Дочь викинга, стр. 59
Она была уверена, что епископ выполнит ее просьбу. Девушка не знала, хватит ли ей сил сжимать перо в руке, но если Господь справедлив, то он поможет ей опровергнуть ложь о том, будто Гизела до сих пор в Руане. И не важно, гневается на нее Бог или ему все равно, главное, что он любит истину.
Монастырь Святого Амброзия, Нормандия, осень 936 года
Тишина. Тишина вернулась, на этот раз окончательно. Преисподняя исторгла этих воинов, устроивших побоище перед монастырем. Преисподняя же их и поглотила. Где звенели мечи, теперь шелестел в ветвях деревьев ветер, где свистели стрелы, теперь каркали вороны. Прислушиваясь к шорохам леса, настоятельница обычно думала о мире за стенами монастыря, но сегодня все эти звуки не славили жизнь. Нет, они воспевали смерть.
Сестра-наместница зачарованно уставилась на ворота.
– Господь спас нас! – с облегчением воскликнула она. – Он спас нас от врагов!
Мать настоятельница кивнула. Впрочем, она не верила в слова своей заместительницы. Ее часто спасали другие люди, иногда она выкарабкивалась из беды сама, но Господь Всемогущий никогда не вмешивался в ход вещей. Молясь в церкви, настоятельница иногда представляла Его сидящим на троне, и тогда ей вспоминались легенды о дворце Бальдра, Брейдаблике, ибо там всегда было чисто. Конечно, думать о Господе и Бальдре одновременно было богохульством, к тому же христианский Бог был стар, а Бальдр – молод и силен. Но в чьем бы воображении они ни существовали, в мире фантазии христиан или язычников, оба божества находились в прекрасном, чистом месте. И настоятельница им завидовала. Она полагала, что ни Бог христиан, ни бог язычников не станут покидать свой опрятный мирок, чтобы помочь жителям мира земного.
– Может, это уловка? – пробормотал Арвид, глядя на ворота. – Может, они решили не брать монастырь в осаду, а положиться на любопытство монахинь?
Да, на любопытство сестер и вправду можно было рассчитывать. Тишина выманила женщин из церкви, и пока одни испуганно сбились в кучку, другие, посмелее, уже направились к тяжелым створкам. Впереди всех шла сестра-привратница, чей страх перед неизвестным пересилил все иные опасения. Она опустила ладонь на засов, не дававший воротам распахнуться.
– Вы действительно хотите открыть ворота? – К аббатисе подошла Матильда.
Настоятельница не хотела этого, но она не стала запрещать своим подопечным выглядывать за ворота. Если снаружи и вправду подстерегали враги, то она сама этого заслужила, и единственное, что ей оставалось, это отважно выйти им навстречу.
– Спрячься! – приказала она Аренду. За юношу она сейчас волновалась больше, чем за себя. – Умоляю тебя, спрячься! Я посмотрю, что можно сделать.
Парень не послушался ее. Он, казалось, оцепенел и не шелохнулся даже тогда, когда настоятельница взяла его под руку и легонько встряхнула:
– Уходи! Спрячься в кладовой, или в церкви, или…
Женщина осеклась: монахини распахнули скрипучие ворота и застыли от ужаса.
– О Господи! – Возглас Аренда внезапно пронзил опустившуюся на землю тишину.
Юноша не мигая смотрел за ворота. Медленно-медленно, предчувствуя недоброе, настоятельница повернулась.
Нападавшие не подстроили чрезмерно любопытным монашкам ловушку. Они все были мертвы.
Арвид сжал ладонь настоятельницы. Сейчас сестры, обычно не терпевшие прикосновений, держались друг за друга и не стыдились своей близости к чужому телу. Так и этот юноша не отпускал руку настоятельницы, направившись к воротам.
Кто-то отворачивался, кто-то в ужасе закрывал лицо руками, но настоятельница не отводила взгляда. Это было ее наказание, ее жертва – смотреть на эти мертвые окровавленные тела, на остекленевшие глаза, на отрубленные руки, на всклокоченные волосы, на мокрые штаны – в момент смерти опорожнялись мочевой пузырь и кишечник. Пока что вонь еще не стала сильной, еще не появился сладковатый запах разложения. Смерть всегда торопится сразить свою жертву, но пожирает ее тело медленно, с наслаждением.
