Пробирная палата, стр. 67

Глава 12

– Это лишь доказывает то, что я всегда говорила, – заявила Исъют Месатгес, наблюдая за погрузкой тендеров в бухте. – Мы не бизнесмены, а романтики, мы только играем в коммерцию, потому что это интересно. Точно так же другие страны играют в войну. Мы ведем дела не ради денег, бизнес для нас лишь повод хорошо провести время и получить острые ощущения.

– Но…

– Не обращай внимания, Вен, с ней такое бывает, – вмешалась Эйтли, прежде чем Венарт Аузелл успел ответить. – Не так ли, дорогая?

– Конечно, нет. – Исъют взгромоздилась на огромный тюк шерсти и положила руки на колени. – Я говорю совершенно серьезно. Если бы нас действительно интересовали только деньги, мы бы сейчас грустили, потому что это означало бы, что чудесная сделка близится к завершению, но я ощущаю волны эмоций. Они исходят от вас, словно запахи свежеприготовленного кушанья в жаркий полдень. Вам надоело сидеть на месте, получая ни за что денежки префекта. Теперь что-то происходит, вы с нетерпением ждете, чем все закончится, вам хочется заполучить свои корабли и поскорее убраться с этого вонючего острова, вернуться в большой мир. Признайтесь, – добавила она с усмешкой, – ведь я права. Возможно, в силу привычки.

– Да, Исъют, – недовольно бросила Эйтли, – как скажешь.

– Но, несмотря на недовольство, она не могла не согласиться с тем, что в словах Исъют есть доля правды. Ей, не островитянке, многое виделось яснее, чем местным. Что вполне естественно.

Городская гавань, названная так, потому что была построена для обслуживания интересов Города и регулярного обмена товарами между Островом и Перимадеей. Когда ее построили, никакой необходимости в уточнении названия города не было, никто ведь не нуждается в уточняющих деталях, говорят, например, о небе – всем ясно, о каком небе идет речь. После Падения (на острове слово «Падение» тоже понималось совершенно однозначно) деловая активность в Гавани сократилась на треть. Теперь сюда заходили только грузовые корабли из Коллеона: суда Острова, направляющиеся в Шастел, Империю и на запад, отплывали от Морского Дока или из Друца. Все, как в старые времена, говорили люди, видя заполненную судами Гавань. Добрый знак, с надеждой добавляли они, когда власти провинции отстроили Перимадею и вновь открыли ее бесчисленные мастерские и фабрики.

– Самое время заняться Каналом, – сказал Венарт, видимо, размышлявший о том же. – После Падения его ни разу не расчищали от ила. Если в Гавань пойдут корабли…

Эйтли улыбнулась:

– Не слишком ли много «если», тебе не кажется? Флот еще даже не отплыл, а ты уже мечтаешь о новых горизонтах.

– Это не я говорю, а ты, – проворчал Венарт. – А я лишь хочу сказать, что Канал нужно привести в порядок, и чем дольше этим никто не занимается, тем хуже ситуация.

В свое время Канал был настоящим чудом и соединял Гавань с Друцем, проходя по прямой линии через весь остров, пересекая холмы над городом, прорезая Белую Гору – честь и слава перимадейским инженерам, сумевшим прорубить в скале тоннель длиной в целую милю. По сравнению с ним искусственная бухточка, сооруженная на другой стороне, представлялась довольно заурядным достижением, но тем не менее именно она носила имя Ренваута Друца, главного инженера, чьим величайшим успехом стал, несомненно, именно Канал, поражавший воображение как своей грандиозностью, так и практической значимостью.

– Что ж, – заметила Ветриз Аузелл, тихонько сидевшая в тени под небольшим, ярко раскрашенным зонтиком, – я согласна с Исъют. По крайней мере я тоже так думала. Чем скорее они завершат эту проклятую войну и мы получим обратно свои корабли, тем быстрее Вен сможет вернуться к работе, а у меня дома воцарится наконец покой. В последние недели он был невыносим: просто не знал, чем заняться. Позавчера целых три часа составлял опись содержимого платяного шкафа…

– Только потому, что ты сама никогда…

Ветриз проигнорировала этот протест.

