Темный карнавал, стр. 43

— Вы живы? — вскричал мистер Бенедикт, отшвырнув простыню.

— Ну и ну, чего только я тут не наслушался за один только час! — жалобно заныл лежавший на столе старик, вращая побелевшими глазами, которые едва не вылезали у него из орбит. — Лежу себе, пальцем не могу пошевелить — и слушаю ваши речи! Ах ты мерзавец, негодяй отпетый, чудище, сатана с рогами, выпусти меня отсюда! Уж я расскажу и мэру, и городскому совету, и всем и каждому, какая ты темная личность! Сквернавец ты этакий, садист, подлый извращенец, гнусный паршивец — ну погоди, я всю, всю правду о тебе выложу! — визжал старик с пеной на губах. — Выпусти меня отсюда!

— Нет! — Мистер Бенедикт рухнул на колени.

— Ах ты чудовище! — всхлипывал мистер Мерривелл Блайт. — Подумать только, какая жуть творилась у нас в городе, и никто даже не подозревал о твоих пакостях! Ах ты мерзкий мерзавец!

— Нет! — шептал мистер Бенедикт, пытаясь подняться с колен и снова падая, парализованный ужасом.

— Надо же, чего только ты тут не болтал! И чего только не вытворял!

— Виноват, — шептал мистер Бенедикт.

Старик попробовал приподняться.

— Нет, нет! — Мистер Бенедикт ухватился за него.

— Пусти меня! — вопил старик.

— Нет! — твердо произнес мистер Бенедикт.

Он дотянулся до шприца и всадил иглу в руку старика.

— Эй вы! — дико взвыл старик, обращаясь к накрытым простынями фигурам. — На помощь! — Он бросил невидящий взгляд в сторону окна, за которым рядами располагались кладбищенские надгробия. — Вы тоже, там — под землей, помогите! Слышите? — Старик откинулся назад, со свистом втягивая воздух, на губах у него выступила пена. Он понимал, что умирает. — Слушайте, вы все! — бормотал он. — Он поглумился надо мной и над вами тоже, над вами всеми, глумился слишком жутко и слишком долго. Не потерпите этого! Не позвольте, ни за что не позвольте, чтобы он продолжал над другими изгаляться! — Старик слизнул пену с губ, слабея на глазах. — Сделайте ему что-нибудь этакое!

Мистер Бенедикт, застыв на месте, потрясенно повторял:

— Они мне ничего не могут сделать, ничего. Говорю же вам, ничего.

— Восстаньте из могил! — хрипел старик. — Помогите мне! Сейчас, или завтра, или хоть когда, но восстаньте и расправьтесь с ним — с этим чудищем! — Из глаз старика ручьями полились слезы.

— Чушь! — еле-еле отозвался мистер Бенедикт. — Вы при смерти — и порете всякую чушь. — Мистер Бенедикт с трудом шевелил губами. Глаза у него были широко раскрыты. — А ну, давайте-ка помирать, да поживее.

— Вылезайте все! — голосил старик. — Все до единого! На помощь!

— Хватит трепать языком! — выдавил из себя мистер Бенедикт. — Не желаю больше ничего слушать.

В комнате внезапно потемнело. Спускались сумерки. Час был уже поздний. Старик из последних сил продолжал бессвязно что-то бубнить. Наконец улыбнулся и отчетливо проговорил:

— Немало они от тебя натерпелись, чудище ты этакое! Но ничего, сегодня ночью они тебе припомнят.

Старик умер.

По слухам, той ночью на кладбище прогремел взрыв. Вернее, даже несколько взрывов: разнесся странный запах, что-то металось, происходила какая-то неистовая борьба. Вспышки света, зигзаги молний, с неба обрушилась как будто бы дождевая влага, на колокольне гудели и бешено раскачивались колокола, сверху валились камни, бездушные предметы изрыгали проклятия и летали по воздуху, кто-то за кем-то гнался с визгом; в покойницкой сверкали огни, неясные фигуры неуклюжими прыжками шныряли то внутрь, то за дверь, в окнах вышибло стекла, двери сорвало с петель, а с деревьев листья; громыхали железные ворота, а под конец показался бегущий мистер Бенедикт: он мчался со всех ног, а потом исчез, огни внезапно погасли — и темноту прорезал душераздирающий вопль, который мог испустить только сам мистер Бенедикт.

