Сальватор, стр. 174

– Никаких.

– И он в конце недели уезжает?

– Сейчас он находится в Тюильри, где получает последние инструкции.

– Только бы все это не сорвалось!

– Не сорвется. Мне кажется, что так решил совет министров. О, если бы разговоры о политике не были такими скучными, я рассказала бы вам содержание услышанного мною разговора между отцом и господином Раптом. Это вас полностью успокоило бы.

– О, расскажите, расскажите, дорогая Регина! Если политика имеет такое влияние на вас, она станет для меня самым интересным занятием, которым только может заняться человеческий ум!

– Так вот, в этот самый момент обсуждается состав нового правительства.

– Ах, черт! Вот чем объясняется отсутствие моего друга Сальватора, – серьезным тоном произнес Петрюс. – Он над этим работает.

– Что вы сказали?

– Ничего. Продолжайте, милая Регина.

– В это правительство войдут господин де Мартиньяк, господин Порталис, господин де Ко, господин Руа. Портфель министра финансов был предложен господину де Моранду, но он отказался. А также господин де Лаферонне и, возможно, мой отец… Но отец не хочет, чтобы это было смешанное правительство, переходное правительство, как он говорит.

– О, Регина, Регина, что за великолепная штука эта политика, когда о ней говорите вы!.. Продолжайте, я вас слушаю.

– Господин де Шатобриан, попавший в немилость после написания письма королю за три дня до того знаменитого парада национальной гвардии, на котором кричали: «Долой министров!», и уехавший в Рим, чтобы скрыться среди развалин, получит верительные грамоты в качестве посла. Короче, происходит, как говорится, пересмотр политики.

– А какой пост во всем этом будете занимать вы, милая Регина?

– Я назначена смотрительницей особняка на бульваре Инвалидов. Мой отец, вероятно, будет назначен управляющим замка, а господин Рапт – чрезвычайным посланником Его Величества при дворе Николая I.

– Вот именно этого-то я и опасаюсь: как бы они не передумали его посылать с этой миссией.

– Напротив, его обязательно пошлют: правительство хочет разорвать союз с Англией и сблизиться с Россией. Маршал прилагает к этому все усилия. От этого Франция выиграет рейнские земли, заплатив за них Пруссии в пику англичанам… Ах, понятно ли я говорю?

– Вы меня просто ошеломили! Как может держать всю эту информацию такая очаровательная головка. Бог мой, если вы немедленно не разрешите мне поцеловать вас в лоб, моя милая Регина, я начну считать, что на нем пролегли морщины.

Регина откинула голову назад, чтобы Петрюс смог убедиться в том, что она ничуть не постарела.

Петрюс поцеловал не только этот мраморный лоб, но и глаза.

С губ молодого человека слетело что-то похожее на стон.

Регина живо отстранилась от него.

Она почувствовала на губах дыхание Петрюса.

Петрюс же глядел на нее с такой мольбой, что она сама бросилась к нему на шею.

– Итак, – прошептал Петрюс, – в конце недели он уезжает, и вы будете свободны?

– Да, друг мой.

– О! Как еще далек конец недели! Еще должно пройти столько дней, столько ночей, столько часов, столько минут, в которые может случиться любое несчастье!

И молодой человек, словно подавленный ужасными предчувствиями, опустился на траву, увлекая за собой Регину.

Молодые люди плавно опустились на траву, словно их тела составляли единое целое.

Голова Регины оказалась на плече Петрюса.

Она сделала было движение, чтобы отстраниться.

– О, Регина! – прошептал Петрюс.

И голова ее снова упала на его плечо.

Им было так хорошо вдвоем, что ни он, ни она не замечали бега времени.

Вдруг послышался стук колес подъехавшего экипажа.

Регина подняла голову и прислушалась.

Послышался голос кучера, который крикнул:

– Открывайте ворота!

Ворота распахнулись.

Стук копыт приближался.

Карета въехала во двор особняка.

– Это они! – сказала Регина. – Я должна быть в доме раньше отца. До завтра, дорогой Петрюс!

– О, господи! – прошептал Петрюс. – Как бы мне хотелось остаться здесь до завтрашнего дня!

– Да что с вами?

– Не знаю. Но предчувствую беду.

– Какой вы ребенок!

