Кэсткиллский орел, стр. 39

Глава 38

Для человека, не спавшего целую ночь, Сюзан выглядела на удивление недурно. Волосы были в беспорядке, лицо — без косметики. Но глаза — чисты, а кожа — гладкая и здоровая. Отломив кусочек круассана, она съела его.

— Зерновой, — похвастался я. — Их можно достать в Кембридже, в магазинчике «Брэд энд Серкус».

— Ты, наверное, идеально смотришься в магазинах Кембриджа.

— Как слон в посудной лавке, — сказал я. — Но ничего не поделаешь, в районе Саути зернового не бывает.

Сюзан кивнула и отломила еще кусочек.

— В Кембридже, наверное, не так много народу твоей комплекции, — заметила она.

— Есть одна женщина, — улыбнулся я, — но она, разумеется, не так импозантна.

Я подлил в свою чашку кофе из перколятора [11]и проделал то же самое с чашкой Сюзан. Было совсем рано, и свет, проникавший в окно, блистал красками рассвета. Хоук спал. Мы со Сюзан сидели за столом в конспиративном доме в Чарлзтауне, чувствуя отчужденность и неуверенность, ощущая боль и медленное кружение на одном месте.

— Ты получил мое письмо? — спросила Сюзан.

Кофейную чашку она держала обеими руками и смотрела на меня поверх края.

— О Хоуке? Да.

— И вытащил его из тюрьмы.

— Угу.

— А затем вы вдвоем принялись меня разыскивать.

— Угу.

— Я поняла это, когда охрана усилилась. Рассел всегда путешествовал с телохранителями, но после того, как я написала тебе, все приняло более серьезный оборот.

— И где же ты была, когда все приняло настолько серьезный оборот? — спросил я.

— В охотничьем домике, который принадлежит Расселу. Это в штате Вашингтон.

— Принадлежал, — сказал я.

— Принадлежал?

— Мы его спалили.

— Господи, — вздохнула Сюзан. — Мы поехали туда половить форель, но потом Расе сказал, что необходимо съездить в Коннектикут, что с тем же успехом мы можем половить рыбу в Фармингтоне.

— Они готовили нам ловушку.

— Которая не сработала.

— Не сработала.

Сюзан пила кофе и продолжала смотреть на меня поверх края.

— Начни с начала, — сказала она. — И расскажи все, что произошло, заканчивая событиями минувшей ночи.

Глаза разъедало, к тому же меня слегка потряхивало от кофе и бессонной ночи. Я доел круассан и положил в духовку еще один. Из вазы на стойке взял апельсин и принялся его чистить.

— Я сделал гипсовый ботинок и положил в подошву пистолет. Устроил так, что меня арестовали в Милл-Ривер, а когда очутился в тюрьме, пригрозил оружием полицейским, и мы с Хоуком убежали.

От запаха апельсиновой кожуры в комнате словно просветлело. Это был запах дома, запах воскресного завтрака с кофе и свежеиспеченным хлебом.

— "Смерть — мать Красоты", — сказал я.

Сюзан приподняла брови, как делала всегда, когда ее что-то озадачивало.

— Есть такое стихотворение у Уоллеса Стивенса, — пояснил я. — Возможность потери делает вещи бесценными.

Сюзан улыбнулась.

— Рассказывай, что было дальше, — произнесла она из-за края своей чашки.

Я рассказал в хронологическом порядке. Иногда останавливался, чтобы съесть дольку апельсина, а когда пропекся круассан, то съел и его. Когда в моей чашке кончился кофе, Сюзан налила мне еще.

— И вот — мы здесь, — сказал я, завершив рассказ.

— Что ты думаешь по поводу доктора Хилльярд? — спросила Сюзан.

— Я не слишком хорошо узнал ее, чтобы составить о ней какое-нибудь впечатление, — сказал я. — Умна, решительна и способна решительно действовать. Похоже, ее заботит твоя судьба.

Сюзан кивнула.

— Итак, теперь у тебя есть я, но вы ничего не предприняли по поводу Джерри, — произнесла она. — Как быть с этим?

— Надо будет что-то предпринять относительно него, — сказал я. — Мы натворили столько дел, что нас могут упечь в тюрьму до конца наших дней, а если мы надуем федералов, придется всю оставшуюся часть жизни провести в бегах.

— А если вы сдадитесь и сами явитесь в суд, вас не оправдают?

