Мертвая голова (сборник), стр. 42

Камеристка налила в чашку воды и добавила несколько капель липарской мальвазии. Графиня сделала несколько глотков, но не потому, что ее и впрямь мучила жажда, а только для того, чтобы прикоснуться губами к чашке. Джемма словно хотела проверить, действительно ли это ее возлюбленный устроил для нее все это великолепие, к которому она привыкла с детства.

Подали ужин. Графиня вкушала пищу очень элегантно, чуть касаясь яств, словно колибри, пчела или бабочка. Она была чрезвычайно рассеянна во время трапезы и беспрестанно поглядывала на дверь, вздрагивая каждый раз, когда та открывалась. Глаза ее увлажнились, волнение стеснило грудь. Мало-помалу, незаметно для себя самой, Джемма впала в какую-то сладостную истому. Внимательная Джидза, обеспокоенная состоянием хозяйки, обратилась к ней с вопросом:

– Вы плохо себя чувствуете, графиня?

– Нет, – ответила она слабым голосом. – Не правда ли, этот фимиам так кружит голову?

– Может быть, графиня желает, чтобы я открыла окно?

– Боже сохрани, правда, мне кажется, что я умру, но вместе с тем смерть мне представляется такой приятной и сладкой… Сними с меня шапочку, она ужасно давит…

Девушка распустила длинные волосы графини, и теперь они ниспадали до земли.

– А ты, Джидза, ничего такого не чувствуешь? Неведомое блаженство… Что-то божественное разливается по моим жилам, будто я выпила какой-то чудесный эликсир. Ну же, помоги мне подняться и подведи меня к зеркалу.

Джидза поддержала графиню и сопроводила ее до камина. Джемма облокотилась на его выступ, подперла голову руками и стала смотреться в зеркало.

– Теперь, – сказала она немного погодя, – распорядись убрать все это, раздень меня и оставь одну.

Камеристка повиновалась. Лакеи убрали со стола, и когда все удалились, девушка исполнила второе приказание графини и раздела ее. Джемма не отходила от зеркала, только лениво подняла сперва одну руку, потом другую. Служанка уже давно исполнила свою обязанность, но Джемма никак не могла очнуться от охватившего ее оцепенения. Наконец, графиня пожелала остаться одна, и камеристка вышла из комнаты.

Джемма почти машинально закончила свой ночной туалет и отправилась в постель. Некоторое время она лежала, облокотившись на руку, и пристально смотрела на дверь, но постепенно, вопреки всем ее стараниям не засыпать, веки ее отяжелели, глаза закрылись, и она упала на подушку, испустив глубокий вздох и пробормотав имя Родольфо.

На другое утро, просыпаясь, Джемма протянула руку, будто для того, чтобы коснуться кого-то. Но она была одна. Тогда графиня окинула глазами комнату и увидела на столике около самой кровати письмо. Она взяла его и прочитала:

«Графиня, я мог бы отомстить вам, как разбойник, но предпочел доставить себе княжеское удовольствие, а чтобы вы по пробуждении не подумали, что это был сон, я оставил вам вещественное доказательство: посмотрите в зеркало. Паскаль Бруно».

Джемма вздрогнула, холодный пот выступил у нее на лбу. Она уже протянула было руку, чтобы позвонить, но ее удержало предчувствие. Графиня собралась с силами, соскочила с кровати, подбежала к зеркалу и вскрикнула: ее волосы и брови были сбриты.

Она тотчас завернулась в вуаль, села в карету и вернулась обратно в Палермо. Оттуда графиня немедленно написала князю де Карини, что ее духовник для искупления грехов приказал ей сбрить волосы и брови и удалиться на год в монастырь.

IX

Первого мая 1805 года в крепости Кастельнуово был праздник. Паскаль Бруно, будучи в прекрасном расположении духа, угощал ужином одного из своих друзей по имени Плачидо Мели, честного контрабандиста из деревни Джессо, и двух девиц, которых Мели специально привез из Мессины для увеселения. Паскаль Бруно по достоинству оценил подарок приятеля и решил со своей стороны отплатить ему богатым угощением. Из погребов крепости были извлечены лучшие вина Сицилии и Калабрии, из Баузо пригласили лучшего повара, а вокруг царила вся та странная роскошь, которой любил иногда предаваться герой нашего рассказа. Веселье было в полном разгаре, хотя трапеза еще только началась, как вдруг Али подал Мели письмо от одного крестьянина из Джессо.

