Натянутый лук, стр. 69

Геннадий некоторое время молча сидел.

— Похоже, я должен извиниться перед вами. Я считал вас одним из шутов во фракции, а оказывается, вы здесь всем управляете.

Джуифрез смерил его возмущенным взглядом.

— Я? Ни в коей мере. Шастелом управляет Фонд в соответствии с духом заповедей, установленных нашими основателями, и если вы считаете, что я действую по-другому, то оскорбляете меня. — Он расслабился и улыбнулся. — Геннадий, мой дорогой друг, а чем, по вашему мнению, мы занимались здесь все эти годы? Наши фракции — самые большие кладези мудрости и знания во вселенной. Мы изучили Принцип задолго до того, как ваш патриарх научился получать видения. Наша проблема заключается в том, что в отличие от Ньессы мы не умеем им пользоваться. Слишком мало натуралов, возможно, из-за того, что мы слишком тщательно изучали Принцип. Не знаю почему, но чем больше какое-то сообщество уделяет внимания какому-нибудь феномену, тем меньше у него шансов произвести на свет эти чудеса природы. Именно поэтому я так рад способностям Мачеры. И тому, что вы до сих пор связаны с Алексием… — Он широко улыбнулся. — Ну же, признайтесь. Иначе зачем нам нанимать на работу в самую лучшую Академию в мире такого шарлатана, как вы? Мальчик, который чистит ваши сапоги, знает о философии намного больше, чем вы, но, конечно, — добавил он, зевнув, — он не умеет превращать людей в лягушек.

У Геннадия ушло не меньше минуты на то, чтобы взять себя в руки.

— Фолько Боверт…

— Мой старый преподаватель паранормальной динамики и автор комментариев к «Стандартам», — ответил Джуифрез. — А что?

Геннадий облизал пересохшие губы.

— А он знает, что я шарлатан?

— Вы не шарлатан, — терпеливо начал объяснять Джуифрез. — Вы можете считать себя жуликом, но на самом деле это не так. Вы очень необычный человек: не являясь натуралом, вы провели с натуралами столько времени, что Принцип наложил на вас свой отпечаток. Именно поэтому теперь, когда война идет не так, как нам нужно, требуется ваша помощь.

Геннадий выдохнул, он и не заметил, что все это время сидел затаив дыхание.

— Ах вот в чем дело. Вы действительно волшебники. — Джуифрез покачал головой:

— Только в свободное время.

Глава четырнадцатая

На следующее утро Бардас ушел из дома до рассвета, взяв с собой топор, три клина в кожаной сумке и кварту сидра.

Он шел примерно двадцать минут, пока не нашел, что ему было нужно, и начал работать. Вскоре он увидел Эйтли, которая храбро пробиралась сквозь высокую, мокрую траву в своих модных сапогах.

— Ах вот ты где, — сказала она. — Я шла на звук топора.

— Молодец. — Бардас отложил топор в сторону. — Я не в форме, — раздраженно проговорил он, — становлюсь старым и слабым. Тебе что-нибудь нужно?

Эйтли отрицательно покачала головой.

— Просто хотела прогуляться.

— Хорошо. — Бардас поднял топор и сделал аккуратные симметричные зарубки на стволе с двух сторон. — Мой прадед посадил это дерево, когда был ребенком. У нас в семье традиция сажать дерево для того, чтобы твой старший сын мог его срубить и сделать крышу для дома. Мой дед почему-то дерево пожалел, и оно стало семейным талисманом. — Он посмотрел на ветви. — Сверху можно увидеть Джоюс Бикон, когда не идет дождь.

— И ты его рубишь, — сказала Эйтли.

— Правильно.

— Понятно.

Бардас отошел на пару шагов в сторону, снова взял топор и размахнулся.

— Главное, — говорил он, делая паузы при каждом ударе, — сделать зарубки с трех сторон, четвертая сторона в противоположном направлении от того места, куда ты хочешь, чтобы дерево упало. — Он рубил бодро и без видимого напряжения, аккуратно опуская топор. — Я хочу, чтобы дерево упало туда, где ты стоишь, так, чтобы ствол попал на маленькие кочки, когда я начну колоть его.

Эйтли некоторое время наблюдала за работой, пытаясь придумать тему для разговора.

— А что это за дерево? — спросила она.

— Осахе, — ответил Бардас. — Здесь их уже немного осталось. Люди их вырубают, понимаешь?

