Сальватор, стр. 230
– Я всегда единодушен с честными людьми, мсье Луи Рено.
– Что ж, поскольку мы с вами единодушны, – сказал Луи Рено, – я могу рассказать вам о том, что сейчас происходит.
– Рассказывайте, мсье.
– В доме, где я жил до тех пор, пока не уступил его моему племяннику, в этом доме, о котором я говорю, потому что являюсь его владельцем, жил всего несколько дней тому назад некий бедный школьный учитель. То есть вообще-то он не был школьным учителем, а всего лишь музыкантом.
– Это не имеет значения.
– Напротив, это очень важно! Его звали Мюллер, и он почти бесплатно обучал музыке два десятка детей, заменяя в этом благородном и тяжелом труде настоящего учителя по имени Жюстен, который уехал за границу, но не по каким-то грязным делишкам, а по делам семейным. Так вот, этот достойный господин Мюллер пользовался уважением всего квартала. Но черные люди из Монружа, часто проходя мимо школы, с огорчением и ненавистью смотрели на детей, которых воспитывал кто-то другой, а не они. И вот однажды утром этому временно исполняющему обязанности учителя старику сказали, чтобы тот с детьми вытряхивался из школы, что его заменит некая учительская семья. Две недели тому назад школу заняли братья-мракобесы. Понимаете, как все это выглядит хотя бы с точки зрения моральных норм?
– Не совсем понимаю, – произнес приведенный в недоумение господин Рапт.
– Что? Не совсем понимаете?
И аптекарь, подойдя к графу, подмигнул:
– Вы ведь знаете новую песню Беранже?
– Очевидно, знаю, – сказал господин Рапт. – Но если и не знаю, вы должны меня за это простить: два месяца я был за пределами Франции при дворе русского царя.
– Ах! Если бы был жив господин де Вольтер! Этот великий философ уже не сказал бы сейчас, как во времена правления там Екатерины Второй:
– Мсье Луи Рено, – с нетерпением произнес граф, – ради бога, давайте вернемся…
– К этой новой песне Беранже. Хотите, чтобы я вам ее спел, господин граф? Охотно.
И аптекарь начал:
– Нет, – сказал граф, – давайте вернемся к вашему господину Мюллеру. Вы требуете, чтобы ему заплатили неустойку, не так ли?
– Для этого есть все основания, – ответил аптекарь. – Но я хочу поговорить не только о нем. Я обращаюсь к вам для того, чтобы исправить ту так поразившую вас несправедливость: я хочу поговорить о торговле моего племянника.
– Заметьте, дорогой мой, что я всячески и постоянно стараюсь вернуть вас к этому разговору.
– Так вот: с одной стороны, эта торговля прекратилась. Прежде всего из-за того, что братья-мракобесы целыми днями заставляют детишек петь, а клиенты убегают, слыша эти надрывные крики.
– Я найду способ заставить их переехать в другое место, мсье Рено.
– Подождите, – снова заговорил аптекарь, – это еще не всё. С другой стороны, у этих братьев есть сестры. Другими словами, при этих братьях живут сестры, которые продают на сорок, а то и на сто процентов дешевле лекарства, которые они изготавливают сами. Самые настоящие наркотики! И таким образом получается, что целыми днями в аптеке даже кошки не увидишь, не то что клиентов! И таким образом моему племяннику, который должен еще три раза выплатить мне долг, остается только прикрыть лавочку, если вы не найдете способа помочь в этом горе, которое причиняют ему одновременно братья и сестры!
– Как! – с негодованием воскликнул господин Рапт, поняв, что ему удастся отделаться от этого путаника-аптекаря только в том случае, если он начнет подыгрывать ему. – Эти женщины смеют торговать лекарствами в ущерб одному из самых честных аптекарей в Париже?!
– Да, мсье, – сказал Луи Рено, которого очень тронул тот живой интерес, с каким граф Рапт якобы принимал участие в его деле. – Да, мсье, они это делают, проклятые попадьи!
