.

— Вот здесь и стой… Я пойду, а ты не смотри за мной и медленно считай до ста. Обещаешь?

— Честно-пионерско. — Стасик взялся за кончик галстука (он так и гулял сегодня в «парадной форме»; ох и будет от мамы за перемазанную рубашку!). — Значит, до завтра?

— Честно-пионерско, — серьезно сказал Яшка. Он, если строго рассуждать, не имел права давать такое слово, но Стасик поверил. Яшка подержал Стасика за локти горячими пальцами и прыгнул за выступ, в бурьян…

Через минуту Яшка нырнул в люк на железной палубе. Ушибаясь, плутая в запахах ржавчины, забрался в дальний трюмный отсек. Сел, съежился, уткнулся лбом в колени. И невидимым лучом ушел сквозь пространство.

2

Побежали, по-ребячьи запрыгали счастливые летние дни. Потом Стасику казалось, что лето промелькнуло стремительно. Однако пока оно шло — было бесконечным.

…В один из первых дней Яшка познакомился с Полиной Платоновной. Вот как это случилось. Никого дома не было, кроме ребят, уснувшей Катюшки и Зяминой бабушки, которая за ней присматривала. И Стасик решил показать Яшке фисгармонию.