Сальватор, стр. 225

– Ваше Величество собирается что-то приказать ему?

– Отложить охоту до другого раза, господа. Вы ведь именно этого хотите.

Затем, подняв глаза к небу, прошептал:

– О! Какая хорошая погода! Какое несчастье!

В этот самый момент к королю приблизился лакей.

– Сир, – сказал он. – Внизу стоит какой-то монах, который утверждает, что Ваше Величество разрешило ему приходить к вам в любое время дня и ночи.

– Как его имя?

– Аббат Доминик, сир.

– Это он! – воскликнул король. – Проведите его в мой кабинет.

Затем он обернулся к удивленным министрам.

– Господа, – сказал им король, – оставайтесь здесь до моего возвращения. Мне только что передали о прибытии некоего человека, который, возможно, сможет изменить ситуацию.

Министры удивленно переглянулись. Но приказ короля был столь категоричен, что им оставалось только повиноваться.

По пути в кабинет король встретил обер-егермейстера.

– Сир, что такое мне передали? – спросил тот. – Неужели завтрашняя охота не состоится?

– Об этом мы сейчас узнаем, – ответил Карл X. – А пока исполняйте только мои распоряжения.

И продолжил свой путь, наполовину успокоенный надеждой на то, что этот нежданный визит сможет внести изменения в те ужасные мероприятия, которые предлагали ему провести завтра.

Глава CXIII

В которой объясняется, почему господина Сарранти не оказалось в камере смертников

Войдя в свой кабинет, король первым делом увидел у противоположной стены комнаты смертельно бледного монаха, стоявшего неподвижно, словно мраморная статуя.

Не смея сесть, этот застывший и печальный человек прислонился к косяку двери, чтобы не упасть.

Увидев этот призрак, король остановился как вкопанный.

– А! – произнес Карл X. – Это вы, отец мой?

– Да, сир, – ответил священник таким слабым голосом, что можно было подумать, что говорит привидение.

– Но вы похожи на умирающего!

– Да, сир, на умирающего… Я только что, согласно данному мной обету, прошел пешком более восьмисот лье. На перевале горы Сенис я заболел, поскольку при переходе через Мареммы я подхватил малярию. Целый месяц я провалялся в какой-то таверне, находясь между жизнью и смертью. Но потом, поскольку нельзя было больше терять времени, поскольку день казни моего отца приближался, я снова пустился в путь. Рискуя умереть в придорожной канаве, я за сорок дней прошел сто пятьдесят лье и прибыл в Париж всего два часа тому назад…

– Но почему же вы не сели в какую-нибудь карету? Ведь из милосердия кто-либо вполне мог бы облегчить тяготы пути!

– Я дал обет дойти до Рима пешком и вернуться обратно тоже пешком, сир. Я должен был выполнить обет.

– И вы его выполнили?

– Да, сир.

– Вы святой.

На губах монаха появилась очень грустная улыбка.

– О, не торопитесь называть меня так, – сказал он. – Напротив, я – преступник, пришедший просить у вас справедливости к другим и правосудия по отношению ко мне.

– Но сначала скажите мне одну вещь, мсье.

– Слово короля священно, – с поклоном произнес аббат Доминик.

– Вы ходили в Рим… С какой целью? Теперь-то вы можете мне сказать?

– Да, сир. Я отправился в Рим затем, чтобы попросить Его Святейшество сломать печать, наложенную на мои уста, и разрешить мне нарушить тайну исповеди.

– Таким образом, – со вздохом произнес король, – вы, продолжая быть уверенным в невиновности вашего отца, не принесли сегодня никаких доказательств его невиновности?

– Принес, сир. Доказательство самое неопровержимое.

– Тогда говорите.

– Сможет ли король уделить мне пять минут?

– Сколько хотите, мсье. Вы меня очень интересуете. Но вначале присядьте. Я не думаю, чтобы у вас хватило сил говорить стоя.

– Силы и впрямь почти изменили мне. Но доброта короля придала мне новые силы. Я буду говорить стоя, сир, как и положено подданному, говорящему со своим королем… Скорее я буду говорить, стоя на коленях, как должен говорить преступник, стоящий перед судьей.