Вздохнув, настоятельница подошла ближе, внимательно осматривая убитых. Их было больше, чем она ожидала. Разве Арвид не говорил о том, что у него всего один враг?
Она уже хотела спросить его об этом, когда рядом изумленно охнула сестра-наместница.
– Это же не язычники! – вскрикнула она. – Это франки!
Глава 9
Нормандия, весна 912 года
В самые холодные дни даже море покрывалось корочкой льда. На льдины падал снег, и холмистая суша незаметно переходила в плоскую белую ледяную пустыню. Руна думала о том, как здорово было бы перейти море пешком, но лед потрескивал под ее ногами при первых же шагах, и девушке чудилось, будто какое-то страшное чудовище, подстерегающее ее в морских глубинах, готово вынырнуть на поверхность и проглотить ее.
А потом дни стали теплее, лед тронулся, и на волнах закружили в медленном танце небольшие льдинки. Из белых они стали грязно-серыми, а потом и вовсе растаяли.
Мир сделался ярче. Предзакатное солнце заливало небосклон розовым, а тонкие нити облаков темнели, становясь фиолетовыми. Так на белом фоне зимы проступили яркие краски. Жизнь еще пряталась под покровом снега, но он все больше истончался.
Неспешной поступью приближалась весна.
Ночи стали короче, а ветер – мягче.
Кружившие в небе чайки громко кричали. Пришло время вить гнезда и откладывать яйца. Руна вспомнила, как когда-то искала с бабушкой птичьи яйца на берегу фьорда. Здесь это было намного сложнее – берег был круче и чайки гнездились на уступах между вершинами скал и морем. Гнезд там было много, однако добраться до них было непросто. Но Руна не боялась упасть – ее желание полакомиться необычным блюдом побороло страх. Северянка знала, что ей хватит сил на то, чтобы осуществить задуманное.
Правда, Гизела была с ней не согласна. Принцесса с ума сходила от страха, глядя, как Руна привязывает веревку к хилому деревцу, тянущему трухлявые ветви к обрыву.
– Может, ты и сильная, – ворчала она. – Но посмотри на это дерево! Ему ни за что не выдержать твой вес.
– Значит, меня будешь держать ты! – выпалила Руна. Итак, они обвили веревкой не только дерево, но и Гизелу, которая по-прежнему во всем слушалась Руну. Теперь принцесса скорее напоминала пленницу, чем помощницу в этой тихой охоте.
Руна перегнулась через край скалы, и веревка натянулась. Вначале девушка видела только серую шероховатую поверхность камня, но затем разглядела и гнезда. Норманнка обхватила веревку обеими ногами и вцепилась в нее одной рукой, высвободив другую. Внизу шумело море, вверху кричали чайки. Девушка принялась раскачиваться из стороны в сторону, и вскоре птицы поняли, чего она добивается. Вначале они равнодушно наблюдали за этим странным созданием, болтавшимся у их гнезд и безуспешно пытавшимся дотянуться до кладки. Но когда Руна протянула руку во второй раз, чайки встрепенулись и принялись клевать ей пальцы, так что северянке пришлось отбиваться, чтобы отогнать их. Гизела услышала, как ее подруга раздраженно бранится.
Через какое-то время у Руны онемели ноги и руки, но злость и острое желание полакомиться яйцами придали ей сил. Девушка рванулась вперед в третий раз, не обращая внимания на птиц, хотя те кружили прямо над ее головой (впрочем, чайки не отваживались вступать в бой с таким крупным противником). И на этот раз ей удалось схватить яйцо! Правда, Руна ликовала недолго. Она не могла одновременно удерживать добычу в руках и выбираться наверх. Теперь девушка злилась уже не на чаек, а на саму себя. Птицы не заслуживали ее гнева, ведь они лишь повиновались порыву, приказывавшему им защищать свое потомство. Руна же была существом разумным и сама была виновата в том, что не додумалась повесить на шею кожаный мешочек, куда можно было бы складывать яйца. Разбив скорлупу, она выпила содержимое и поспешно вскарабкалась наверх. Губы у нее были перепачканы желтком.