На живца, стр. 33

— Мистер Спенсер? — Человек был одет в полосатый костюм и соломенную шляпу с маленькими полями и широкой голубой лентой. Его речь не отличалась от американской, но так говорила половина канадцев. У обочины с невыключенным двигателем урчал «додж-монако» с квебекскими номерами.

— Да, — отозвался я почти моментально.

— Я от фирмы мистера Диксона. У меня для вас конверт, но прежде я бы хотел взглянуть на какое-нибудь удостоверение.

Я показал ему свою лицензию с фотографией. На ней я выглядел крайне решительно.

— Да, — согласился он. — Это вы.

— Меня это тоже разочаровывает, — пошутил я.

Он автоматически улыбнулся, вернул мне лицензию и вынул из кармана пиджака большой толстый конверт. На конверте значилось только мое имя и логотип фирмы «Диксон Индастриз» в левом углу.

Я взял конверт. Человек в полосатом костюме попрощался, пожелал хорошо провести время и, вернувшись к ожидающей машине, отбыл.

Я зашел в дом и уже там вскрыл конверт. Это были три комплекта билетов на все оставшиеся соревнования. Больше ничего. Никакой служебной карточки, типа «Желаем хорошего отдыха». Мир казался обезличенным.

Хоук и Кэти вернулись, когда я приканчивал четвертую бутылочку эля.

Хоук сразу откупорил бутылку шампанского и налил по бокалу для себя и для Кэти.

— Как поживает малышка Сюзан? — спросил он, садясь на диван, Кэти села рядом, не проронив ни слова.

— Прекрасно. Передавала тебе привет.

— Диксон согласился?

— Да. Кажется, я дал ему новую цель в жизни. Ему есть над чем поразмыслить.

— Это лучше, чем смотреть дневные программы по ящику, — заметил Хоук.

— Вчера что-нибудь заметили или сегодня?

Он покачал головой.

— Мы бродили там целыми днями, но никого из знакомых Кэти не засекли. Стадион огромен. Мы его еще не весь осмотрели.

— Купили билеты у спекулянтов?

Хоук улыбнулся.

— Пришлось. Хотя я терпеть этого не могу. Но это твои деньги. Будь моя воля, я бы повышвыривал их всех к черту. Ненавижу спекулянтов.

— Ну да! Как служба безопасности?

Хоук пожал плечами:

— Их много, но ты ведь сам понимаешь. Нельзя ни разу не ошибиться, пропуская через себя по семьдесят-восемьдесят тысяч человек ежедневно три раза на дню. Их довольно много, но, вознамерившись выкинуть какую-нибудь штуку, я бы без труда провернул бы задуманное. Не напрягаясь.

— И унес бы ноги?

— Конечно. Причем, без особых усилий. Это огромный город. Тысячи людей.

— Ну что ж. Завтра посмотрим, у меня есть билеты, и нам не придется общаться со спекулянтами.

— Годится, — обрадовался Хоук.

— Ненавижу коррупцию, в каких бы видах она ни проявлялась. А ты, Хоук?

— А я борюсь с ней всю жизнь, босс. — Хоук отпил еще немного шампанского. Как только опустевший стакан коснулся стола, Кэти тут же наполнила его. Она сидела так близко, что ее бедро касалось ноги Хоука, и неотрывно наблюдала за ним.

Я выпил еще пива.

— Тебе нравятся соревнования, Кэт?

Она кивнула, даже не взглянув в мою сторону.

Хоук ухмыльнулся.

— Она тебя не любит, — пояснил он. — Говорит, ты не настоящий мужчина. Мол, ты слабый, слишком мягкий и нам следует бросить тебя. Кажется, она считает тебя дегенератом.

— Везет мне с девками, — бросил я.

Кэти покраснела, но ничего не сказала. Только посмотрела на Хоука.

— Я пояснил, что она слишком тороплива в своих суждениях.

— И она тебе поверила?

— Нет.

— Ты, кроме выпивки, купил что-нибудь к ужину?

— Нет, приятель. Помнится, ты говорил мне про какой-то ресторанчик под названием «Бакко». По-моему, ты не прочь вывести нас с Кэти в люди и доказать ей, что ты не дегенерат. Угости ее хорошим ужином, да и меня заодно.

— О'кей, — согласился я. — Только приму душ.

— Посмотри-ка, Кэт, — заметил Хоук. — Он у нас чистюля.