– Вы бы посмотрели! Смех, да и только. «Пункт первый: одна простыня, обтрепанная по краям, с заплатой в правом верхнем углу, белая. Пункт второй…»

Исъют хихикнула. Эйтли улыбнулась:

– Какой ты практичный, Вен. Зато теперь, если случится пожар, у тебя есть полный перечень имущества для предъявления страховой компании.

– Ничего у него не будет, – возразила Ветриз. – Он положил список вместе с документами в письменный стол. Так что, если пожар произойдет, сгорят не только вещи, но и перечень.

– Моя мать, бывало, так и делала, – сказала Исъют. – Я имею в виду, штопала простыни. Когда она умерла, в доме не оставалось уже ни одной незаплатанной тряпки. В результате всё отправили на бумажную фабрику. И ведь мы не были настолько бедны, чтобы не позволить себе купить что-то новое: просто она так привыкла…

– А вот у тебя все наоборот, – заметила Эйтли. – Каждый раз, когда я прихожу к тебе домой, вижу новые обои на стенах. Клянусь!

– Бизнес, – ответила Исъют. – Если у меня нет места на складе для обоев, я тащу их домой. Люди приходят ко мне, видят их и говорят: «О, дорогая, где вы раздобыли такие чудесные обои?» Так ведутся дела.

Грузовые суда, стоявшие в Гавани, отличались от всех других своей оригинальной конструкцией: обшитые внахлест, они имели характерный, непрактично высокий киль, служивший неизвестно каким целям и лишь увеличивавший сроки постройки. Спереди корабли более всего напоминали опустившихся на воду черных лебедей.

Сейчас вода подступала к самой ватерлинии. Трюмы полнились грузами, которые будто по мановению волшебной палочки появились из недр складов, протянувшихся вдоль всей Гавани. Склады являлись, пожалуй, самыми красивыми зданиями на Острове: построенные как имитация сотни различных архитектурных стилей, представляющих сотню самых разных мест, они почти ни в чем не повторяли друг друга. Торговцы и купцы, жившие в ничем не примечательных домах, ютившиеся в крохотных комнатушках и тесных чердаках, за однообразно унылыми дверями, тратили целые состояния на украшение фасадов своих складов, доказывая обоснованность затрат тем, что здесь они проводят большую часть жизни и принимают клиентов.

Дом семьи Семпланов имел семь этажей, обшитые медными полосами тяжелые двери высотой 12 футов и толщиной 3 дюйма, и был отделан коллеонским мрамором с барельефами, изображавшими великие морские сражения древности. Когда-то, лет одиннадцать назад, все скульптуры были самым тщательным образом выкрашены синей, красной и золотой краской, которую уже через несколько месяцев «съел» сырой и соленый морской воздух. Никто не знал, кому принадлежат вырезанные из камня корабли или какую битву иллюстрирует та или иная сцена: Мехаут Семплан согласилась принять панели в счет безнадежного долга от одного клиента из Города, а потом потратила еще примерно столько, сколько потеряла вначале, на доставку их домой и установку. Что касается жилища Семпланов в городе, то их домик не отличался ничем от своих скромных, обветшалых соседей.

– Откуда все эти грузы? – спросил Венарт. – Я бы предположил, что когда-то все было куплено у нас же, но не вижу ничего знакомого.

– А ты присмотрись повнимательнее, – посоветовала Исъют. – Видишь номера на тюках, ярлычки на мешках? Все это из-за границы. Их доставили сюда, как было указано в накладных документах, здесь это все пролежало – заметь, бесполезно, – а теперь груз отправляется домой на наших же кораблях. Мы просто больше не нужны им.

Эйтли усмехнулась:

– Что ж, они бесплатно попользовались вашими складами, но ведь виноваты вы сами, надо быть внимательнее, а вместо этого вы сидели и мечтали о том, как развернетесь, когда заполучите назад свои корабли.

Исъют нахмурилась, но, подумав, снова расслабилась.

– Ну и ладно. Я лишь хочу сказать, надо быть большими наглецами, чтобы проворачивать свои делишки, покупать и продавать, пользоваться чужими складами, как своими собственными, прямо у нас под носом, зная, что мы все это время сидим без дела. Чувствуешь себя каким-то никчемным, лишним. Я буду только рада, когда война закончится, и они уберутся домой. А деньги… да к черту деньги!