Сальватор, стр. 183
– Надевай накидку и шляпу, Фрагола. Возьми фиакр и лети к Регине. Скажи ей, чтобы она вернула госпоже де Моранд ее изумруды и банкноты. Пусть также положит на место свои бриллианты и деньги. Скажи ей, чтобы она успокоилась и не волновалась. А в полночь пусть выставит зажженную свечу в последнем окне своего павильона.
– Я сейчас, – ответила девушка, которая, казалось, была ничуть не удивлена поручением, данным ей Сальватором.
И она удалилась в свою комнату для того, чтобы взять там накидку и шляпку.
– Но, – произнес Петрюс, – если Регина подаст сегодня ночью условный сигнал, завтра в тот же час этот человек придет требовать пятьсот тысяч франков.
– Вне всякого сомнения.
– И что же она должна будет сделать?
– Отдать их ему.
– Да откуда же она их возьмет для того, чтобы передать этому человеку?
– Их дам ей я, – сказал Сальватор.
– Вы? – воскликнул Петрюс, едва не придя в ужас от уверенности, с которой были произнесены эти слова, и готовый уже поверить в то, что Сальватор сошел с ума.
– Конечно, я.
– Но откуда же вы их возьмете?
– Вас это не должно беспокоить. Главное, что я их найду.
– О! Друг мой, признаюсь, что пока я их не увижу, я не…
– До чего же вы недоверчивы, Петрюс. Хотя у вас уже был предшественник: святой Фома! Что ж, как и святой Фома, вы сами увидите.
– Когда же?
– Завтра.
– Завтра я увижу пятьсот тысяч франков?
– Уложенных в десять пачек, чтобы избавить Регину от необходимости делить их на пачки. В каждой из пачек будет, как и указано, по десять банкнот достоинством в пять тысяч франков каждая.
– Но, – пробормотал Петрюс, – это ведь будут не настоящие деньги.
– Э! Да за кого вы меня принимаете? – спросил Сальватор. – У меня нет ни малейшего желания, чтобы этот человек отправил меня на галеры. Это будут красивые настоящие банкноты по пять тысяч франков. Красного цвета. И на каждой из них будет написано: Подделка карается смертной казнью.
– Я готова, – сказала, войдя в комнату, одетая для прогулки Фрагола.
– Ты помнишь, что должна сказать?
– «Верни госпоже де Моранд ее изумруды и банкноты. Положи на место свои бриллианты и деньги. А завтра в указанное время подай условный сигнал».
– То есть?
– То есть поставь зажженную свечу в последнем окне своего павильона.
– А? – со смехом сказал Сальватор. – Вот что значит быть женой комиссионера! Вот так выполняются поручения людей. Лети, моя голубка, из ковчега, лети!
И Сальватор проводил Фраголу взглядом, полным любви.
А Петрюс готов был поцеловать ножки, которые, казалось, летели принести его подружке такую радостную весть.
– Ах, Сальватор, – воскликнул Петрюс, бросившись в объятия друга, когда за Фраголой закрылась дверь, – как мне отблагодарить вас за услугу, которую вы мне оказываете?
– Забыть о ней, – ответил Сальватор, нежно и мягко улыбнувшись.
– И все же, – настаивал Петрюс, – не могу ли я быть вам чем-нибудь полезным?
– Абсолютно ничем, друг мой.
– Скажите хотя бы, что я должен буду делать.
– Сохранять полное спокойствие.
– Где же?
– Где хотите. Дома, к примеру.
– О, я не смогу!
– Тогда пойдите прогуляйтесь. Хотите пешком, хотите верхом. Съездите в Бельвиль, в Фонтене-о-Роз, в Бонди, на Монмартр, в Сен-Жермен, в Версаль. Гуляйте везде, где хотите, но только не на бульваре Инвалидов.
– А как же Регина?
– Фрагола полностью успокоит Регину. И я уверен в том, что, будучи гораздо благоразумнее вас, она останется дома.
– Сальватор, это какой-то сон!
– Да, кошмарный сон. Но будем надеяться, что он закончится много лучше, чем начался.
– И вы говорите, что завтра я увижу пятьсот тысяч франков банкнотами?
– В котором часу я смогу застать вас дома?
– О! Да когда вам будет угодно. Если нужно, я смогу просидеть дома весь день.
– Хорошо! Но вы ведь только что сказали, что не сможете долго оставаться на одном месте.