«Бакко» располагался на втором этаже старинного монреальского здания недалеко от Виктория-сквер. Кухня считалась французской, и здесь подавали лучшие во всей Канаде паштеты, из тех, что я пробовал. Кроме того, «Бакко» славился прекрасным французским хлебом и, конечно же, элем «Лабатт-50». Хоук и я прекрасно провели время. Мне подумалось, что для Кэти такого понятия не существует. И не существовало. Когда мы ужинали, она была вялой и вежливо тихой. Она купила простые брюки с жилетом и длинным жакетом, ее прямые волосы были аккуратно причесаны, и "на хорошо выглядела.

Старый Монреаль как бы встряхнулся и ожил с Олимпиадой. На площади на открытом воздухе шли концерты. Молодежь пила пиво и вино, курила и наслаждалась рок-музыкой.

Мы уселись во взятую напрокат машину и отправились в наше временное жилище. Хоук и Кэт поднялись в комнату, которая стала их общей спальней. Я посидел еще немного внизу, допил пиво и посмотрел вечерние соревнования по борьбе и тяжелой атлетике. В чужом доме, в одиночестве, перед стареньким телевизором с нелепым экраном.

В девять я отправился спать. Один. Я не выспался предыдущей ночью и чувствовал усталость. Ведь я уже человек средних лет. Не мальчик. Я чувствовал, как я одинок. И свое одиночество я ощущал до девяти пятнадцати.

Глава 26

На олимпийский стадион мы поехали на метро. Раньше об этом виде транспорта я думал много хуже. Если то, чем я иногда пользовался в Бостоне, и называлось метро, то в Монреале это было совсем другое. Станции сияли безупречной чистотой, в поездах было тихо, сервис — выше всяких похвал. Хоук и я образовали некое пространство, куда с трудом проскользнула Кэти. Людей набилось множество. Мы пересели на Берри-Монтини и вышли у Вийо.

Будучи умудренным жизненным опытом, хладнокровным, ничему не удивляющимся, вполне сформировавшимся человеком, я не был поражен огромным комплексом, выросшим вокруг Олимпийского стадиона. Так же, как не был поражен настоящими, разворачивающимися вокруг меня действиями реальной Олимпиады. Чувство волнения, которое росло внутри меня, я скорее отнес бы к чувству охотника, приближающегося к добыче. Прямо перед нами раскинулись павильоны с едой и разнообразными товарами. За ними располагался спортивный центр «Мезонев», по правую руку — арена имени Мориса Ричарда, слева — велодром, а еще дальше вырисовывался, наподобие Колизея, серый, не вполне законченный монументальный стадион. От него исходило настроение всеобщей бодрости. Мы начали подниматься к стадиону по широкой извивающейся дороге. Я втянул живот.

— Кэти как-то заметила, что Закари просто костолом, — сказал Хоук.

— Он что, такой здоровый?

Хоук обратился к Кэти с моим же вопросом.

— Очень крупный, — подтвердила она.

— Больше меня, — уточнил я, — или больше Хоука?

— Да, больше. Настоящий шкаф.

— Я вешу под девяносто килограммов, — заметил я. — А он тогда сколько может весить?

— Килограммов сто двадцать. Я слышала, как он говорил об этом Паулю.

Я взглянул на Хоука:

— Слышал? Сто двадцать.

— Но у него рост всего два метра, — напомнил Хоук.

— Тогда он твой, — размышлял я.

— Возможно, он ничей, — ответил Хоук.

— Он толстый, Кэти? — с надеждой спросил я.

— Нет, не очень. Когда-то был тяжелоатлетом.

— Мы с Хоуком тоже баловались штангой.

— Нет, я имею в виду, что он был настоящим штангистом, чемпионом чего-то там, как русские.

— Он что, и выглядит, как эти русские?

— Да, вроде того. Пауль и Закари любили смотреть их по телевизору. Такой жир, как у них, обозначает силу.

— Тогда его легко заметить.

— Здесь сложнее, чем в других местах, — высказался Хоук.

— Надо быть осторожным и не схватить случайно Алексеева или еще кого-нибудь.

— Эта туша тоже намеревается освободить Африку?

— Конечно... Уж он-то ненавидит черных больше, чем кто бы то ни было.

— Замечательно, — сказал я. — У тебя есть о чем с ним поспорить, Хоук.

— У меня под пиджаком имеется довольно веский аргумент для спора.