Бледные короли и принцы, стр. 22
— Я и не собираюсь, — успокоил ее я. — Мне нужен Эстэва.
— Это его первая работа за все время... Школы он не закончил. Он...
Брет ворвался в комнату с пистолетом в руке. Воцарилась тишина.
Это был крупный револьвер с длинным дулом и потускневшим никелевым покрытием. Брет держал его в правой руке перед собой на уровне груди. Было видно, что обращаться с оружием он не привык. Большинство семнадцатилетних пацанов не привыкли обращаться с оружием — и слава Богу. Руку в локте он согнул и прижал к боку, поэтому ему приходилось напрягать запястье чтобы держать пистолет на прицеле. Подавшись в наклоне корпусом вперед и вытянув жирную шею, он навис над ним вопросительным знаком. С дивана я смог разглядеть, что калибр у пистолета больше, чем 38-й, может 44-й.
— Ты, ублюдок, убирайся отсюда. Оставь меня и мою мать в покое, — прохрипел Брет.
— Брет, если тебе раньше стрелять не приходилось, вряд ли ты сможешь попасть в меня.
— Ублюдок, — раздалось в ответ.
— Брет, где ты его взял? — пришла в себя Кэролайн.
Мне этот вопрос не показался таким уж важным.
— Взял, — отрезал Брет. Он продолжал таращить на меня глаза, все больше нависая над пистолетом. Дышал он с присвистом, жирное лицо пламенело от прилива крови.
— Опусти его, сейчас же! — потребовала Кэролайн.
Я незаметно сдвинул ноги под кофейным столиком.
— Ну же, Брет! — Кэролайн строго смотрела на него.
— Это мой пистолет. Что хочу, то и делаю, — сказал он, но уверенности в голосе поубавилось.
— Опусти, — повторила Кэролайн.
Брет отвел от меня взгляд.
— Я жду, — настаивала Кэролайн.
Он опустил пистолет. Она подскочила к сыну и схватилась за ствол. Какое-то мгновение они застыли каждый в своей позе: он — держа пистолет за рукоятку, она — за металл ствола. Потом Брет сдался, и пистолет перешел в руки Кэролайн. Поднявшись, я подошел к ним и забрал пистолет. Брет стоял, потупив глаза и опустив руки.
— Теперь всему конец, — сказал он.
Я посмотрел на оружие. Это был морской кольт с потертой рукояткой из орехового дерева. И не 44-го, а 41-го калибра. Теперь вопрос Кэролайн показался важным и мне.
— Брет, где ты взял пистолет?
Брет еще ниже опустил голову.
— Это пистолет вашего мужа? — спросил я Кэролайн.
— Я его никогда не видела. Все оружие Бейли я сдала сразу после похорон Генри Макинтайру. Я не хотела, чтобы Брет прикасался к нему.
— Он сорок первого калибра. Из сорок первого был убит ваш муж. Это очень редкий калибр.
Я открыл барабан. В нем было четыре патрона.
— Где ты его взял, Брет?
— Нашел, — ответил он, уставившись в пол.
— Что вы сказали? — глаза Кэролайн округлились.
— Я говорю, что, возможно, это тот самый пистолет, из которого убили вашего мужа.
— Это просто смехотворно. Таких в округе найдется тысячи.
— В нашем штате ни одного пистолета сорок первого калибра не зарегистрировано.
— Да, Господи Боже мой, что это доказывает? Брет не мог убить собственного отца.
— Конечно нет. А то, что этот пистолет у него, не служит доказательством того, что это сделал Брет. Но я очень хотел бы знать, где он его взял.
— Нашел, — повторил Брет.
— Где?
— На земле.
— Где на земле? — наступал я на него.
— Возле библиотеки.
— В снегу?
— Угу.
— Тогда почему там, где никель стерся, нет никакой ржавчины?
— Не знаю.
С каждым ответом голос Брета звучал все тише и неувереннее, глаза неотрывно изучали красно-синий плетеный коврик на полу.
— Думаю, ты лжешь, Брет, — сказал я.
— Нет.
— Да. Ты лжешь.
Брет засопел.
— Нет, — прогундосил он, всхлипывая.
— Хватит, — вмешалась Кэролайн. — Это семнадцатилетний ребенок, и я не дам вам мучить его. Он ничего плохого не сделал, а вы обращаетесь с ним, как с преступником.
— Кэролайн, он перевозит кокаин. Он угрожал мне заряженным оружием. И у него пистолет, из которого, возможно, было совершено убийство.
В глазах Кэролайн стали собираться слезы.
— Брет... — простонала она.
— Прости... Прости, мама. Прости меня.
И они оба заплакали, что-то бессвязно бормоча сквозь рыдания.
Я вынул из кольта четыре патрона и опустил их в карман брюк. Сунув пистолет за ремень, подошел к окну и невидящим взглядом уставился на покрытый снегом газон.