– Вы правы. Я сам уже не знаю, что говорю. Тогда, если хотите, дорогой Сальватор, мы увидимся с вами завтра в десять часов утра.
– Да, завтра, но в десять вечера.
– Разрешите мне покинуть вас? Я должен подышать воздухом: я задыхаюсь!
– Подождите. Я тоже собираюсь уйти. Мы выйдем из дома вместе.
– О! Бог мой! Бог мой! – сказал Петрюс, взволнованно размахивая руками. – Проснулся ли я? Не сон ли все это? Мы спасены!
И он глубоко и шумно втянул в себя воздух.
А тем временем Сальватор ушел в спальню. Там он достал из потайного ящичка в столике из красного дерева лист бумаги с двойной печатью, покрытый мелким почерком, и положил его в нагрудный карман своей бархатной куртки.
Молодые люди быстро спустились по лестнице, поручив Роланду охранять дом.
У дверей дома Сальватор протянул Петрюсу руку.
– Разве нам не по пути? – спросил тот.
– Думаю, что нет, – сказал Сальватор. – Вы, по всей вероятности, пойдете на улицу Нотр-Дам-де-Шам, а я, несомненно, на улицу Офер.
– Что? Вы идете?..
– На работу, – со смехом сказал Сальватор. – Давно уже кумушки с рынка меня не видели, и они, должно быть, беспокоятся за меня. Кроме того, должен вам признаться, что мне надо выполнить одно-два поручения для того, чтобы набрать указанную сумму в пятьсот тысяч франков.
И Сальватор с улыбкой на устах махнул на прощанье Петрюсу. Молодой художник, уйдя в размышления по поводу того, что недавно произошло, побрел в направлении улицы Нотр-Дам-де-Шам.
Поскольку делать нам в мастерской художника нечего, проследуем за Сальватором. Но не на улицу Офер, как он сказал Петрюсу, поскольку он туда и не собирался идти, а на улицу Варен, где расположена контора достойного нотариуса, которого мы уже имели честь представить вам под именем Пьера-Никола Баррато.
Глава XCV
Нотариус, утаивший ипотеку
Нотариусы очень похожи на цыплят. С той лишь разницей, что цыплят люди съедают, а нотариусы пожирают людей. Следовательно, существуют хорошие и плохие нотариусы, как существуют хорошие и плохие цыплята.
Господин Баррато принадлежал к числу плохих нотариусов: он был плохим в самом полном понимании этого слова. Он был тем более плохим, что имел в предместье Сен-Жермен репутацию неподкупного человека, и эта репутация могла сравниться только с той, которой пользовался в Ванвре достопочтеннейший господин Жерар.
И уже не раз вставал вопрос о том, чтобы в награду за эту честность сделать его мэром, депутатом, государственным советником или чем-то вроде этого.
Мэтру Баррато очень покровительствовал господин Лоредан де Вальженез. Он использовал все свое влияние на министра внутренних дел для того, чтобы сделать его кавалером ордена Почетного легиона. Всем было известно, что влияние это было огромным. И поэтому он добился своего. И достойный нотариус был награжден крестом, к огромному негодованию его клерков, которые, смутно догадываясь о том, что он заложил некое здание, владельцем которого не являлся, обвиняли его между собой в установлении ипотеки над чужим имуществом и иронически прозвали своего достойного патрона нотариусом, утаившим ипотеку.
Обвинение это не было абсолютно справедливым, поскольку в юриспруденции установление ипотеки над чужим имуществом, выдаваемым за свое, означает продажу одновременно двум разным покупателям одного и того же принадлежащего вам имущества. Мэтр Баррато, довольно опытный в столь скандальных делах, не был прямо замешан в этом преступлении: он установил ипотеку над тем, что ему вовсе не принадлежало. Добавим также, что в то время, когда он совершил этот мелкий грешок, он был не нотариусом, а старшим клерком. Что совершил он этот проступок лишь для того, чтобы открыть свою контору. Что, купив практику на приданое жены, он возместил ей все расходы и с помощью надежных и подлинных квитанций уничтожил все следы первичного преступления. И таким образом это прозвище «нотариус, утаивший ипотеку», которое дали своему патрону клерки мэтра Баррато, было вдвойне неверным. Но надо что-то прощать этим молодым людям, на которых красная ленточка действовала точно так же, как на быка красный плащ тореадора.