Московские адреса Льва Толстого. К 200-летию Отечественной войны 1812 года, стр. 23

А теперь развеем некоторую путаницу, вызванную тем, что в разных источниках имеется несовпадение адреса, по которому жил Одоевский и бывал Толстой. Дело в том, что один и тот же дом имеет два номера – № 19 и № 17, строение 5. В «Перечне объектов культурного наследия федерального значения, которые до 27 декабря 1991 г. являлись недвижимыми памятниками истории и культуры государственного (общесоюзного и республиканского) значения и в отношении которых должно быть оформлено право собственности Российской Федерации», утвержденном распоряжением Правительства РФ от 19.10.2009 № 1572-р, указаны эти два адреса дома. Один адрес – Смоленский бульвар, д. 19 указан «по данным государственного учета объектов культурного наследия», второй – Смоленский бульвар, д. 17, стр. 5 приводится по «данным технического учета». Такая двойная нумерация не является редкостью для Москвы. Но сказать об этом стоит.

Московские адреса Льва Толстого. К 200-летию Отечественной войны 1812 года - i_037.jpg

Смоленский бульвар, д. 17, где в 1860-х гг.

Лев Толстой бывал у Владимира Одоевского

Московские адреса Льва Толстого. К 200-летию Отечественной войны 1812 года - i_038.jpg

Владимир Федорович Одоевский

Московские адреса Льва Толстого. К 200-летию Отечественной войны 1812 года - i_039.jpg

Л.Н. Толстой.

С картины И.Н. Крамского, 1873 г.

Московские адреса Льва Толстого. К 200-летию Отечественной войны 1812 года - i_040.jpg

Л.Н. Толстой. С картины И.Я. Репина, 1901 г.

Глава 10

Первая встреча с Репиным. 1880 г

Земледельческий пер., д. 7–9, стр. 2

Должен вам признаться, что я отнесся очень скептически к известию, что у меня будет Лев Толстой… Я об этом только иногда вспоминал, как о чем-то несбыточном, вчера, во вторник 7 октября вдруг часов в 7 с четвертью кто-то постучал (вечно испорченный наш звонок). Я видел издалека – промелькнул седой бакенбард и профиль незнакомого человека, приземистого, пожилого, как мне показалось, и нисколько не похожего на графа Толстого.

Представляете же теперь мое изумление, когда увидел воочию Льва Толстого самого! Портрет Крамского страшно похож. Несмотря на то, что Толстой постарел с тех пор, что у него отросла огромная борода, что лицо его в ту минуту было все в тени, я все-таки в одну секунду увидел, что это он самый!

По правде сказать, я был даже доволен, когда порешил окончательно, что он у меня не будет: я боялся разочароваться как-нибудь, ибо уже не один раз в жизни видел, как талант и гений не гармонировали с человеком в частной жизни. Но Лев Толстой другое – это цельный гениальный человек, и в жизни он так же глубок и серьезен, как и в своих созданиях… Я почувствовал себя такой мелочью, ничтожеством, мальчишкой! Мне хотелось его слушать и слушать без конца…

И он не был скуп, спасибо ему, он говорил много, сердечно и увлекательно.

Я был так ошеломлен его посещением неожиданным и также неожиданным уходом (хотя он пробыл около двух часов, но мне показалось не более четверти часа), что я в рассеянности забыл даже спросить его, где он остановился, надолго ли здесь, куда едет. Словом, ничего не знаю, а между тем мне ужасно хочется повидать его и послушать еще и еще», – таковы были первые впечатления Ильи Ефимовича Репина (1844–1930) от встречи со Львом Толстым, пришедшим в этот дом вечером 7 октября 1880 г. Процитированное нами письмо было написано критику Владимиру Стасову, благодаря которому и познакомились Толстой и Репин.

В.В. Стасов, называвший писателя «Великий Лев», считал, что Репин в живописи значил то же, что Толстой в литературе. Желая во что бы то ни стало свести их, он убеждал Толстого: «У Репина такая же цельная, неподмесная, неразвлекающаяся ни на что постороннее натура, как и у вас».

Впервые Стасов обратил внимание Толстого на картины Репина в 1878 г, тогда Лев Николаевич отреагировал так: «Ваше суждение о Репине я вполне разделяю. Но он, кажется, не выбрался еще на дорогу, а жару в нем больше всех». Слова эти, переданные Стасовым Репину, вызывают у последнего восторг: «Сам Лев Толстой (наш идол) изволит писать о нас!!