А потом — тишина. Мертвая тишина.

Наутро явились горожане. Обследовали покойницкую и церковь, а затем направились к кладбищу.

Всюду была только кровь — целое море крови, разбрызганной, расплесканной и разлитой всюду куда ни кинь взгляд, будто небеса кровоточили всю ночь напролет.

Мистера Бенедикта и след простыл.

— Куда бы он мог подеваться? — слышались вопросы.

— А кто его знает? — слышалось в ответ.

И ответ был получен.

В дальнем углу кладбища, под густой древесной сенью, рядами выстроились старинные, покосившиеся от времени надгробия со стертыми надписями. Птицы тут не пели. Солнечный свет, кое-как пробивавшийся сквозь плотную листву, походил на электрический — жалкий, слабый, неестественно театральный, гаснущий.

Кто-то, задержавшись у одного из старых надгробий, воскликнул:

— Взгляните-ка!

Прочие спутники подошли ближе и, склонившись над посеревшим, замшелым камнем, тоже не удержались от удивленных восклицаний. На камне криво, судорожно, поспешно (процарапанная, скорее всего, ногтями) виднелась свежевыведенная надпись: МИСТЕР БЕНЕДИКТ.

— А гляньте сюда! — раздался новый возглас; все обернулись в ту сторону. — И на этом камне, и на этом, и на вон том тоже! — кричал селянин, указывая на пять других надгробий.

Компания разбрелась по кладбищу: всякий, вглядевшись в очередное надгробие, в ужасе от него отшатывался.

На каждой без исключения могильной плите, выцарапанное ногтями, красовалось одно и то же имя:

Горожане потрясенно молчали.

— Но это же немыслимо! — слабым голосом уронил наконец кто-то из них. — Не может же он лежать сразу под всеми этими надгробиями!

Долгое время никто из присутствующих не в силах был шевельнуться. Под тенью деревьев, безотчетно уставившись друг на друга в нервном молчании, все ждали, кто заговорит первым. Наконец один из них непослушными, онемелыми губами спросил просто:

— А почему нет?

Гроб (Поминки по живым)

The Coffin / Wake for the Living, 1947

Перевод Л.Бриловой

Несколько дней не смолкал стук и грохот; торговцы доставляли различные металлические детали, которые мистер Чарльз Брейлинг в лихорадочном волнении уносил в свою маленькую мастерскую. Он был смертельно больной, умирающий человек и, терзаемый мучительным кашлем, торопился, судя по всему, собрать свое последнее изобретение.

— Что ты делаешь? — поинтересовался его младший брат, Ричард Брейлинг.

Уже несколько дней он, недовольный, все больше удивляясь, прислушивался к грохоту и теперь сунул голову в дверь мастерской.

— Иди-ка ты подальше и оставь меня в покое, — сказал Чарльз Брейлинг, которому стукнуло семьдесят и у которого почти все время дрожали руки и мокли губы.

Его трясущиеся пальцы сомкнулись на рукоятке, трясущийся молоток слабо стукнул по большой деревянной доске, приколотил к затейливому механизму узкую металлическую ленту, в общем, работа закипела.

Ричард медлил, глядя со злобным прищуром. Братья ненавидели друг друга. Ненависть существовала годами и не уменьшилась и не увеличилась оттого, что Чарли ступил одной ногой в могилу. Если Ричард вообще думал о грядущей смерти брата, то он ей радовался. Но эти судорожные хлопоты его заинтриговали.

— Объясни, по-хорошему прошу. — Ричард не отходил от двери.

— Ну, если тебе приспичило, — сердито бросил Чарльз, прилаживая к стоявшему перед ним ящику какую-то непонятную деталь. — На следующей неделе я умру, а теперь я… сколачиваю для себя гроб!