Натянутый лук, стр. 65

Наступила полная тишина. Потом Алексий прочистил горло.

— Простите, я все еще не понимаю. Зачем нам надо было на это смотреть?

Ньесса мило улыбнулась.

— Вы просто помогли мне ответить на вопрос. Теперь я знаю, где Бардас, — он уехал домой.

— Эта река, — сказал Бардас, — раньше служила границей; с той стороны наша земля, до тех еловых зарослей. Брод прямо за излучиной реки.

Он остановился и взял лошадей под уздцы. С противоположного берега реки приближались два человека, они как раз выходили из тени высокого кипариса. Оба были в широкополых кожаных шляпах и несли на плечах мотыги.

— Вот, — сказал Бардас, выпрыгивая из тележки. — Наконец я дома.

Он поднял руки и помахал двум незнакомцам, которые остановились и посмотрели на него.

Глава тринадцатая

— Бардас, — сказал тот, что пониже.

— Привет, Клефас, — ответил Бардас. — Привет, Зонарас. Приятно вас снова видеть.

Мужчины молча его разглядывали, не проявляя никаких эмоций. Ритуал узнавания в Месоге, размышляла Эйтли; впрочем, ничего другого ожидать было нельзя. Эйтли украдкой оглядела незнакомцев. Между ними определенно наблюдалось семейное сходство, особая округлость подбородка и челюсти, и у Зонараса, более высокого, были глаза Бардаса. Удивительно видеть черты Бардаса, отраженные в этих безликих, неотесанных фермерах; все равно что на базаре в Инагоа или Зигме, в какой-нибудь занюханной дыре, где по сей день используют ракушки вместо денег, обнаружить трофей, захваченный пиратами у островитян, какое-нибудь инкрустированное серебром зеркальце или кружку из слоновой кости среди неуклюже вырезанных простых деревянных чашек и глиняных горшков.

Клефас, пониже ростом, с округлым брюшком и толстыми щеками, выглядел лет на десять старше Бардаса, хотя Эйтли знала, что он самый младший из братьев. Второй, Зонарас, казался ниже, чем был на самом деле, из-за своей сутулости и редеющих волос на макушке. Уши Зонараса торчали в стороны, а борода была странным образом редкой посередине и густой с боков.

— Это Эйтли Зевкис, — продолжил Бардас, — моя подруга с Острова. Она занимается торговлей.

Братья посмотрели на Эйтли так, словно она была занавесом на кукольном шоу. Ни один из них ничего не сказал, но в этом не было нужды. На их лицах буквально было написано: «Значит, ее зовут Эйтли Зевкис, и что с того? » Так неловко она никогда еще себя не чувствовала. Прошла минута, все трое продолжали молчать. Она покосилась на Бардаса и с удивлением увидела, что тот смущен так же, как и она. Ей пришло в голову, что Бардас даже не попытался представить мальчика, но здесь это, кажется, было нормой. Дети постоянно болтались под ногами или дрались на заднем дворе, пока взрослые занимались разговорами или просто стояли в кучке, и никто даже не замечал их присутствия.

Когда Эйтли почувствовала, что сейчас или закричит, или заснет, Клефас вздохнул и спросил:

— Ты к нам надолго? — Бардас моргнул.

— Не знаю. У меня пока нет никаких планов.

— Пойдем лучше в дом, — пробормотал Зонарас тоном человека, который наткнулся на дороге на раненого.

Полное отсутствие эмоций перешло в агрессию, он выглядел как человек, опасающийся самого страшного.

Странно, — подумала Эйтли, — ведь это я совершенно чужой человек для этих сумасшедших.

Дом, стоящий неподалеку, оказался продолговатым соломенным сооружением с неровной крышей и маленькими окошками. Во дворе валялся мусор, поломанные, влажные бочонки, зарастающие мхом, дырявые, ржавые железные ведра, позеленевший остов тележки, с которой сняли почти все доски и детали, как с тюленя, с которого местные жители срезали все лучшее мясо, бочка для дождевой воды с дырой в боку и зеленая дорожка из мха в том месте, где стекала вода; кучка костей, сваленных у стены, как дрова; засохшие скелет и шкура крысы, подвешенные на ручку сарая для хранения дров; череп овцы на шесте, использовавшийся в качестве мишени много лет назад; тонкое проржавевшее лезвие косы, вставленное в щель между выпадающими камнями в стене. Толстая, слепая, старая овца обгладывала лишайник со стены сарая.

