Сальватор, стр. 297

– Ба! В конце концов, – философски произнес он, – болван получает то, что заслужил. Я знаю, что завтра он попросит у меня разрешения на женитьбу. Но ведь Жибасье никогда не станет почтенным главой семейства: он рожден для больших дорог, и думаю, что та, которая ведет из Парижа в Тулон, ему подходит больше, нежели тропа Гименея. Как, интересно, он воспримет это известие?

Размышляя так, господин Жакаль дернул за шнур звонка.

На пороге появился исправник.

– Пригласите ко мне Жибасье, – сказал он ему. – А если его не окажется на месте, то Папильона, Карманьоля, «Длинного Овса» или «Стальную Жилу».

Исправник ушел, а господин Жакаль нажал на кнопку звонка, спрятанного почти незаметно в углу комнаты. Минуту спустя на пороге скрытой за портьерой потайной дверцы появился полицейский со страшным лицом и в партикулярном платье.

– Входите, Коломбье, – сказал господин Жакаль.

Страшный человек с такой нежной фамилией вошел.

– Сколько сейчас людей в вашем распоряжении? – спросил господин Жакаль.

– Восемь, – ответил Коломбье.

– Вместе с вами?

– Нет, со мной девять.

– Все сильные?

– Такие же, как я, – зверским голосом ответил Коломбье, который действительно обладал невероятной силой и злостью, если судить по его фигуре и силе голоса.

– Приведите их сюда, – продолжал господин Жакаль, – и будьте в коридоре за дверью.

– С оружием?

– Полностью экипированными. При первом же звонке вы должны войти в кабинет и забрать того, кто здесь будет находиться. Когда вы выведете этого человека в коридор, поручите четверым вашим людям доставить его в камеру. Когда арестованный будет в надежном месте, ваши люди должны будут вернуться сюда и ждать в коридоре нового звонка для того, чтобы произвести новый арест. Так будет продолжаться до тех пор, пока я не отдам новый приказ. Вы поняли меня, не так ли?

– Все понял! – ответил Коломбье. – Я прекрасно вас понял! – повторил он, выпятив грудь, гордый тем, что все схватывал на лету.

– А теперь, – строго произнес господин Жакаль, – если кто-нибудь сбежит, вы будете нести за это полную ответственность.

Тут в дверь кабинета постучали.

– Сейчас сюда, несомненно, войдет один из ваших будущих арестованных. Поспешите привести ваших людей.

– Я пошел за ними, – сказал Коломбье, одним махом преодолев расстояние, которое разделяло его с потайной дверью.

Господин Жакаль опустил за ним штору, уселся в кресло и произнес:

– Войдите.

В сопровождении исправника вошел «Длинный Овес».

Глава CXLVI

Ликвидация

В кабинет широкими шагами вошел возлюбленный дамы, сдающей напрокат стулья в церкви Сен-Жак-дю-О-Па, такой же длинный и бледный, как Базиль. Он несколько раз поклонился, словно оказался перед главным алтарем.

– Вы звали меня, мой благородный хозяин? – спросил он печальным голосом.

– Да, «Длинный Овес», вы мне нужны.

– И чем я имею честь быть вам полезным? Вы знаете, что моя кровь и моя жизнь в вашем полном распоряжении.

– Сейчас я попробую в этом убедиться, «Длинный Овес». Но вначале скажите мне, давал ли я вам за то время, пока вы на меня работали, повод к недовольству?

– О! Господи Иисусе! Никогда, достойный хозяин, – поспешил заверить медоточивым голосом любовник Барбет.

– А вот у меня, «Длинный Овес», есть причина быть очень недовольным вами.

– Дева Мария! Возможно ли это, хозяин?

– Более чем возможно, «Длинный Овес». Так оно и есть. И это доказывает, что вы по меньшей мере были неблагодарны по отношению ко мне.

– Да пусть услышит меня Господь Бог, – сказал иезуит медоточивым голосом, – пусть он накажет меня, если я до конца дней не буду помнить о вашей доброте.

– Вот почему, «Длинный Овес», я опасаюсь, что вы о ней забыли. Напомните же мне о ней, если она осталась у вас в памяти.