— Сюзан, пойми, ведь мы действительно совершили все, в чем нас обвиняют. Мы виноваты. Хоук убил человека. Я устроил побег из тюрьмы. И все остальное.

Сюзан поставила чашку на стол. Там оставалось еще много кофе. В нем начали завихряться радужные колечки, как обычно бывает в остывающем кофе.

— То есть вы либо убьете Джерри Костигана, либо отправитесь в тюрьму?

— Да.

— Господи, да что же у нас за правительство? Как они могут предлагать вам подобный выбор?

— Обычное правительство, — пожал я плечами.

— Да они просто-напросто превращают вас в наемных убийц.

— Они помогли мне отыскать тебя, — сказал я.

Она кивнула. На тарелке остался кругленький кусочек круассана. Она принялась катать его пальцами, не видя, что делает.

— Кроме того, — добавил я, — мы до смерти перепугали Джерри Костигана. Спалили его избушку, разнесли фабрику, ворвались к нему в дом, отобрали подружку у его сынка, поубивали его людей.

— Верно, — согласилась Сюзан.

— Думаешь, он просто пожмет плечами и поставит на граммофон другую пластинку?

— Нет, — сказала она. — Он будет преследовать вас до тех пор, пока не прикончит.

Голос ее был ясен и спокоен, но безжизнен, как ночью в машине.

— Или наоборот, — высказался я.

Сюзан встала и принялась убирать со стола тарелки и чашки. Сполоснула их под струей воды и поставила в шкаф. Не оборачиваясь от мойки, спросила:

— А как быть с Рассом?

— Я хотел задать тебе такой же вопрос, — ответил я.

Она вымыла вторую чашку, убрала ее в сушилку, выключила воду и повернулась ко мне. Оперлась бедрами о раковину. Покачала головой.

— Не знаю... — сказала она.

Я ждал.

Она глубоко вздохнула. Взяла с раковины розовую губку, намочила ее, выжала, протерла стол и положила губку обратно. Прошла в гостиную и выглянула в окно. Подошла к дивану, села, положила ноги на кофейный столик. Я вместе со стулом развернулся в сторону столика и посмотрел на Сюзан.

— Для начала ты должен понять вот что: я тебя люблю, — решилась наконец она.

Она сняла ноги со столика, встала с дивана и снова подошла к окну. На подоконнике лежал карандаш. Она взяла его, отнесла обратно к дивану, снова села и опять положила ноги на столик. Затем принялась крутить карандаш между большим и указательным пальцами рук.

— Мои отношения с Рассом достаточно серьезны, — сказала она, крутя карандаш. — Начиналось все с пустяка. Жест свободы и зрелости.

Она замолчала, взглянула на карандаш в руках, постучала острием по большому пальцу левой руки и закусила нижнюю губу. Я сидел молча.

— Тяжело, — сказала Сюзан, — работать с доктором Хилльярд.

— Могу себе представить, — отозвался я. — Могу себе представить, что для этого требуются ум, воля и мужество.

Сюзан кивнула. Карандаш медленно поворачивался в ее руках.

— Но ты обладаешь всеми этими качествами, — сказал я.

Сюзан вновь встала и подошла к окну.

— Взросление... — Заговорив, она повернулась к окну и стала смотреть на улицу. — У тебя ведь не было сестер или братьев?

— Не было.

— А я была младшая, — сказала она. Прошла в кухню, взяла со стола вазу с апельсинами, принесла в гостиную и поставила на столик. И снова уселась на диван. — Когда ты вернулся из Калифорнии и потребовал, чтобы я отдала тебе всю себя, захотел, чтобы я помогла тебе оправиться от неудачи, — когда тебе понадобилась моя поддержка, я вдруг почувствовала, что ничего не могу поделать.

Я сидел не двигаясь в кресле напротив нее.

Она встала, отправилась на кухню, налила стакан воды, отпила треть и поставила его на кухонную стойку. Затем подошла к коридорчику из кухни в гостиную, прислонилась к стене и скрестила на груди руки.

— Но ты помогла мне, — указал я.

— Нет. В твоем случае я была вещью, которой ты воспользовался, чтобы помочь себе. Ты выказывал свою силу и любовь ко мне, пользуясь этим, чтобы чувствовать себя лучше. На самом деле я даже не очень понимала, меня ты любишь или же свою проекцию, идеализированную копию...