– Это просто невероятно! – вскричал граф Рапт, роняя голову на грудь и безвольно опуская руки на колени. – В какое время мы живем! О, боже мой!
И добавил, словно охваченный сомнением:
– И вы можете представить мне доказательства того, о чем только что рассказали, дорогой мсье Рено?
– Вот это доказательство, мсье, – ответил аптекарь, доставая из кармана сложенный вчетверо лист бумаги. – Это петиция, подписанная двенадцатью самыми уважаемыми в квартале врачами.
– Это меня возмущает до глубины души! – сказал господин Рапт. – Оставьте мне этот документ, дорогой мсье Рено. Я приобщу его к делу. Клянусь, мы добьемся справедливости. Или я не смогу больше называть себя честным человеком!
– А! Не зря мне говорили, что я могу на вас положиться! – воскликнул аптекарь, растроганный результатом своего визита.
– О! Когда я вижу несправедливость, я становлюсь безжалостным, – сказал граф, вставая и провожая своего избирателя до двери. – Очень скоро я дам вам о себе знать. И вы увидите, как я умею держать слово!
– Мсье, – сказал ему на это аптекарь, поворачиваясь и намереваясь, как опытный актер, произнести перед уходом со сцены последнюю реплику. – Не знаю, как выразить вам свое восхищение вашей открытостью и прямотой. Входя сюда, я, признаюсь, боялся, что вы поймете меня не так, как мне того хотелось бы.
– Да разве честные люди могут не понять друг друга?.. – поспешил сказать господин Рапт, подталкивая Луи Рено к двери.
Когда этот милый человек вышел, Батист доложил:
– Господин аббат Букемон и его брат господин Ксавье Букемон.
– Кто такие эти братья Букемоны? – спросил граф Рапт у своего верного Бордье.
Бордье прочел в своем досье:
«Аббат Букемон, сорок пять лет. Имеет приход неподалеку от Парижа. Человек хитрый, большой интриган. Редактирует некий еще ни разу не появившийся на свет бретонский журнал под названием «Горностай». Чтобы стать аббатом, приложил очень много стараний. Теперь, будучи аббатом, может пойти на все, чтобы стать епископом. Его брат является священным художником, то есть пишет картины только для Церкви, избегая писать обнаженное тело. Лицемер, тщеславен и завистлив, как все бесталанные художники».
– Черт! – сказал граф Рапт. – Не заставляйте их ждать!
Глава CXVI
Трио масок
Батист провел в кабинет аббата Букемона и господина Ксавье Букемона.
Граф Рапт, только что севший в кресло, встал и поприветствовал вновь прибывших.
– Господин граф, – сказал аббат крикливым голосом (аббат был человеком низенького роста, коренастым, жирным и рябым – словом, очень некрасивым), – я являюсь владельцем и редактором некоего скромного журнала, чье название еще, по всей вероятности, вам неизвестно.
– Прошу простить меня, господин аббат, – прервал его будущий депутат, – но я, напротив, один из самых верных читателей «Горностая». Ведь так называется руководимый вами журнал, не правда ли?
– Да, господин граф, – ответил аббат со смущением и большим сомнением в том, что господин Рапт на самом деле является одним из самых верных читателей издания, которое еще не выходило в свет.
Но тут Бордье, не показывая того, что он все видит и слышит, хотя видел и слышал абсолютно все, понял недоверие аббата и протянул господину Рапту какую-то брошюру в желтой обложке.
– Вот свежий номер, – сказал он.
Господин Рапт посмотрел на брошюру, убедился в том, что она разрезана, и протянул ее аббату Букемону.
Но тот отвел ее рукой в сторону.
– Упаси меня Бог, – сказал он, – усомниться в ваших словах, господин граф!
Хотя в глубине души он в них очень сильно усомнился.
– Черт возьми! – сказал он самому себе. – Надо быть начеку! Мы имеем дело с сильным противником. Человек, у которого уже есть экземпляр журнала, который еще не поступил в продажу, должен быть крепким орешком. Будем осторожны.