Чем дальше, тем интереснее! У меня за плечами истерично рыдает недавно овдовевшая мать и осиротевший сын. Может, на бис мне пристрелить собаку?!
За спиной послышалось:
— Ничего, мой родной. Ничего. Мы все уладим. Все будет хорошо. Вот увидишь.
Я повернулся. Кэролайн смотрела на меня, неловко обнимая свое невероятно раскормленное чадо.
— Нам нужно это уладить, — сказала она.
— Я знаю. Уладим. Но мы должны знать, что нам нужно улаживать. Брет должен сказать, где он взял ствол.
— Брет, скажи мне, — попросила мать. — Можешь говорить громко. Можешь сказать шепотом. Просто прошепчи мне и все.
Брет покорно кивнул. Она подставила ухо, и он шепнул ей что-то. Она кивнула.
— Хорошо. Теперь я скажу это мистеру Спенсеру. Тоже шепотом.
Она подошла ко мне и прошептала:
— Эстэва.
— Боже мой, — прошептал я в ответ.
Глава 22
Я сидел в машине Лундквиста, стоявшей на площадке за библиотекой. «Кольт» лежал в бумажном пакете на полу «мустанга», припаркованного рядом.
— Нужно провернуть один трюк, — сказал я. — Возможно, что в моих руках пистолет, из которого убили Роджерса. Надо проверить, действительно ли пули, всаженные в Роджерса, выпущены из него.
— Нет проблем.
Стоял великолепный день. Яркое солнце играло лучами на снегу, подтапливая его. С карапузов капало.
— Может быть. Но дело в том, что я не хочу говорить, откуда он у меня.
— Теперь я понял, какого рода проблемы могут возникнуть, — сказал Лундквист.
— Предположим, окажется, что это именно тот пистолет — а я буду очень удивлен, если будет иначе, — и вам захочется узнать, чей он. И если я скажу это, вам захочется узнать, откуда я знаю, что это именно так. А для того, чтобы сказать и это, мне придется рассказывать о вещах, о которых я рассказывать не хочу.
— Но раз мы знаем, что он у вас, то мы можем вроде как и настоять на этом.
— Верно.
— И вы знаете, как мы умеем настаивать, если нам захочется.
— Тоже верно. Но, с другой стороны, о том, что он у меня, вы знаете пока только с моих слов. И если я заберу свои слова обратно, что тогда?
— Тогда, пожалуй, мы могли бы прижать вас немножко.
— Угу.
— Но я так понимаю, вас уже прижимали.
— Угу.
— У вас есть какой-нибудь план?
— Я отдаю вам пушку, вы выясняете, действительно ли Роджерс был убит из нее, и говорите мне. От этого и будем плясать дальше.
— Направление известно?
— Нужно выяснить еще кое-что.
— Что?
Я покачал головой. Лундквист скосил глаза на небольшой скверик перед библиотекой и мягко забарабанил толстыми бледными пальцами по баранке руля.
— Хуже, чем сейчас, уже не будет, — сказал он.
Я вылез из патрульной машины, открыл дверцу своей и, взяв бумажный пакет с пистолетом, вернулся и отдал его Лундквисту. Тот открыл пакет и заглянул внутрь.
— Отпечатки пальцев? — спросил он.
— Нет. Я протер его. Тщательно.
— Отлично!
— Я говорил, что дело не совсем чистое.
— Кажется, мне многое придется придержать при себе.
— Мне тоже, — сказал я и захлопнул дверцу, оставшись снаружи.
Лундквист положил пистолет в бумажном пакете рядом с собой на сиденье, завел машину и тронулся. Проследив взглядом, как он проехал по Норт-стрит до подножия холма и свернул на Мэн, я забрался в «мустанг» обдумать сложившуюся ситуацию.
В том, что баллистическая экспертиза покажет, что Бейли Роджерса убили из этой пушки, я не сомневался. Еще один 41-й калибр в том маленьком мирке, где я кручусь, — это чересчур. А значит, Роджерса убил Эстэва или же заставил сделать это кого-то другого, что доказать будет не так-то просто даже теперь — тут и дураку ясно. Оружие не зарегистрировано, и другого способа повесить его на Эстэву, кроме как с помощью показаний Брета, нет. Рассчитывать на показания Брета нельзя — так вскроется его причастность к грязным делам Эстэвы, — а с этим парень не справится. Я не знаю, с чем он вообще в состоянии справиться. Не выдержит и его мать. Итак, что я имею, покрывая Брета? Обоснованную, но недоказанную уверенность в том, что Роджерса убил Эстэва. Если бы не Брет, у меня было бы обоснованное, но недоказанное подозрение, что Роджерса убил Эстэва. Наверное, я мог бы подловить Эстэву на кокаине, но и тут требуется помощь Брета. А его трогать я не мог. Без показаний Брета Эстэве ничто не грозило.