Ранняя осень, стр. 31

— К телефону!

Хоук оттарабанил последнюю серию, я ответил тем же. Он расплылся в широкой улыбке и пошел к телефону. Зрители разразились овациями.

— Эй, — крикнул я ему вслед. — У моего папаши есть коровник, может устроим там небольшое шоу!?

Хоук исчез за дверьми, а я перешел к большой груше. Когда он вернулся, его улыбка уже не была такой широкой, но лицо все еще светилось от удовольствия.

— Смотрю, тебе понравилось, — ухмыльнулся он, подойдя ближе.

— Ты свободен, — бросил я. — Не прошел отбор.

— Слушай, это ты там недавно устроил переполох у Гарри Коттона, да?

— Да, поболтал с ним немного, — ответил я, проведя мощный хук справа.

— С такими любезными разговорами ты точно добром не кончишь. Гарри рвет и мечет от злости.

— Что-то он сильно чувствительный, — ухмыльнулся я. — Можешь позвонить ему и сказать, что от него смердит.

— От него и правда смердит, — кивнул Хоук. — Это точно.

— Ты с ним знаком?

— Конечно. Гарри — важная птица в городе.

— Это он звонил?

— Ага. Просил надрать тебе задницу. — Хоук широко улыбнулся. — Спрашивает: “Ты его знаешь?” Я говорю: “Да вроде знаю. Видел пару раз”.

Я провел быструю серию.

— И сколько же он предлагает?

— Пять косых.

— Нууу, это меня просто оскорбляет.

— Можешь мной гордиться, — кивнул Хоук. — Я ему так и сказал. Сказал, что меньше, чем за десять, не соглашусь. Он ответил, что любой будет счастлив сделать это и за пять. Я сказал, что любой будет счастлив сделать это и за бесплатно, но не сможет, потому что здоровьем не вышел. Так что десять кусков минимум. Он сказал “нет”.

— Гарри всегда был скрягой, — махнул я рукой.

— Я тоже ответил “нет”. Можно сказать, опять тебя спас.

— Во всяком случае, от себя. — Я разразился градом нижних ударов.

Хоук чуть придержал грушу.

— Гарри наймет какую-нибудь дешевку, — сказал он. — Лучших просто не знает. Ты наверняка их уроешь и ... — Хоук развел руками. — Знаешь, мне все равно сейчас делать нечего. Может я пошляюсь с тобой немного.

— А сколько будет стоить расправиться с нами обоими?

— Где-то тридцать два миллиона баксов.

— Ну, на это уж у Гарри точно денег не хватит, — усмехнулся я.

Глава 29

В девять часов вечера я подъехал к дому Джакоминов в Лексингтоне. Взломал заднюю дверь, вошел и включил свет. В спальне Пэтти Джакомин стоял небольшой секретер на тонких витых ножках. На нем красовался ее портрет в кожаной рамке. Я открыл дверцу, придвинул поближе стул и принялся перебирать содержимое. Когда я жил в этом доме, Пэтти выписывала здесь чеки. В секретере и не было ничего, кроме счетов да чеков. Единственное, что я знал о ее пристрастиях, кроме, конечно, милашки Стивена, были ее периодические поездки в Нью-Йорк.

Через полчаса я нашел то, что искал: квитанции “Американ-Экспресс”, датированные с интервалом в месяц. Это были счета за номера нью-йоркского отеля “Хилтон”, которые она оплачивала карточкой “Американ-Экспресс” и почему-то сохраняла. Вообще-то я заметил, что она сохраняла все квитанции, так что в этом не было ничего удивительного. Просто она не знала, что может потом пригодиться, и копила все подряд.

Я осмотрел дом и, не найдя больше ничего достойного внимания, забрал квитанции, прихватил портрет Пэтти, выключил свет и удалился.

Весенняя ночь в Лексингтоне дышала тишиной и спокойствием. Дождь перестал. В домах горел свет, многие окна были открыты. До меня доносились обрывки голосов и звук телевизора. Было уже поздно, но из некоторых домов все еще пахло недавно приготовленным ужином. Когда я шел к машине, мимо меня пробежала кошка и, легко перепрыгнув через забор, исчезла в соседнем дворе. Я вспомнил о Гарри Коттоне и потрогал находящийся на бедре пистолет. Но улица была пуста. В свете фонарей кружились ночные бабочки. Кошка снова запрыгнула на забор и, задрав голову, с интересом уставилась на бабочек. Обыкновенная рыжая кошка с белой манишкой на груди и белыми кончиками лап.

