Безрассудная девственница, стр. 42

— Подумайте, что вы говорите, преподобный отец! И что делаете! Даже священника можно заставить отвечать перед судом!

Беллингем занес кулак, чтобы ударить ее по лицу. Она посмела ему угрожать! Моди-Лэр отшатнулась и, не удержавшись, покатилась с лестницы. Беллингем хотел было схватить ее, закричал, но было уже поздно. У него в руках остался лишь воротничок от ее платья.

— Госпожа Уорен! — Беллингем бросился вниз и встал около нее на колени. Побледнев как мел, он поднес руку к ее рту, но дыхания не уловил. Женщина лежала неподвижно, раскинув руки и ноги, а на виске у нее багровело большое пятно. — Вы ведь живы! — кричал он и бил ее по щекам в надежде оживить. Она не отвечала. — Боже милостивый!

Священник утер рукой вспотевший лоб и выпрямился.

Женщина умерла, однако его беспокоили только осложнения, которые теперь могли возникнуть в его жизни. Он ее не толкал, однако какое это имеет значение? Одно только расследование перечеркнет всю его карьеру.

Замаранный подозрением священник теряет приход и не получает ничего взамен.

Он не сводил глаз с безжизненного тела. Машинально Беллингем сдвинул ей ноги, сложил руки на груди и подумал, что она похожа на святую, так она была спокойна и безмятежна в смертный час. Поймав себя на этой мысли, он отвернулся.

Кто-то пронзительно закричал у него над головой, и священник вскочил на ноги. Боясь худшего, то есть случайного свидетеля, он затаил дыхание. Крик повторился. Беллингем обшарил глазами комнату, пока наконец не заметил иссиня-черного ворона высоко над потолком. Он успокоился. Всего лишь птица. Больше никаких свидетелей. Никто не знает, что здесь случилось. Разве только Господь Бог. Но, очевидно, в его воле было положить конец жизни Моди-Лэр Уоррен. Никто не посмеет задавать вопросы.

Он взял себя в руки. Наскоро произнеся молитву, Беллингем вскочил на коня и помчался в город. Надо было предупредить преподобного Стиббинса, что венчание откладывается.

Ранним утром Глория расседлала уставшую лошадь и отвела ее в сарай. Все тело у нее ныло от усталости. Обтерев и накормив лошадь, она отправилась в дом, думая поспать немного, прежде чем отправляться дальше. Платье ее было все в пыли и лицо тоже, поэтому она не удивилась бы, если бы мать отказалась впустить ее на кухню, пока она не вымоется.

Войдя в дом через боковую дверь, она окликнула ее, но в ответ услышала только жалобное мяуканье Тэнси, выбежавшей ей навстречу. Глория наклонилась погладить свою любимицу.

— Соскучилась, Тэнси? Однако кошка не успокоилась. Она продолжала тереться вокруг Глории и мяукать. Глория взяла ее на руки и погладила бархатистую спинку. В кухне тоже никого не было. Глория даже вскрикнула от удивления. Огонь погас. Такого не случалось ни разу за всю жизнь Глории. Она знала, что мать уже давно должна была встать и замесить тесто.

. Обеспокоенная девушка выскочила из кухни и бросилась к парадной двери. Увидав возле лестницы неподвижную фигуру, она остановилась как вкопанная. — Мама!

Отпустив кошку, она бросилась к матери. Руки у нее уже застыли, кожа стала серой, словно мраморной, но Глория все равно принялась растирать ей щеки и руки, чтобы вернуть в них жизнь. Потом она бросилась на тело матери и разрыдалась.

Глория не знала, сколько времени провела так, и только крики Пэдди напомнили ей о том, что надо действовать. Надо похоронить мать. Нельзя ее бросать здесь. Надо поставить в известность городские власти. И друзей. Еще надо поехать к Джосии Беллингему, чтобы он отслужил панихиду. Держась за перила, Глория встала на ноги и постояла так, пока не почувствовала что может идти. Ей казалось, что у нее останавливается сердце, и она никак не могла избавиться от ощущения вины за то, что оставила мать и она умерла в одиночестве.

Солнце было уже высоко, когда Глория подъехала к дому Беллингема. О том, что он просил ее руки, она забыла.

Свежевыбритый священник открыл дверь на ее стук, и Глория не обратила внимания на вздох облегчения, который сорвался с его губ.

