Дорогая Массимина, стр. 43

Если бы только все было так просто.

– Ты совсем помешался на газетах, – сказала она в поезде до Лидо, когда Моррис скрупулезно исследовал газетные колонки «Арены», свежий номер которой каким-то чудом углядел в большом киоске на вокзале.

Про письмо с требованием выкупа ни слова. Все правильно, так и должно быть.

– Мне нравится быть в курсе событий, – сказал он и зачитал ей статью о предложении городского совета установить пластиковую крышу над римским амфитеатром в Вероне; Массимина, воспитанная в традиционном духе, пришла, конечно же, в негодование.

Пляж в Лидо-ди-Рома огромен, а в этот день море было как никогда синим, а погода чудесной. Моррис с Массиминой заплатили за зонтик в третьем ряду от кромки воды. Моррис лег, закрыл глаза, и Массимина стала читать ему «Обрученных».

Моррис слушал вполуха, его вдруг посетила великолепная идея: когда у него наконец-то выдастся свободное время, он мог бы написать новых «Обрученных», где главный герой от нужды и отчаяния похищает девушку, но потом влюбляется в нее, а она влюбляется в него, и они решают, что он должен сдаться полиции, дабы можно было без помех пожениться. Но полиция, разумеется, засаживает бедного парня на полную катушку, и влюбленные могут видеться лишь раз в месяц через решетку в комнате для свиданий, и девушка в конце концов умирает от горя, а малый чахнет с тоски.

До чего ж складный сюжетец вышел, да и забавный… Не удержавшись, Моррис расхохотался во весь голос. Массимина удивленно воззрилась на него, и он пересказал ей (почему бы и нет?) сюжет своей будущей книги. Девушка воскликнула, что сюжет просто потрясающий, из него выйдет чудесная книга и даже чудесный фильм, она ведь всегда-всегда считала, что из Морриса получится чудесный-чудесный писатель. Они уже хохотали оба. Только будет лучше, заметила Массимина, отсмеявшись, если в самом начале что-то пойдет не так и парень случайно кого-нибудь убьет. Влюбленная без памяти девушка изо всех сил старается простить его и понять, ведь всему виной бедность парня и всякое такое, но убийство ставит крест на их чудесных-чудесных планах.

Дрожа всем телом, Моррис приподнялся на локтях.

Она не знает. Она не может знать!

– Хорошая мысль, – сказал он и закашлялся, чтобы как-то оправдать сорвавшийся голос. – А что дальше?

– В конце?

Массимина откинулась в шезлонге. С недавних пор девушка стала выглядеть гораздо взрослее. Моррис обратил внимание, что резинка зелено-белого купальника едва заметно, но все же врезается в девичьи бедра.

– Ну… – она задумчиво округлила губы, казалось, все ее веснушки излучают радость, – девушка предлагает парню забрать выкуп и бежать, а сама отправится в полицию, сделав вид, будто он ее только что освободил. Там она скажет, что у нее все время была на глазах повязка и потому она не знает похитителя в лицо… А потом… а потом, когда все успокоится, они снова встретятся и поженятся. Но юношу гложет совесть, и он отказывается от ее прекрасного плана, объявляет, что недостоин ее и всякое такое, признается во всем полиции, его приговаривают к смерти и казнят.

– В Италии нет смертной казни, – быстро сказал Моррис. Действительно ли нет? Точно нет. Во всяком случае, он был уверен, что нет. Иначе время от времени в газетах мелькали бы сообщения о смертных казнях. И террористов здесь тоже не казнят, ведь так?

Массимина расхохоталась:

– Жалко! – Господи, она и в самом деле довольна жизнью. – Но ты всегда можешь перенести действие в страну, где есть смертная казнь.

– Какая ты жестокая, – буркнул Моррис и рухнул на топчан.

Солнце жгло закрытые веки, от зноя перед глазами плыли красно-синие круги.

– Мне бы хотелось, чтобы ты стал писателем, Морри. Я бы тобой гордилась!

– Этим не заработаешь.

