Королева мертвых (ЛП), стр. 12

— Это точно? — хрипло спросил он.

Я выпрямилась. Через плечо папы лист, который он держал в руке, напоминал мне одну их тех абстрактных бесформенных картинок, что мой психотерапевт Эндрюс пытался заставить меня идентифицировать на наших абсолютно бесполезных сеансах терапии. (Я тогда сказала ему, что все они похожи на сумочки разных дизайнеров, изощрявшихся, дабы дизайн был интересным. Стив Мэдден, по словам Эндрюса, означал, что я страдаю от подавляемой враждебности.) Только папин листок был черным с белой фигурой, а не наоборот. Но папа, кажется, тут же понял, что это такое.

Джиджи шмыгнула носом и кивнула.

Шмыгнула? Неужели она плачет? Я встала с дивана и подошла ближе, чтобы узнать, что могло вызвать такую реакцию маче-Мотры, стараясь не натолкнуться ни на папу, ни на Джиджи. Я бы прошла прямо через них, но в то время как они просто вздрогнут от внезапного холода и решат, что это сквозняк, я заполучу головокружение и тошноту.

Даже в нескольких дюймах от листа я все еще не понимала, что это такое. Он был похож на зернистую фотографию некого большого белого пятна со стрелками и крошечными письменными указаниями. Я напряженно рассматривала его, наклоняясь все ниже и ниже над плечом папы. Ноги, сердце, позвоночник, и… Вот дерьмо. Там, в верхней части страницы.

Девочка. Ожидаемый срок: 12.24.

Джиджи вынашивает мою замену.

Я отшатнулась, задев локтем грудь Джиджи. Она вздрогнула, а я упала на колени, пытаясь дышать и борясь с тошнотой. Кабинет вращался вокруг меня. Ребенок? Маче-Мотра собирается рожать? Но папа всегда говорил, что больше не хочет детей. Это слишком дорогое удовольствие, и к тому же, зачем ему кто-то еще, если у него уже есть идеальная дочь? Так он говорил мне, когда Джиджи ныла о том, что хочет от него ребенка.

— Дочь, — слабым голосом сказал папа.

Джиджи снова кивнула.

— Я знаю, что это не то же самое. Но ты никак не мог решиться на ребенка, и так как ничто не может вернуть Алону, я подумала, что тебе это может в каком-то смысле помочь.

— Помочь? — заорала я на Джиджи. — Как это может помочь? — Я поднялась на ноги. — Ты не можешь заменить одного человека другим! Не можешь заменить меня… какой-то имитацией, как заменяешь фирменные бренды подделкой. Он мой отец. Он понимает разницу. Он знает, что ты пытаешься сделать, и это никогда не сработает. Я для него единственная. — Я понимала, что теряю над собой контроль и начинаю истерить, а это приведет к исчезновению частей тела. И, действительно, взглянув вниз, я увидела, что исчезли мои ладони и стопы.

Успокойся. Дыши. Если я сейчас потеряю над собой контроль, то после удара миссис Руц, исчезну и вероятно не вернусь до завтрашнего утра… в лучшем случае.

Я зажала язык за зубами и ждала, затаив дыхание, что на все это скажет папа, ждала, что он обругает Джиджи за одну только мысль о том, что что-либо может сделать потерю его единственной дочери более терпимой.

Вместо этого он вытер лицо тыльной стороной ладони и, к моему ужасу, прислонил картинку УЗИ к нашей с ним фотографии, полностью меня ей загородив.

— Папа, — прошептала я. — Нет.

Он улыбнулся маче-Мотре и, притянув ее к себе, прижался лицом в раздавшуюся талию.

— Не могу дождаться. — Его голос звучал приглушенно, но в нем отчетливо была слышна радость.

Моей последней мыслью перед исчезновением — уже вторым за сегодня, было: моя сводная сестренка, еще совсем микроскопическая, практически одна горстка клеток, уже победила меня. Это недопустимо. Я объявляю войну.

Глава 5 (Уилл)

Я не смог заснуть сразу. Нет, не потому, о чем подумали вы.

Ну хорошо, и поэтому тоже. Я все еще чувствовал на своей подушке запах цветочного шампуня Алоны и представлял, что все еще ощущаю ее тепло около себя.

Но было и кое-что еще.

Через пять минут после того, как Алона прошла сквозь стену моей спальни, мама заглянула в комнату пожелать мне спокойной ночи и, будем уж смотреть правде в глаза — проверить меня.