— Понимаю. А зачем? — Лордан немного подвинулся.

— Это лучшее дерево для луков, — ответил он, не сводя глаз с зарубки. — Лучше тиса, ясеня и вяза, если повезет найти подходящее. Вообще из двадцати деревьев только одно хорошее, остальное мусор. Конечно, нельзя сказать, будет ли от него польза, пока не срубишь. Если разрушишь кольца роста, все насмарку.

Эйтли некоторое время наблюдала, как он заканчивает третью сторону и переходит к последней части.

— А что такое кольцо роста?

— Посмотри на срез дерева и увидишь много колец. Это кольца роста. Если бы у дерева была семья, то эти кольца — поколения, и последнее поколение — кора. Только эта часть дерева все еще жива.

— Думаю, я поняла. — Она подняла глаза на дерево. — Где мне встать?

— На твоем месте я бы встал позади меня.

Он работал быстро, теперь при каждом ударе топора ветви дрожали.

— Значит, этим ты теперь собираешься заниматься? Делать луки? Ты же говорил, что в Месоге люди все делают сами.

— Да. — Теперь он рубил медленнее, останавливаясь после каждого удара, чтобы убедиться в том, что рубит ровно. — Лук для меня. Поэтому я выбрал именно это дерево. — Еще несколько ударов, и раздался громкий треск, дерево кивнуло, как будто соглашаясь со словами Бардаса. — Почти закончили, — сказал он, тяжело дыша. Еще два удара, и дерево застонало, покачнулось и упало вперед, как раз на кочки. — А теперь посмотрим, будет ли от него польза.

Бардас прошел несколько раз вдоль ствола, обламывая ветви и изучая ствол. Потом вытряхнул клинья из сумки, выбрал место и сел на колени, размахнувшись топором.

— Если мне повезет, то ствол раскроется, как книга. — Он вбил клин, используя рукоять топора в качестве молотка, потом поднялся и размахнулся; топор со звоном опустился на колышек, Эйтли поморщилась. После нескольких ударов Бардас взял второй клин и вбил его чуть ниже, потом проделал то же самое с оставшимися двумя. Потом снова прошелся вдоль ствола, ударяя по очереди по каждому клину, пока дерево не раскололось. — Удивительно, как что-то настолько большое и сильное можно расколоть четырьмя кусками металла и палкой. Тебе это ни о чем не напоминает?

— Нет, — сказала Эйтли, ежась от холода. — Ну как?

— Еще рано говорить. — Бардас аккуратно достал клинья, расшатывая их, пока они не выходили наружу. — А теперь будет скучно, — прокомментировал он, начиная отрубать вершину ствола в том месте, где начинались ветви.

На то, чтобы свалить дерево, ушло и то меньше времени.

— Почему ты сразу этого не делал? — поинтересовалась Эйтли.

— Если бы ствол так не раскололся, я бы знал, что пользы от дерева нет, и не стал бы тратить на это время. Очень важно отличать мусор от хорошего дерева и не тратить время на то, что не пригодится. Сейчас мне надо его перевернуть и снова вбить клинья. — Он опустился на колени и приподнял ствол. — Я ищу трещины, идущие от вершины к корням, по всем кольцам роста.

— От поколения к поколению, будто семейное проклятие. Как мелодраматично.

Он вбил первый клин, который, казалось, вошел легче, чем на другой стороне. Потом повторил процедуру; когда все клинья были вбиты, снова раздался треск, и ствол раскрылся, как толстый кусок сыра. Бардас отложил топор и начал осмотр.

— Вот неплохой участок. Текстура не идеальная, однако достаточно ровная, и я могу избавиться от этих изгибов во время распаривания. — Он вернулся к стволу, снова перевернул и откол еще один кусок. — Ну, этот участок абсолютно бесполезен. Текстура неровная, изгибается, как река. А вот последнее бревно хорошее, смотри, какое оно гладкое, видишь?

— Да, — согласилась Эйтли, мельком взглянув на него.

— Ошибка. Вот здесь узел, смотри, он все портит. Иногда получается от них избавиться, но этот слишком большой.

— Жаль, — сказала Эйтли.

— Мусор. Но его всегда можно использовать на дрова. — Он поднял голову и ухмыльнулся. Эйтли отвернулась. — Смешно будет, если из всего дерева у меня получится только один лук. Все эти годы, весь труд, и в результате — ничего.