Я сел в “Бронко”, запустил мотор и двинулся по Эмерсон-роуд. По приемнику снова передавали бейсбол. Все те же привычные звуки: гул возбужденных болельщиков, голос комментатора, стук биты по мячу.

Было уже около полуночи, когда я наконец добрался до дома. Сюзан и Пол смотрели телевизор. Крутили какой-то фильм.

— Если хочешь есть, возьми на кухне, — бросила Сюзан.

Я взял бутерброд, открыл банку пива и вернулся в гостиную. Фильм назывался “Американец в Париже”.

— Ну, как школа? — спросил я.

— Председатель приемной комиссии просто болван, — вздохнул Пол.

Я перевел взгляд на Сюзан.

— Печально, но факт, — кивнула она. — Собрал в себе все, что ты только мог представить.

— Голубой?

— Голубой, придурковатый и с гонором.

— Сюзан наорала на него, — добавил Пол, сверкая глазами.

Я посмотрел на Сюзан.

— Обыкновенный напыщенный хам, — согласилась она.

— Ну теперь-то он уже хотя бы знает об этом?

— Да, она ему сказала, — кивнул Пол.

— Испугался?

— Наверное, — усмехнулась Сюзан.

— Ничего, — сказал я. — Надо полагать, это не единственная школа в мире.

По телевизору показывали какой-то танец. Пол подался вперед и замер. Я доел бутерброд и допил пиво. Потом отправился на кухню, выбросил пустую банку и сунул тарелку в посудомоечную машину. Умылся и вернулся в гостиную. Шла какая-то коммерческая программа.

— Когда-нибудь был в Нью-Йорке? — спросил я у Пола.

— Нет, — помотал головой он.

— Хочешь, завтра съездим?

— Хочу.

— А ты, ненаглядная моя? — обратился я к Сюзан.

— Я уже была.

— Знаю. А еще хочешь?

— Да.

Я откинулся в кресле. По телу расползалось чувство расслабленности и покоя.

— Полетим самым ранним рейсом.

— Самым ранним не получится, — помотала головой Сюзан. — Мне нужно обзвонить больных и еще успеть собраться.

— Хорошо, моя радость, поедем, когда будешь готова, — улыбнулся я.

На следующий день мы сели на часовой рейс Логан-Ла-Гуардия. Наш с Полом багаж уместился в одном чемодане. Сюзан взяла два. По дороге в аэропорт я заметил, что у моего дома стоит “Джог” Хоука. Он проехал за мной до аэропорта, а когда я нырнул в подземный гараж, пронесся мимо и повернул обратно. Ни Сюзан, ни Пол ничего не заметили. А я не стал рассказывать.

В половине второго мы уже были в Нью-Йорке, а к четверти третьего добрались до отеля “Хилтон” и сняли два смежных номера. Один для меня и Пола, другой — для Сюзан. Отель находился на Шестой авеню и представлял собой огромное, внушительное здание — рациональное, прилизанное и элегантное, как электробритва.

Пол выглянул в окно на раскинувшуюся внизу Пятьдесят Четвертую. Я почему-то вдруг вспомнил, как сам впервые приехал в Нью-Йорк. Мне было тогда примерно столько же, сколько сейчас Полу. Мы приехали вместе с отцом. Сходили на бейсбольный матч, посетили Рокфеллер-центр, пообедали в каком-то итальянском ресторанчике. В отеле отец разделил деньги на две половины, одну часть положил в бумажник, а другую приколол к майке. Я помнил, как он улыбнулся, когда прикалывал деньги, и сказал: “Ну, прямо как деревенский мальчишка”. Я помнил запах и шум огромного города, его круглосуточный людской водоворот. И на фоне всего этого — резкие звуки полицейской сирены через каждые несколько минут. Помнил, как стоял так же, как сейчас Пол, и смотрел вниз на шумную улицу. Никогда раньше мне не приходилось видеть ничего подобного. Да и позже тоже. Я прошел через дверь, соединяющую два наших номера, в комнату Сюзан. Она аккуратно развешивала в шкаф одежду.

— Ты когда-нибудь замечала, что со мной происходит, когда я попадаю в отель? — спросил я.

— Да, — улыбнулась она. — Обычно это начинается у тебя еще в лифте, когда мы только поднимаемся в номер. Но что мы скажем Полу?

— Может попозже. Надо же нашему маленькому другу когда-нибудь спать, правда?