Сальватор, стр. 310

Затем, подняв голову умершей и целуя ее так горячо, как если бы она была жива, он вскричал:

– О Долорес! Долорес! Как ты прекрасна!

Невозможно описать то выражение отвращения, злости и ненависти, которое появилось в этот момент на лице Сюзанны. Щеки ее стали пунцовыми, глаза налились кровью и стали метать молнии. Она не могла произнести ни слова – ни одно из них не выразило бы того странного впечатления, которое произвела на нее вся эта сцена.

– О! Я конечно вижу все это во сне!

– О! Это я был, как во сне, в страшном роковом сне в тот день, когда я впервые увидел тебя! – яростно вскричал Камил, оборачиваясь к Сюзанне. – Это я впал в сон в тот день, когда мне показалось, что я тебя люблю… Да, показалось, что люблю. Да разве достойна любви та, чьи губы приоткрываются для поцелуя в доме, где была только что пролита кровь ее брата? В тот самый день, Сюзанна, каким бы бесчувственным и потерянным я ни был, но я почувствовал, как по телу моему пробежала какая-то ужасная дрожь. Сердце мое восстало, когда рот мой говорил тебе: «Я тебя люблю», и оно твердило мне: «Ты лжешь, ты ее не любишь!»

– Камил, Камил! Ты бредишь! – сказала мадемуазель де Вальженез. – Ты можешь перестать меня любить, но я буду любить тебя всегда! И в отсутствие любви, – продолжила она, указывая на труп госпожи де Розан, – нас навсегда связала смерть, а она гораздо сильнее любви!

– Нет! Нет! Нет! – воскликнул Камил со стоном.

Сюзанна одним прыжком подскочила к нему и схватила его за руки.

– Я люблю тебя, – сказала она, и в голосе ее послышалась, а во взгляде выразилась огромная страсть.

– Оставь меня! Отойди! – сказал Камил, пытаясь освободиться.

Но Сюзанна обхватила его руками и так крепко прижалась, слилась с ним, что он подумал, что его обвила змея.

– Отойди, тебе говорю! – вскричал Камил, отталкивая ее от себя с такой силой, что она непременно опрокинулась бы навзничь, если бы не наткнулась спиной на выступ камина. Это помогло ей удержаться на ногах.

– Ах так! – сказала она, сдвинув брови и глядя на любовника с выражением презрения. Лицо ее приняло смертельно-бледный оттенок. – Хорошо! В таком случае я больше упрашивать тебя не стану! Я так хочу, я приказываю!

И властным жестом протянула к нему руку:

– Светает, Камил, – сказала она. – Закрой чемодан и следуй за мной!

– Никогда! – воскликнул Камил. – Никогда!

– Ладно, в таком случае я уйду одна, – решительно произнесла Сюзанна. – Но, выйдя из гостиницы, я заявлю, что это ты убил свою жену.

Камил вскрикнул от ужаса.

– Я буду обвинять тебя в этом на суде. Я буду говорить об этом и на эшафоте!

– Ты этого не сделаешь, Сюзанна! – испуганно воскликнул Камил.

– Это так же верно, как и то, что всего лишь пять минут тому назад я тебя любила, а теперь ненавижу, – холодно произнесла мадемуазель де Вальженез. – Будь спокоен, я это сделаю, причем немедленно.

И девушка угрожающе направилась к двери.

– Ты не выйдешь отсюда! – крикнул Камил, яростно схватив ее за руку и возвращая на место у камина.

– Тогда я позову на помощь, – сказала Сюзанна, вырвавшись из рук Камила и устремляясь к окну.

Камил поймал ее за прядь волос, выбившуюся из-под гребешка во время их занятий любовью.

Но Сюзанна успела уже ухватиться за шпингалет окна и крепко в него вцепилась. Камил стал прилагать тщетные усилия для того, чтобы оттащить ее от окна.

В этой борьбе Сюзанна одной рукой выбила стекло.

Из многочисленных ран от осколков потекла кровь.

При виде собственной крови Сюзанна так разъярилась, что, очевидно, сама не понимая, что делает, закричала во всю силу легких:

– Помогите! Убивают!

– Замолчи! – воскликнул Камил, закрывая ей рот ладонью.

– Убивают! Убивают! – продолжала кричать Сюзанна, со всей силой вцепившись зубами в ладонь.