— О, ради Бога, — пробормотала Эйтли, — неужели нельзя убирать хотя бы раз в семьдесят пять лет?

— Уютно, — шепнула она на ухо Бардасу, пока Зонарас старательно отгонял кур от бокового входа и отодвигал доску.

— Лично мне больше нравится беспорядок, — откликнулся Бардас. — Не забудь вытереть ноги.

В доме было темно, поэтому прежде всего Эйтли обратила внимание на запах: странная смесь сыра, дыма и яблок. Крепкий, сочный и вкусный, совсем не то, чего она ожидала. Еще в доме царила приятная прохлада из-за толстых каменных стен. Когда глаза привыкли к полумраку, она увидела длинную комнату с огромным камином на одном конце, почти незаметным за огромным вертелом, а рядом глубокую печь для хлеба; с обеих сторон комнаты имелись альковы со ступенями. С поперечных балок свисали связки лука — Бардасу с братьями пришлось нагнуться, чтобы пройти, — и поразительная коллекция инструментов и приборов, большая часть которых выглядела так, будто ими не пользовались как минимум последние сто пятьдесят лет.

— Где кресло отца? — спросил Бардас.

— Сломано, — ответил Клефас. — Мы убрали его на сеновал.

— Жаль, — сказал Бардас. — Посмотрим, можно ли починить. — Он сел на лавку и поставил локти на стол. — И крючок для подвешивания котелка, — добавил он. — Вижу, никто не пытался его отремонтировать, пока я отсутствовал.

Клефас и Зонарас посмотрели друг на друга, потом сели напротив Бардаса. Это напомнило Эйтли момент в напряженных переговорах, когда участники перестают осторожничать и переходят к делу. Она пристроилась на дальнем конце стола, а мальчик подтащил трехногий стул и, ссутулившись, сел.

Клефас глубоко вздохнул.

— Если ты за деньгами, то тебе не повезло. — Бардас нахмурился.

— Я сам посылал их вам, хотя пока не вижу, как вы ими воспользовались.

— Они все кончились, — сказал Зонарас.

Это сообщение совершенно сбило Бардаса с толку.

— Что ты имеешь в виду, все кончились? Ну же, не говори глупости.

Зонарас пожал плечами:

— Кончились. Ничего не осталось. Что может быть проще? — Эйтли знала, что означало это выражение лица: Бардас пытается сдержать ярость.

— Не будем ругаться, — проговорил он с напускной веселостью. — За те деньги, которые я вам послал, можно выкупить всю эту проклятую долину. Что, я полагаю, вы и сделали, верно?

Клефас и Зонарас посмотрели друг на друга.

— Мы купили ферму, — сказал Клефас.

— И?.. — Бардас склонился к нему через стол. — Ну же, я вам послал деньги на это еще в первый год. Что вы сделали с остальными?

Так вот оно что, — сказала себе Эйтли, — вот что он делал с деньгами. Посылал их домой. Все время, что она знала Бардаса в Городе, когда он зарабатывал огромные суммы как адвокат-фехтовальщик, он жил в спартанской, жалкой квартирке и ел черствый хлеб с дешевым сыром; все остальное отсылал братьям в Месогу. Эйтли оторопела, ведь она была его помощницей и приблизительно знала, сколько денег они получали, сама Эйтли жила припеваючи на пять процентов от общей прибыли. С такими доходами братья Лордан должны иметь замок в центре искусственного озера, с отстроенной небольшой деревенькой на заднем плане для прислуги. Каждый бой, каждая капля пролитой крови, каждое утро, когда он просыпался, смотрел на небо в маленькое окошко, осознавая, что это может быть его последним утром… на что все это ушло, если его братья до сих пор прозябают в сарае?

— Мы купили мельницу, — помолчав, сообщил Зонарас. — Она сгорела.

— Мы снова ее построили, — добавил Клефас, — а потом Люкас Мюзин построил свою мельницу и начал брать меньшую плату за аренду, так что мы бросили это дело.

— Хорошо, — сказал Лордан. — Значит, вы совершили одну ошибку. Но это капля в океане. А что с остальными деньгами?