– Остановитесь, мсье, – сказал король.

– Почему, сир?

– Вы собираетесь открыть мне то, о чем вам запрещено говорить: тайну исповеди. Я не хочу принимать участие в святотатстве.

– Простите меня, Ваше Величество. Каким бы страшным ни был мой рассказ, вы можете теперь выслушать его, и это никак не будет святотатством.

– В таком случае я слушаю вас, мсье.

– Сир, я находился у изголовья кровати умершего, когда меня вызвали к умирающему. Мертвому мои молитвы были уже не нужны, но умирающий нуждался в отпущении грехов. И я пошел к этому умирающему…

Король подошел поближе к священнику, поскольку голос того был едва слышен. Не садясь в кресло, он оперся рукой о стол.

Было видно, что он готовился выслушать рассказ монаха с большим вниманием.

– Умирающий начал исповедоваться. Но едва он произнес первые слова, как я остановил его.

«Вас зовут Жерар Тардье, – сказал я ему. – Я не желаю слышать ничего из того, что вы хотите сказать.

– Но почему? – спросил умирающий.

– Потому что я – Доминик Сарранти, сын человека, которого вы обвинили в ограблении и убийстве.

И отодвинул кресло от его кровати.

Но он схватился за край моей сутаны.

– Отец мой, – сказал он, – напротив, вас привело ко мне само Провидение. Я разыскал бы вас на краю света и нашел бы только для того, чтобы вы выслушали все, что я сейчас скажу… Монах, свое преступление я вкладываю в вашу душу. Сын, я говорю вам о невиновности вашего отца. Я скоро умру. Скажите, что бы вам хотелось узнать…»

И тогда, сир, он рассказал мне ужасную историю: прежде всего он признался, что сам себя ограбил для того, чтобы подозрения пали на моего отца, который в день совершения преступления как участник заговора против вашего брата был вынужден бежать.

Затем он перешел к описанию самого преступления, ужасного преступления, сир!..

– Но как вы можете рассказывать мне все это, мсье? Ведь вы обо всем узнали на исповеди, тайна которой священна!

– Дайте мне закончить, сир… Я говорю, я клянусь вам, уверяю вас, что не имею ни малейшего намерения вводить вашу душу в грех. Что погибнуть может только моя душа. А скорее всего – Господи всемогущий! – добавил монах, подняв взор к небу, – она уже погибла.

– Продолжайте, – произнес король.

– И тогда Жерар Тардье рассказал мне о том, что, уступив требованиям женщины, с которой он сожительствовал, он решил отделаться от своих племянников. Конечно, решение это он принял не без колебаний, не без внутренней борьбы, не без угрызений совести. Но наконец принял… Сообщники решили, что каждый из них выполнит свою часть этой страшной работы: он займется мальчиком, а она – девочкой. Ему удалось это сделать: он сбросил мальчика в пруд и каждый раз, когда его головка показывалась на поверхности, бил по ней веслом…

– Сознаете ли вы, что рассказываете мне очень страшную историю?!

– Да, сир, я знаю, история эта просто жуткая.

– И что вы должны дать мне доказательства того, что вы рассказываете.

– Я их вам представлю, сир.

После чего монах продолжил:

– Но у женщины ничего не получилось: в тот самый момент, когда она уже готова была перерезать девочке горло, привлеченный криками жертвы пес, сорвавшись с цепи, влетел в окно, бросился на женщину и задушил ее. А девочка, вся в крови, убежала…

– Она жива? – спросил король.

– Не знаю. Ваша полиция похитила ее для того, чтобы она не смогла быть свидетелем со стороны моего отца.

– Мсье, клянусь вам честью дворянина, что правосудие во всем этом разберется… Но где доказательства? Дайте мне доказательства!

– Вот оно, – сказал монах, доставая спрятанный на груди свиток.

И он с поклоном вручил королю свернутый трубочкой документ, на котором сверху были написаны такие слова:

«Эта моя исповедь перед Богом и, возможно, перед людьми может быть в случае необходимости обнародована после моей смерти.