Как разрушить летние каникулы (ЛП), стр. 16
– Посмотри на меня, моя милая Эми.
Я? Милая? Подняв глаза, я внимательно на нее посмотрела.
Она улыбалась, вокруг ее глаз образовались морщинки. София взяла меня за руку, все еще держа в своей руке ожерелье с маленькой еврейской звездой.
– Быть евреем – это больше в твоем сердце, нежели в уме. Для одних, быть евреем значит строго соблюдать законы и обычаи наших предков. Для других, быть евреем – значит быть частью общества. Религия – это личное. Она всегда будет с тобой, когда ты захочешь к ней обратиться или будешь в ней нуждаться. Ты можешь принять иудаизм или решить, что он не нужен в твоей жизни. Никто не может внушить тебе веру, иначе это будет неправда.
Смотря на ожерелье, я сказала:
– Я могу взять его? Только на некоторое время. Я тебе его верну, обещаю.
Она погладила мою макушку.
– Я часто спрашивала себя, почему мой сын так долго не возвращался в Израиль. Я вижу, как он на тебя смотрит. Он хочет защитить тебя, предотвратить твои раны или вред, пытаясь сгладить твой внутренний огонь. Этот огонь истинный и чистый. Возьми ожерелье, – а потом, поколебавшись, она добавила, – на столько, насколько захочешь.
Глядя на женщину, чьи слова переворачивают твой внутренний мир наизнанку, а глаза отражение твоих глаз, я внутренне содрогнулась. Повернувшись, я направилась к холодильнику за водой. Несмотря на то, что она была прямо передо мной, когда я открывала холодильник, я чувствовала, как мои конечности парализовало.
Закрыв дверцу холодильника, я обратилась к Савте, направляясь к двери.
– Думаю, мне нужно немного прогуляться.
Я еще раз взглянула на ожерелье, а потом осторожно положила его в задний карман.
Я направилась по дороге, ведущей к овцам. Когда я приближалась к скотному двору, щенок–вор–Ferragamo подбежал ко мне. Его грязный хвост неистово вилял, обмахивая его зад. Вспоминая свои пальцы, испачканные в змеиных кишках, я прошла мимо собаки, не обращая внимания на его жалкие попытки плестись за мной.
– Арг!
Я посмотрела вниз на вещь.
– И тебе арг. Где моя сандалия?
– Арг, – виляние хвостом. – Арг, – виляние хвостом.
Он побежал к холмам к скотному двору, а я по пути думаю о том, как повезло щенку: он делает все, что ему заблагорассудится. Он даже своровал чужие ботинки и остался безнаказанным.
Я иду дальше по направлению к загонам, ориентируюсь на звуки скота и электрических бритв, которые помогли мне выбрать правильное направление. Заметив Рона, я направилась к нему. Я внушаю себе, что пока я здесь, нет никаких причин убеждать Рона, что я некомпетентна, и заставлять его сожалеть о том, что я его дочь.
– Эми, любимая, сюда!
Мой взгляд направился в сторону голоса Рона. Раньше он никогда не называл меня любимой, и отчасти меня это пугает. Во всяком случае, что это значит? Любимая. Это мило, но с другой стороны это навязчиво и я не избалована такими обращениями. Слишком мило. Это обо мне? Никогда в жизни. Наклонившись и прижав коленями овцу, он начал сбривать ее седую шерсть. Овца не возражает, в отличие от меня.
– Рон, это бесчеловечно.
Он заканчивает брить мех овцы, в то время как ее пух падает рядом с ним. Наконец, отпустив бедное лысое животное, он посмотрел на меня.
– У тебя есть вариант получше?
Оглядевшись, я поняла, что не только Рон стрижет овец. О’Дейд был рядом с Роном, Ду–Ду стоял около О’Дейда, дядя Хаим находился недалеко от Ду–Ду, а Эйви работал вблизи с моим дядей. Глядя на их тяжелое дыхание и мокрые от пота футболки, я могу сказать, что они устали. У них вспотели не только грудь и подмышки, но даже футболки полностью промокли.
И все смотрели на меня. За исключением О’Дейда. Он наблюдал за Снотти, которая стояла по другую сторону загона. Хммм…
Жужжание бритв остановилось, и я чувствую, будто весь мир тоже остановился. Я быстро думаю что сказать.
Я молниеносно выпалила первую мысль:
– Почему бы просто не оставить шерсть?