Да ведь это просто невероятно. И как верно! – «не выбрался еще на дорогу, – это верно, то есть, он знает меня еще таким, и я действительно все еще выбираюсь на дорогу. И, если бог продлит веку, выберусь! Хорошо сказано».

Попытки найти в Москве дом, ставший местом первой встречи Льва Толстого и Ильи Репина предпринимались неоднократно. Поиски активизировались в 1944 г., когда отмечалось столетие со дня рождения Репина, – куда-то надо же было повесить мемориальную доску, чтобы удостоверить факт проживания в Москве видного передвижника. К середине прошлого века был, наконец-то, установлен этот репинский адрес. Жил Илья Ефимович, как и Лев Николаевич, в Хамовниках.

С 1922 г. переулок, в котором находится дом, называется Земледельческим (по находившейся здесь в XIX в. Земледельческой школе Московского общества сельского хозяйства, основанной в 1820 г.). А при жизни Толстого и Репина переулок был известен как Большой Трубный. Удивительное все-таки дело – разбираться в московской топонимике. Ведь в Москве издавна существует еще и Трубниковский переулок, разрезанный на две части Новым Арбатом. Так что переименование было вполне обоснованным.

Дом, в котором Репин жил с октября 1879 г., принадлежал баронессе A.A. Симолин и представлял собою вполне благоустроенную усадьбу с несколькими надворными постройками, колодцем и фруктовым садом. Двухэтажный дом, ставший для Репина и квартирой, и мастерской, внизу был каменным, наверху – деревянным.

Выяснить, куда именно в этот дом приходил Толстой, удалось благодаря другому художнику – Валентину Серову, а точнее с помощью его рисунка. Дело в том, что в 1878–1880 гг. юный Серов жил в семье Репиных. Илья Ефимович по просьбе его матери давал уроки талантливому мальчику, рано оставшемуся без отца – композитора А.Н. Серова.

Учителю было суждено намного пережить своего одаренного ученика. Позднее Репин вспоминал о Серове: «Днем, в часы досуга, он переписывал все виды из окон моей квартиры: садики с березками и фруктовыми деревьями, построечки к домикам, сарайчики и весь прочий хлам, до церквушек вдали; все с величайшей любовью и невероятной усидчивостью писал и переписывал мальчик Серов, доводя до полной прелести свои маленькие холсты масляными красками».

Один из таких маленьких холстов в 1880 г. начинающий художник назвал «После пожара». На рисунке изображен флигель усадьбы, незадолго до этого переживший пожар. Линия горизонта, проходящая в перспективе рисунка поверх обгоревшего флигеля, ясно указывает, что рисунок сделан сверху вниз, то есть из окна второго этажа. На заднем плане слегка намечен силуэт церкви, повернутой к зрителю своей северо-восточной стороной.

Как удалось установить биографу Репина В. Москвинову в 1954 г., квартира Репина находилась на втором этаже южной стороны дома. Своими девятью окнами она выходила на три стороны света, минуя север. Мастерской художника могла быть, скорее всего, небольшая, около двадцати метров, комната, обращенная двумя окнами на запад (в одном из писем Репин упоминал о своей «маленькой мастерской»). Кроме того, художник мог также пользоваться для работы просторной средней комнатой, разделявшейся в то время надвое широкой аркой, что позволяло отходить от холста на 7–8 шагов. Из окна этой комнаты Валентин Серов и сделал свою зарисовку.

Репин новой квартире обрадовался: «Новая квартира моя премиленькая, очень располагающая к работе, удобная», – писал он Стасову. Переехал художник сюда из Теплого переулка (ныне улица Тимура Фрунзе), где жил в 1877–1879 гг.

В своей мастерской в Большом Трубном переулке Репин завершил картину «Крестный ход в Курской губернии». Корней Чуковский увидел в этой картине «непревзойденное умение выражать психическую сущность человека каждой складкой у него на одежде, малейшим поворотом его головы, малейшим изгибом мизинца». Чуковский считал, что «обо всем этом с такой же экспрессией мог бы написать лишь один человек: Лев Толстой. Лишь у Льва Толстого нашлись бы слова, чтобы описать каждого из этих людей: так сложны и утонченны характеристики их, сделанные репинской кистью».