И Регина снова подставила Петрюсу лицо для поцелуя.

Петрюс поцеловал ее в губы, и молодая женщина скрылась в темной аллее, бросив на прощанье, как утешение тому, с кем расставалась, два слова:

– До завтра!

– Да завтра! – прошептал Петрюс с такой грустью в голосе, словно эти слова были не обещанием любви, а несли в себе угрозу надвигающейся беды.

Спустя пять минут Петрюс услышал, как кто-то шел к нему. Потом его тихо окликнули.

Это были шаги и голос Нанон.

– Калитка открыта, – сказала она.

– Да-да, добрая моя Нанон, – ответил Петрюс, делая над собой усилие, чтобы сдвинуться с места.

И, посылая свое сердце, свою жизнь, свою душу Регине воздушным поцелуем, он вышел, никем не замеченный, через калитку на улицу.

Его карета ждала в сотне шагов.

Приехав домой, он справился у слуги о капитане.

Слуга сказал, что капитан вернулся около десяти часов утра, спросил, где Петрюс, а когда узнал, что того не было дома, прождал его целый час в мастерской.

В половине двенадцатого, видя, что Петрюс все еще не вернулся домой, он отправился в свою комнату.

Толкаемый смутным беспокойством, Петрюс спустился с антресоли и постучал в дверь комнаты крестного.

Ответа не последовало.

Петрюс стал искать ключ, чтобы открыть дверь. Но ключа в замке не было.

Он снова постучал.

Ответом ему было молчание.

Или капитан уже спал, или его не было дома.

Петрюс поднялся к себе.

И долго ходил из мастерской в комнату и обратно.

В мастерской остались следы пребывания капитана: горела лампа.

На столике лежал раскрытый томик Мальбранша.

Петрюс решил вернуться в спальню.

Ему было душно. Он распахнул окно и несколько секунд дышал уже остывшим ночным воздухом.

Эта ночная прохлада немного его успокоила.

Наконец он лег спать.

Сон долго не шел к нему. А когда он заснул, то сон его был прерывистым, лихорадочным, возбужденным.

Наконец, в пять утра усталость взяла над ним верх.

В семь часов утра в дверь ему постучали.

Петрюс увидел на пороге комнаты слугу.

И живо приподнялся на локтях.

– Что случилось, Жан? – спросил он.

– Вас хочет видеть какая-то дама под вуалью, мсье, – ответил слуга испуганным голосом.

– Меня? Дама под вуалью?

– Да, вас. Дама под вуалью.

– Ты ее узнал? – спросил Петрюс.

– О, мсье, она не сказала мне свое имя… но…

– Что – но?

– Но мне кажется…

– Да что же тебе кажется? Ну, говори же!

– Мне кажется, что это – госпожа графиня.

– Ты думаешь, что это – Регина?

– Я в этом даже уверен.

– Регина! – вскричал Петрюс, вскакивая с кровати и хватаясь за брюки и домашний халат. – Регина здесь? В такой час? Видно, случилось что-то очень важное! О, я чувствовал, я чувствовал это!

Петрюс стал спешно одеваться.

– Проведите ее в мастерскую, – сказал он слуге. – Я сейчас туда приду.

Слуга ушел исполнять приказание.

– Боже! Боже! – шептал Петрюс, находясь на грани помешательства. – Ты дал мне возможность предчувствовать беду. Но что же могло случиться?

В этот момент на пороге появилась дама под вуалью.

За ней показался слуга.

Он не ошибся.

Под вуалью Петрюс увидел лицо Регины.

– Вы свободны, – сказал он слуге.

Жан поклонился и закрыл за собой дверь.

– Регина! – воскликнул Петрюс, бросаясь к молодой женщине, которая вдруг покачнулась. – Регина! Это вы?

Регина, это была она, подняла вуаль и сказала:

– Я, Петрюс.

Петрюс, отступил на два шага, увидев смертельно бледное лицо графини Рапт.

Так что же все-таки произошло?

Глава XCI

Рим

Наши читатели согласятся – так мы по крайней мере надеемся – с тем, что мы на некоторое время отложим объяснения, которые должны будут иметь место между Петрюсом и Региной, и проследуем за отправившимся в паломничество одним из героев нашей истории, которого мы надолго оставили одного и судьбой которого читатели должны заинтересоваться.