– Добрый мой хозяин, как я могу забыть о том, что после моего ареста на улице Сен-Жак-дю-О-Па, когда я нес серебряный крест и потир из позолоченного серебра, я едва не угодил на каторгу, если бы ваше отцовское вмешательство не предостерегло меня от этого дурного поступка?

– С того самого дня, – сказал господин Жакаль, – я взял вас на службу. Но каким образом вы осознали мою услугу?

– Но, добрый мой хозяин… – прервал его «Длинный Овес».

– Не прерывайте меня, – суровым тоном произнес господин Жакаль. – Я все знаю. Вот уже полгода, как вы следите за отцом Ронсеном, членом Конгрегации.

– Руководствуясь интересами нашей святой веры! – набожно произнес «Длинный Овес», возведя очи горе.

– Этот интерес был неправильно истолкован, «Длинный Овес», – гневно сказал господин Жакаль, – поскольку отец Ронсен и его Конгрегация воздействовали на господина де Вилеля, а господин де Вилель был причиной падения своего кабинета министров. Таким образом я вынужден, несчастный, считать вас виновником возмущения общественного мнения и обвинить вас в подрыве устоев трона Его Величества.

– Да возможно ли это? – воскликнул «Длинный Овес», растерянно глядя на господина Жакаля.

– Вам, безусловно, известно, что сегодня утром был обнародован новый состав кабинета министров? Так вот, несчастный, вы – один из зачинщиков смены правительства. Вас считают опасным человеком. Поэтому я решил, что пока затихнут волнения в столице, лучше будет, чтобы вы находились в надежном месте, где бы вы могли спокойно и безмятежно подумать обо всем.

– Ах, добрый мой хозяин! – воскликнул «Длинный Овес», бросаясь в ноги господину Жакалю. – Перед лицом всемогущего Бога клянусь, что ноги моей больше не будет в Монруже.

– Слишком поздно, – сказал господин Жакаль, вставая и нажимая на кнопку звонка.

– Пощадите, милый хозяин! Пощадите! – завопил «Длинный Овес», проливая горючие слезы.

В кабинет вошел Коломбье.

– Пощадите! – повторил «Длинный Овес», вздрогнув при виде свирепого полицейского, чьи обязанности были ему прекрасно известны.

– Слишком поздно, – повторил суровым тоном господин Жакаль. – А теперь встаньте и проследуйте за этим человеком.

«Длинный Овес», увидев раздражение на лице господина Жакаля и поняв, что дальнейшие разговоры бессмысленны, пошел за полицейским, скрестив руки на груди, чтобы походить на мученика.

Когда «Длинный Овес» вышел, господин Жакаль снова позвонил.

Появился исправник и объявил о приходе Карманьоля.

– Пусть войдет, – сказал господин Жакаль.

В кабинет не вошел, а скорее влетел провансалец.

– Чем могу быть вам полезен, патрон? – спросил он распевно.

– Все очень просто, Карманьоль, – ответил господин Жакаль. – Во скольких простых кражах вы повинны?

– В тридцати четырех. Их столько же на моем счету, сколько мне лет, – довольно весело ответил Карманьоль.

– А сколько вы совершили краж со взломом?

– Двенадцать, сколько месяцев в году, – тем же тоном ответил марселец.

– А покушений на убийства?

– Семь, сколько дней в неделе.

– Таким образом получается, – подводя итог, произнес господин Жакаль, – вы тридцать четыре раза заслужили тюремное заключение, двенадцать раз каторгу, семь раз казнь на Гревской площади. В итоге это составляет пятьдесят три более или менее суровых приговора. Таков итог вашей деятельности?

– Да, таков итог моей деятельности, – беззаботно подтвердил Карманьоль.

– Так вот, дорогой друг, ваши приключения наделали слишком много шума. И я принял решение немедленно выслать вас отсюда.

– В какую же часть света? – спросил по-прежнему не подозревающий опасности Карманьоль.

– Полагаю, что вам должно быть совершенно безразлично, в каком уголке земного шара вы будете проживать.

– Да, лишь бы этот уголок не находился на берегу моря, – ответил провансалец, который начал смутно видеть в том месте, которое избрал для него господин Жакаль, темные туманы Бреста и яркое солнце Тулона.

– Так вот, умнейший Карманьоль, вы, к сожалению, правильно угадали то живописное место ссылки, куда я намерен вас отправить.