Дорогая Массимина, стр. 14
– Может, для тебя, Морри-и…
Массимина, как и обещала, терпеливо ждала Морриса на автобусной остановке. Угодил в собственные сети, твердил он себе. Какой резон изводить время на девчонку, если ее родные против? Пустая трата сил. Кроме того, нет у него никакого желания впутываться в неприятную историю, которая может закончиться только катастрофой. Он написал это письмо, чтобы его приняли в семью, а в результате его вышвырнут вон. Есть разница, и отнюдь не теоретического толка.
– Я должен отвезти тебя домой. (Единственный способ заслужить одобрение родственников.) Пойдем поймаем такси.
– Нет, Морри! – Массимина порывисто схватила его за руку. – Я не вернусь!
Именно это мгновение выбрал Стэн, чтобы, мотаясь вправо-влево, проехать мимо на своем кривобоком велосипеде. Он притормозил под фонарем на другой стороне улицы, волосато-бородатая физиономия расплылась в широченной ухмылке.
– Эй, старик, не надумал еще насчет Турции? Учти, мы через недельку сваливаем.
Массимина испуганно отпрянула от Морриса.
– И свою подружку можешь прихватить! – расхохотался Стэн. – Как созреешь, дай знать, старик!
Между ними прогромыхал автобус, и Стэн исчез.
Глава седьмая
Эта мысль посетила Морриса, когда выяснилось, что у Массимины все-таки есть деньги, и немало, совсем немало. Следующим утром он распинался, пытаясь подоходчивее объяснять, что она не может оставаться у него хотя бы из финансовых соображений, но Массимина молча расстегнула свою спортивную красную куртку, запустила руку за пазуху, пару секунд пошарила там и извлекла небольшой рулончик купюр.
– Я вчера сняла со счета все свои сбережения. Тут целая куча денег; во всяком случае, месяца на два нам хватит, Морри. А потом они уже ничего не смогут поделать, правда? Им придется разрешить нам пожениться, потому что все будут думать, будто эту ночь мы провели в одной постели.
Рот Морриса, непроизвольно открывшийся к тому моменту, резко захлопнулся.
– В любом случае, в августе мне исполняется восемнадцать! – заключила Массимина.
Ту ночь они совершенно точно провели в разных постелях. Как ни странно, вечер прошел совсем неплохо. Массимина приготовила салат, собрала на стол, потом вымыла посуду и скрылась в ванной, откуда появилась в неизменном спортивном костюме, но уже – как несколько нервно отметил Моррис – без лифчика. Груди девушки оказались куда крупнее и тяжелее, чем он предполагал; впрочем, всякий бы ошибся, глядя на эту хрупкую фигурку. Сидя за кухонным столом (который надежным щитом отделял его от устроившейся напротив девушки), Моррис затеял хорошо знакомую им игру в вопросы-ответы, которую они отлично освоили, поджидая в баре автобус. Массимина непринужденно и охотно отвечала на вопросы: Бобо увильнул от армии благодаря одному доктору, другу его отца, тот выписал свидетельство, будто Бобо страдает язвой желудка; с бедной мамой однажды произошел несчастный случай, и она оглохла на одно ухо; Антонелла учится на юриста; дурочка Паола втюрилась в женатика и хочет уехать куда-нибудь на год, чтобы развеяться и забыть о своей любви, но мама…
Все оказалось проще простого, думал Моррис, вполуха слушая болтовню девушки. Раз снятый лифчик вовсе не является сигналом к решительным действиям, то волноваться нет причин. В одиннадцать часов он внезапно объявил, что с утра пораньше уезжает в Виченцу.
Тогда лучше лечь спать, покладисто отозвалась Массимина. Она нашла на буфете его щетку и принялась расчесывать длинные черные волосы, которые в ярком электрическом свете отливали загадочной рыжиной. Кто ляжет на диване? – поинтересовалась девушка. Моррис объявил, что он, и тут же испугался, не прозвучали ли его слова слишком поспешно, слишком галантно…
Разве сыщешь в Англии такую милую девушку? – вопрошал он, обращаясь к украденной дриаде. От университетских вечеринок у него в памяти остались лишь записные обольстительницы и потаскушки, для которых ты пустое место, если не умеешь танцевать, но становишься желанным трофеем, как только выясняется, что остальные кавалеры либо разобраны, либо пьяны в стельку, и тогда тебя пытаются затащить к себе в комнату с таким рвением, будто только о том всю жизнь и мечтали. Все познается в сравнении, и католическая провинция тут явно выигрывает. Он сделал правильный выбор.