— Мама умерла, — тотчас сказала Глория.

— Входи, дитя мое, — участливо проговорил он… — Расскажи мне, что случилось.

— Не знаю, — ответила она, и он взял ее за руку. — Я уезжала, а когда вернулась, нашла маму уже мертвой. Может быть, она упала с лестницы, хоть в это трудно поверить. Она никогда не падала. В общем, она была уже холодной.

— Бедняжка Глория, — он сжал ей руку. — Ты была одна. Но ты храбрая девочка. Проходи. Садись, — он провел ее в кабинет, где на столе все еще стояла бутылка вина, приготовленная для нее. — Ты уже кому-нибудь рассказала?

Глория упала в кресло и взяла в руки чашку. Вино согрело ее, и у нее порозовели щеки.

— Да. Я от госпожи Леонард. Она хотела меня проводить, но мне надо было немножко побыть одной, — она подняла на него глаза, и хотя в них ясно читалась тоска, их блеск подействовал на священника возбуждающе. — Я бы хотела, чтобы вы проводили душу моей матери в рай.

Когда Беллингем открыл рот выразить свое немедленное согласие, то обнаружил, что пропал голос. Откашлявшись, он тоже отпил вина.

— Буду рад, Глория.

Его голос потерял прежнюю бархатистость и скрипел, как несмазанная телега.

Глава 12

Рашель и Томас Леонарды приютили Глорию до похорон. Последний долг покойной пришел отдать господин Вартон. Не уходил и Уильям на случай, если срочно что-нибудь понадобится. А где же остальные, все те, кому Моди-Лэр безотказно помогала? Где госпожа Тилден? Господин Дуглас? Неужели они так боятся ведьму, что не хотят проводить в последний путь женщину, которая всю жизнь их обихаживала? Однако до погребения никто так и не появился, зато на похороны…

Глория бросила в могилу горсть земли и отошла, уступив место могильщикам. На кладбище, казалось, собрался весь город. Если бы Глория не боялась обидеть людей, отдавших печальный долг ее матери, она бы разогнала любопытную толпу.

Однако она ошибалась. Жители Сили-Гроув пришли посмотреть на невесту преподобного Беллингема. Если сплетники не врали и он действительно собирается жениться на Глории Уоррен, никто не хотел быть замеченным в пренебрежительном отношении к будущей жене священника. Однако даже страх вызвать его неудовольствие не мог заткнуть рты особенно ретивым.

Когда были сказаны последние слова, толпа быстро поредела. Многие расходились по двое, по трое, шепча на ухо друг другу вопросы, которые не осмеливались задать громко.

— Где была Глория, когда умерла ее мать?

— Каталась на помеле вокруг луны, — съязвила госпожа Генри, не так трепетавшая перед Беллингемом, как другие.

— А вы видели, какие у девушки глаза? Они сверкают, словно в ней горит бесовский огонь.

— Это сатанинский огонь, — уверенно проговорила госпожа Генри.

— Надо привезти сюда девиц из Салема. Маленькая Энн Путнэм уже указала на ведьм в Эндовере. Пусть ее привезут сюда. Послушаем, что она скажет о Глории Уоррен.

— Зачем нам Энн Путнэм? — ответила вопросом товарка. — Если эта девушка ведьма, она сама себя выдаст.

Джосия Беллингем остался у могилы и не слышал разговора двух подружек. Правда, до него тоже долетало кое-что, но стоило ему приблизиться к говорящим, как они замолкали, а он читал им небольшую проповедь о грехе празднословия. Ему было хорошо известно, что эти люди не привыкли к сложным умопостроениям, поэтому им легче легкого было приписать колдовству и болезни детишек, и смерть Моди-Лэр.

Будучи выше всех ростом, он смотрел на жителей Сили-Гроув сверху вниз. Пусть поболтают несколько дней. Да и Глории надо дать прийти в себя. Не стоит ее пока тревожить. А к концу недели он заставит замолчать всех сплетников, когда назовет Глорию Уоррен своей женой.

Все было кончено, и остались только самые преданные друзья. Беллингем недовольно покачал головой. Ему даже стало жалко дураков, которые не увидели знамения судьбы во всем происходящем.

Им был преподан урок, и Беллингем решил посвятить этому свою следующую проповедь. Сказав несколько утешительных слов Глории, он откланялся.