Всю вторую половину дня он наблюдал за морем человеческой плоти, что перемещалась по пляжу, брела за мороженым, или к воде, или в туалет: стройные девушки, и дородные старухи, и мальчишки, шнырявшие повсюду, поднимая тучи песка и виляя аккуратными маленькими задницами. Как можно говорить, что человеческая жизнь уникальна! А если сейчас с неба протянется гигантская рука и схватит одного-двоих? Хоть кто-нибудь заметит? (Кто, кроме него, горевал о матери? Кто помнит ее? Да и он… ее ли он помнит, или, может, он помнит лишь кусок собственной жизни, собственные чувства?) А возьмите Азию! Он же видел все эти документальные фильмы «Би-Би-Си», что снимались на улицах Калькутты: ужасающая людская скученность, плотная стена из темных тел движется одновременно во все стороны, колышется, извивается, словно комок личинок в банке с рыболовной наживкой. Жизнь – это горящий кинотеатр. Надо держаться подальше от толпы и от давки, иначе тебе каюк.

– Если ты действительно хочешь сэкономить немного денег, – сказал Моррис, когда дело шло к вечеру, – то почему бы нам не заночевать прямо здесь, на пляже.

Так они и сделали. Поужинали в ресторане ветчиной и пиццей с грибами, затем, счастливые (в самом деле счастливые) допоздна гуляли рука об руку по городку, а ближе к полуночи спустились на пустой пляж и устроились на своих полотенцах, дожидавшихся их в чащобе пляжных зонтов. Не надо регистрироваться еще в одной гостинице, не надо снова показывать паспорт.

– Интересно, что сейчас делают мама с бабушкой? – прошептала Массимина. Она держала его за руку. Над морем сверкали зарницы. – Может, нам лучше просто вернуться и на том покончить. Вернуться домой, в Верону. Думаю, они уже ничего не смогут поделать. Когда увидят, как мы близки друг другу и как счастливы вместе.

– Ну, если ты этого хочешь…

– Я просто хочу, чтобы они не изводились от беспокойства.

Он снисходительно рассмеялся:

– Да почему они должны изводиться от беспокойства, если мы буквально забросали их письмами и открытками? Небось в твоем доме давно не получали столько корреспонденции.

– Знаю… Наверное, я просто глупая. – И в теплой темноте раздался нервный смешок.

– Как только доберемся до Сардинии, сразу же позвонишь домой.

Глава шестнадцатая

Моррис поздравил себя с тем, что не примчался на вокзал Термини слишком рано и не пришлось несколько часов торчать на перроне, объясняя Массимине, почему они не сели на первый поезд до Чивитавеккья, откуда отплывают суда на Сардинию. Местный поезд из Лидо подошел к перрону без четверти двенадцать, так что до прибытия экспресса из Милана оставалось каких-то пятнадцать минут на то, чтобы купить билеты до Чивитавеккья и глянуть на расписание парома. А потом еще чуть больше десяти минут до отправления их собственного поезда. Морриса неожиданно захлестнула благодарность к итальянским железным дорогам, которые еще ни разу его не подвели. В предвкушении долгого морского путешествия Массимина напрочь позабыла о своем желании вернуться домой; покупая билеты в кишащем, как муравейник, здании вокзала, они чувствовали себя обычной отдыхающей парой, тем более что на девушке была соломенная шляпка, а его щеки со вчерашнего дня значительно порозовели.

Чтобы как-то убить оставшееся время, Моррис повел ее покупать темные очки. (И почему он раньше до этого не додумался?) Он выбрал самые большие, самые круглые и самые темные из всего изобилия, и после недолгой перепалки по поводу цены (Массимина права, цена была до абсурда высока, но ведь у них фирменная оправа, как терпеливо объяснил продавец) очки были куплены. Когда они вышли из магазинчика и вернулись на вокзал, объявили, что экспресс Милан-Палермо прибудет на шестую платформу. По расписанию. Как штык. Моррис посмотрел на часы и сказал Массимине, что хочет еще раз позвонить другу на Сардинию. Надо известить его о времени приезда. А она пускай отправляется на пятнадцатую платформу, откуда отходит поезд на Чивитавеккья.

Чувствуя на себе ее взгляд, Моррис направился к телефонному залу. И тут его осенило. Нет, ход воистину гениальный! До прихода миланского экспресса оставалось минут пять. Моррис зашел в телефонную будку и набрал номер полиции Вероны. Инспектор Марангони отправился обедать, но его помощник Толайни находился на месте.