Хотя к дивану, надо сказать, это не относится. Восемь часов в позе скрюченного вопросительного знака – не самый лучший отдых, особенно если то и дело просыпаешься от собачьего лая за окном, саднящим языком облизываешь пересохшие губы и стискиваешь зубы от ненависти к проклятой псине.
И вот первый утренний свет излился на красную обивку дивана упругим, раскаленным добела столбом. Вращая головой, чтобы размять затекшую шею, Моррис спросил:
– Сколько здесь?
Он понимал, что не следует этого делать, но мысль уже завладела им. А если мысль засела в голове, она рано или поздно сработает – как ружье, висящее на стене. Кстати об оружии. У Морриса была досадная, почти болезненная, на его взгляд, привычка: видеть оружие везде и всюду. Даже намазывая поутру масло на хлеб, он уважительно проводил пальцем по рукоятке ножа, не в силах отрешиться от разрушительной силы, таящейся в истонченном от старости кухонном лезвии.
– Два миллиона. Все, что было у меня на счету. Но если экономить, то можно протянуть на них какое-то время, пока один из нас не найдет работу. – Массимина замолчала. – Морри, а тебе обязательно ехать сегодня в Виченцу?
– Послушай, Мими (он впервые назвал ее уменьшительным именем), твоим родным понадобится не больше часа, чтобы обзвонить всех твоих подруг и догадаться, что ты со мной. Согласна? Затем еще час, чтобы связаться со школой и получить мой адрес, после чего они примчатся сюда, полные решимости забрать тебя с собой.
Массимина испуганно молчала.
– Так что, если ты хочешь со мной остаться, нам придется поехать в Виченцу вместе. Иначе они силой вернут тебя домой. Кстати, твоя родня может появиться здесь с минуту на минуту.
– Да, конечно, – растерянно прошептала девушка. – Но как же бабушка? Вдруг ей станет хуже? Я не могу уехать из Вероны, Морри.
Он залпом проглотил кофе, сваренный Массиминой, и искоса взглянул на девушку – убедиться, не шутит ли она.
– Либо одно, либо другое, – нежно сказал он. – Либо ты возвращаешься домой, либо мы едем в Виченцу. Тебе нельзя здесь оставаться. Больна твоя бабушка или нет…
Если Массимина выберет возвращение домой, тогда все прекрасно и замечательно. Но если она решит ехать… Моррис внезапно почувствовал, что от прилившей крови у него зашумело в голове, по спине пробежал озноб, а брюки в паху внезапно стали тесны.
– Ты ведь всегда можешь позвонить из Виченцы и вернуться, если бабушке станет совсем худо.
– Да! – Массимина обрадованно улыбнулась. – Да, Морри! – Она шагнула вперед, остановившись у столика, на котором стояли фото матери и бронзовая дриада, наклонилась и ласково взъерошила светлые волосы Морриса. – Тогда поехали, Морри… Поехали! Это будет чудесно. – И она поцеловала его в губы.
– Хорошо! – Моррис встал.
Хорошо хорошо хорошо хорошо…
– Но сначала позволь мне позвонить домой. Я только скажу, что со мной все в порядке. Вообще-то немного нечестно с моей стороны заставлять их так волноваться.
Стоп! Если они узнают, что она с самого начала была с ним, то его план летит к чертям. Моррис еще не разобрался, принято решение или нет, но в одном он не сомневался: сдержать столь феерическую идею будет очень сложно, почти невозможно, но он справится, непременно справится и не допустит ни единого ложного шага.
Он положил руки на плечи девушки и притянул ее к себе (в телесериалах так поступают сплошь и рядом), ласково провел пальцами по атласной шейке, такой прохладной, такой… Нет, нельзя отвлекаться! В конце концов, красота – очень несправедливая вещь. Почему одним выпадает столько очарования? За какие такие заслуги?