– Клянусь кровью Христа! – воскликнул тот. – Подходящий он выбрал момент!

– Кто это, приятель? – спросил Бруно.

– Кто же как не капитан Луиджи Кама из Вилла-Сан-Джованни!

– А! – сказал Бруно. – Наш поставщик рома.

– Да, – ответил Мели, – капитан сообщает мне, что он со своим грузом уже на берегу и не прочь от него избавиться, пока о его приезде не узнали таможенники.

– Дело прежде всего, приятель, – проговорил Бруно. – Я тебя здесь подожду. Слава богу, я останусь не один, и если ты не долго провозишься, то успеешь вернуться в нашу теплую компанию.

– С этим я управлюсь за час, – ответил Плачидо, – море всего в пятистах шагах отсюда.

– А впереди ведь вся ночь, – сказал Бруно.

– Приятного аппетита, приятель.

– Счастливого пути, друг.

Плачидо вышел, Бруно остался один с двумя девицами. Он был любезен за двоих, и разговор уже начал принимать оживленный характер, как вдруг дверь отворилась, и вошел новый человек.

Паскаль обернулся и узнал в нем мальтийского купца, о котором мы уже не раз говорили. Бруно был его лучшим заказчиком.

– А! – воскликнул он. – Приветствую вас, особенно если вы прихватили с собой восточную пастилу, литакийский табак и тунисские шарфы. Вот две одалиски, ожидающие, чтобы я бросил им платок, причем им безразлично, будет он из простого муслина или расшит золотом. Кстати, ваш опиум оказался превосходным и сотворил чудо!

– Я очень рад, – ответил мальтиец, – но я пришел к вам не как торговец, а совсем по другому делу.

– Вы пришли поужинать, не так ли? В таком случае еще раз приветствую вас! Садитесь, занимайте королевское место – напротив бутылки и между двух женщин.

– У вас хорошее вино, я в этом уверен, и эти две дамы тоже прелестны, – проговорил мальтиец, – но есть нечто важное, о чем вам необходимо знать.

– Мне?

– Да, вам.

– Говорите!

– Скажу только вам одному.

– Ну так оставим до завтра это сообщение, дорогой командор.

– Я должен немедленно вам обо всем рассказать.

– Ну так говорите при всех, здесь посторонних нет. И потом у меня есть принцип – не расстраиваться, когда мне хорошо, даже если дело и касается моей жизни.

– Как раз об этом-то и речь.

– Ничего! – воскликнул Бруно, наполняя стаканы. – Есть еще Бог для честных людей. За ваше здоровье, командор!

Мальтиец выпил залпом.

– Вот так! – похвалил Бруно. – Теперь садитесь и рассказывайте, мы слушаем.

Торговец, видя, что спорить бесполезно, подчинился капризу хозяина и сел.

– Так-то лучше, – кивнул Паскаль, – ну, в чем дело?

– Вам известно, – начал мальтиец, – что судьи из селений Кальварузо, Спадафора, Баузо, Сапонаро, Давьето и Ромита арестованы?

– Да, я что-то такое слышал, – беспечно ответил Паскаль Бруно, выпив полный стакан марсалы, заменявшей в Сицилии мадеру.

– Вы знаете причину ареста?

– Я догадываюсь о ней. Князь де Карини теперь сильно не в духе из-за того, что его любовница так внезапно ушла в монастырь. Вот он и велел арестовать их за то, что они все никак не поймают Паскаля Бруно, голова которого оценена в три тысячи дукатов… Верно?

– Совершенно верно.

– Вот видите, мне известно обо всем, что происходит.

– Однако есть вещи, которых вы не знаете.

– Один Бог вездесущ, как говорит Али! Продолжайте же, я не прочь сознаться в своем неведении и рад буду узнать что-то новое.

– Так вот, эти шестеро судей собрались и внесли по двадцать пять унций каждый, то есть всего сто пятьдесят унций.

– Другими словами, – подытожил Бруно все с той же беспечностью, – тысячу восемьсот девяносто ливров. Видите, если я и не веду записей о своих счетах, то это не потому, что я не умею считать… Дальше что?