Черт. Этот звучит так просто. Я хихикнула.
Справа от меня засмеялись моя кузина и Офра. На Снотти надета облегающая футболка черного цвета, а ее мрачный макияж растекся по щекам, в то время как она кормит ягненка из бутылочки. Она никогда не слышала о водостойкой туши? Или выражение: «чем меньше, тем лучше»?
– В летние месяцы им слишком жарко, – пояснил Рон.
Сев на металлические перила, я рассматриваю обстановку. В центре загона собаки едят с пола что–то красное и липкое. Мои губы вытянулись в узкую линию.
– Что едят собаки? – возможно, я не хочу знать ответ на этот вопрос, но любопытство – мое лучшее качество.
– Одна из овец этим утром родила ягненка.
– Они едят ягненка?
– Нет, плаценту. Она очень сытная.
Я задыхаюсь.
– Фуу!
Я не должна была спрашивать об этом. Если бы я не спросила, я бы не узнала. ОТВРАТИТЕЛЬНО! Плацента ягненка. Не думай об этом. Не думай об этом.
Но, чем сильней я стараюсь не думать об этом, тем трудней мне оторвать свой взгляд. Это словно кровавые криминальные сцены, которые показывают по телевизору. Ты не хочешь их видеть, но в то же время не можешь оторваться.
Краем глаза я вижу, как Мутт зашел в амбар. Он слишком маленький и может протиснуться под металлическими перилами. Когда он посмотрел на меня, я строго ему сказала:
– НЕ ЕШЬ плаценту ягнят.
Он кивнул, будто понимает мои слова. Но потом он направился прямиком к плаценте и откусил липкий кусок кровавой плаценты. Я больше не могу смотреть на это.
Если бы Джессика была здесь, мы бы могли посмеяться над этой отвратительной ситуации. Но ее здесь нет.
Я приблизилась к загону с новорожденными барашками. Когда один барашек, спотыкаясь, проковылял ко мне, я погладила его.
– Привет, милый.
– Бее, – проблеял он, и я улыбнулась.
Думаю, я впервые улыбнулась с тех пор, как Матан украсил мои волосы цветами.
– Не привязывайся к нему, его скоро убьют.
Мое сердце разбилось, а улыбка исчезла так же быстро, как и появилась. Взяв ягненка, я повернулась к Снотти.
– Что?
– Когда им будет три месяца, нам придется их убить. Это самец, поэтому он будет убит одним из первых.
Посмотрев в глаза недавно родившегося беззащитного малыша, я притянула его к себе, пытаясь защитить.
Я хищник. При мысли о том, что я съем знакомого мне животного, мой желудок болезненно скручивается. Он такой милый. Как я могу допустить саму мысль о том, что бедолагу убьют? Возможно, после этого я не избавлюсь от углеводов.
Матан весело бежал за Додой Юки. Он, как обычно, раздет. Забавно, я привыкла видеть этого малыша голым и теперь меня это не смущает.
Зайдя в загон, он начал бегать вокруг ягнят. Он весело визжал, пытаясь поймать их.
Спустя минуту ягнята начали бегать за ним. Но я понимаю, они не собираются с ним играть, а думают, что это еще одна бутылочка молока. Смеясь, он бегал вокруг овец, которые пытались получить свое молоко, как будто он был игрушкой. Оглядываясь вокруг, я замечаю, как Дода Юки смеется вместе с теми, кто прекратил стричь овец.
Я подбегаю к Матану, хватаю его маленькое голое тельце, защищая от извращенных овец.
После того, как я отвела его в безопасное место, я очень громко сказала, чтобы каждый меня услышал:
– Это. Не. Хорошо.
На лице Матана не появились тени беспокойства или какие–то другие эмоции. Он все еще смеялся. Дода Юки поговорила с дядей Хаимом, а потом, вместе со счастливым Матаном, пошла домой. Спасибо, Господи.
Электрические бритвы снова заработали, и все, за исключением Рона, наклонились над бедными овцами. Сказав что–то на иврите дяде Хаиму, он приблизился ко мне.
– У меня есть для тебя работа.
Глава 14
Решительность и ловкость делают часть работы
Нелепое везение делает все остальное
Я следую за Роном в дальнюю часть загона, которая, к счастью, была в теньке.
– Когда мы закончим брить овец, пригони их сюда.