Ее лицо светилось от счастья. Она, должно быть, хорошо провела время в кино с Сэмом. Где, как я уверял себя, они не делали ничего лишнего и на самом деле смотрели фильм. Во всяком случае, я отказывался верить во что-то другое, это было бы слишком… странным.

— Просто хотела сказать, что я дома, — сияя, сказала она мне.

Боже мой, что это за красное пятно на ее подбородке, натертое щетиной? Нет, нет, нет, я этого не видел.

— Вернулась точно до двенадцати, молодец, — ответил я, понятия не имея, сколько сейчас времени.

— Ха, очень смешно. Спокойной ночи. — Она протянула руку чтобы закрыть дверь.

— Подожди, — позвал я и замолчал, заколебавшись. Мне не хотелось портить ее хорошее настроение, но я должен был знать.

Из всего сумасшедшего бреда Алоны о говорящей с призраками, кое-что имело смысл.

Если есть одна говорящая с призраками, то, возможно, есть и другие.

— Папа никогда не упоминал кого-нибудь еще? Такого, как мы?

Улыбка мамы слегка угасла.

— Милый, я даже не знала, что в нем было что-то особенное, пока ты не рассказал мне о вашем… даре.

Здорово мама избежала слова "с ним было что-то не то" и "о вашей проблеме".

— Я знаю, но может к нему кто-то приходил или он говорил о ком-то не с работы?

Она довольно долго молчала.

— Твой отец был сложным человеком, и у него были… трудности.

Да уж. Ему легче было позволить окрестить себя шизофреником, чем признаться, что он видит и слышит мёртвых.

— Когда у него был трудный день, я не усугубляла ситуацию и не задавала вопросов, — сказала она.

Я помнил эти дни. Отец рано возвращался с работы, и стоило мне переступить порог дома, как мама просила меня не шуметь. В эти дни в доме должно было быть насколько возможно тихо, темно и спокойно. До недавнего времени я не думал об этом, а теперь понимал, что ему нужны были тишина и покой, потому что он, вероятно, провел целый день в окружении призраков, привязанных к коллегам или разным местам работы. Должно быть, это было невыносимо. Учась в школе, я хотя бы знал, где какие призраки находятся, что они могут сделать, и есть им дело до живых или нет, в особенности — до меня. Он же, по долгу работы, все время сталкивался с новыми призраками и новыми проблемами.

— Когда у него был хороший день, — продолжила мама, — я… я не хотела портить его. Мне очень жаль. Тебе теперь это должно казаться ужасно эгоистичным. — Она грустно улыбнулась мне, и на ее глаза навернулись слезы.

Я поморщился и начал вставать.

— Мам…

Он остановила меня, подняв руку.

— Я в порядке. — Она прочистила горло и моргнула, смахивая слезы. — Он не всегда был таким. Раньше он радовался жизни, был более общительным. На самом деле, когда ты был маленьким, он вечно проводил выходные "с ребятами". — Она рассмеялась. — Он называл это книжным клубом, хотя из какого такого книжного клуба можно возвращаться настолько уставшим и пьяным в стельку? Скорее всего, они играли в пейнтбол или занимались другой какой ерундой, о которой женам предпочитают не рассказывать. — Она снова засмеялась, теперь уже с оттенком грусти, вглядываясь в неведомое мне воспоминание. — Я тогда так злилась на него.

Затем она подошла ближе и мягко сжала мою ногу через одеяло.

— То, что ты другой, не означает, что ты должен быть одинок, милый.

Ох. Она решила, что я из-за этого беспокоюсь. Лучше пусть думает так, чем узнает правду..

— Я знаю, — ответил я.

Медленно, подбирая слова, она продолжила:

— Вот почему я думаю, что неплохо было бы тебе проводить побольше времени с другими друзьями. — Она чересчур радостно улыбнулась.

Другими словами, не с Алоной.

Я мог бы объяснить, что не могу похвастаться обилием друзей, особенно в последнее время. Джуни все еще приспосабливалась к жизни в "групповом доме", не говоря уже о том, что ходила на летние занятия для получения диплома об окончании школы. Эриксон отдыхал в Калифорнии со своими двоюродными братьями, наслаждаясь последним летом, заполненным куревом и серфингом. Лили же… Лили находилась там же, где и последние десять месяцев. В госпитале Св. Катрины.