– Да замолчишь ли ты, наконец, змея!.. – глухо сказал Камил, хватая ее за горло свободной рукой и заставляя выпустить из зубов свою ладонь.

– Убивают! Уби… – сдавленно прохрипела мадемуазель де Вальженез.

Камил, не находя другого способа помешать ей кричать, повалил ее на пол рядом с трупом госпожи де Розан и стал сильнее сжимать горло Сюзанны.

Началась ужасная борьба. В конвульсиях агонии Сюзанна изгибалась, пытаясь освободить горло. Камил, понимая, что, если ей удастся выскользнуть из-под него, он пропал, продолжал усиливать давление на горло девушки. Наконец, взяв над ней верх, он уперся ей в грудь коленом и сказал:

– Сюзанна, ты рискуешь своей жизнью. Поклянись, что будешь молчать. Иначе я возьму грех на душу, и вместо одного трупа здесь будет два!

Сюзанна в ответ что-то прохрипела. Было ясно, что этот хрип выражал угрозу.

– Что ж, будь по-твоему, гадюка! – сказал молодой человек, всей тяжестью своего тела наваливаясь на горло и грудь мадемуазель де Вальженез.

Прошло несколько секунд.

Внезапно Камилу показалось, что в коридоре раздался шум шагов. Он обернулся.

Через незапертую выходившую в коридор дверь комнаты Долорес и открытую ею дверь, соединявшую номера, в комнату Камила ворвался хозяин гостиницы с ружьем в руках в сопровождении трех-четырех человек. Это были постояльцы и слуги гостиницы, прибежавшие на крики, раздававшиеся из номера.

Креол машинально встал на ноги и отошел от Сюзанны де Вальженез.

Но та продолжала лежать так же неподвижно, как госпожа де Розан.

Во время борьбы Камил задушил ее.

Она была мертва.

Спустя пять или шесть лет после описанных событий, то есть где-то в 1833 году во время посещения каторги в Рошфоре, куда мы приехали навестить святого Венсана де Поля девятнадцатого века – аббата Доминика Сарранти, – он показал нам возлюбленного Шант-Лила, человека, повинного в смерти Коломбана и убившего Сюзанну. Его некогда такие черные волосы стали белее снега, а лицо, всегда такое веселое, носило отпечаток черной тоски.

Жибасье, как всегда свежий, бодрый и насмешливый, заявил, что Камил де Розан был старше его лет на сто.

Глава CLI

В которой богомолка убивает волтерьянца

Мы оставили нашего приятеля Петрюса в роли сиделки у постели больного дяди, графа Эрбеля. Именно из дома графа он написал Регине письмо, в котором сообщил о том, что, когда пройдет приступ подагры и он снова станет свободным, он немедленно встретится со своей прекрасной возлюбленной.

Но подагра, увы, похожа на кредиторов: она не покидает вас до самой смерти. То есть до тех пор, когда иначе поступить уже не может.

И приступ подагры у графа Эрбеля проходил не так скоро, как на это надеялся его племянник. Более того, он с каждым часом все усиливался. И генерал, в один из приступов, подумал уже было избавиться от подагры, покончив жизнь самоубийством.

Петрюс нежно любил своего дядю. Догадавшись о его замыслах, он сумел с помощью нежных слов, двух-трех слезинок так уговорить генерала, что тот отказался от своего ужасного плана.

Однажды, когда они были вдвоем, к ним в комнату вихрем влетела маркиза де Латурнель, вся в черном.

– О! – воскликнул граф Эрбель. – Неужели смерть моя так близка, что она прислала ко мне самую большую муку в моей жизни?

– Дорогой генерал, – произнесла, стараясь говорить как можно взволнованнее, маркиза де Латурнель.

– Что случилось? – грубо спросил граф. – Вы не можете дать мне умереть спокойно, маркиза?

– Генерал, знаете ли вы о несчастьях, произошедших в доме Ламот-Уданов?

– Я понял, в чем дело, – сказал граф Эрбель, хмуря брови и сжимая губы. – Вы догадались о том, что мы с племянником ищем самую короткую дорогу, чтобы уйти из жизни, и вы пришли нам в этом помочь.

– Вы сегодня не очень-то веселы, генерал.

– А с чего веселиться? – ответил граф, поглядев сначала на маркизу, а потом на свою ногу, – подагра и…

Он собрался было сказать вы, но одумался и спросил:

– Так что же вам от меня нужно?