Сальватор, стр. 145

– Со мной? Ничего! – ответил Петрюс, отрицательно мотнув головой.

– Да нет же, – сказала Регина, – вы погрустнели, Петрюс. Говорите, в чем дело. Я так хочу!

– У меня были большие неприятности, дорогая.

– У вас?

– Да.

– Когда же?

– Недавно.

– И вы ни словом не обмолвились об этом со мной, Петрюс? Ну, так что же случилось? Говорите! Ну, рассказывайте же!

И Регина подняла лицо, чтобы получше видеть Петрюса.

Ее прекрасные глаза были полны любви и сверкали, словно бриллианты, украшавшие ее волосы.

Если бы сверкали только глаза Регины, Петрюс высказал бы все.

Но ведь были еще и эти бриллианты.

Бриллианты словно заколдовали его.

О! Ведь это было бы ужасно мучительное признание!

Как он мог открыться этой великосветской даме, которая была столь же прекрасна, сколь и богата, в том, что возлюбленный ее был бедным художником, которому предстояло через четыре или пять дней продать с молотка всю свою мебель?

Да к тому же, если бы этот бедный художник признался бы в своей нищете богатой женщине, ему бы пришлось одновременно признаться своей подруге и в том, что он чуть было не стал неблагодарным сыном.

И снова смелость покинула его.

– Случилась большая неприятность, – сказал он, – ведь я был вынужден покинуть Париж и целых шесть дней не видеться с вами!

Регина притянула его к себе, подставив лоб для поцелуя.

Петрюс поцеловал ее, вздрогнув от счастья, которое словно осветило его лицо.

В этот самый момент лучи зарождающейся луны упали на лицо Петрюса.

Увидев его освещенное двойным светом лицо, Регина не смогла удержаться от восклицания восхищения.

– Вы мне часто говорили, Петрюс, что я красива.

Молодой человек прервал ее.

– И я вам снова это говорю, Регина! – воскликнул он. – Но это говорит не мой рот, а мое сердце!

– Ну вот, позвольте и мне сказать всего лишь раз, что и вы прекрасны!

– Я? – удивленно переспросил Петрюс.

– Позвольте сказать вам, что вы красивы и что я вас люблю, мой благородный Ван Дейк! Слушайте, вчера в Лувре я увидела портрет этого великого художника, которому талант дан Богом, как и вам, и чьим именем я вас называю. Так вот, я вспомнила о том, что мне рассказывали в Генуе о любви Ван Дейка и графини де Бриньоль. И я готова была сказать вам – вам повезло, мой Петрюс, что в тот момент я вас не встретила! – я готова была сказать вам следующее: «Я принадлежу вам так же, как она принадлежала ему, и я люблю вас, естественно, сильнее, чем она его любила!»

Петрюс воскликнул от радости.

И, упав возле нее, он обвил рукой ее талию и нежно привлек ее к себе.

Регина изогнулась, как пальма под напором ночного бриза, и, положив голову на грудь Петрюса, услышала учащенное биение его сердца, которое при каждом ударе говорило ей нараспев: «Регина, я тебя люблю!»

Эти молодые люди представляли собой такую живописную скульптуру, что ангелу счастья следовало бы увековечить их в этом любовном порыве.

Слова застыли на их губах. Ну что они могли сказать друг другу? Дыхание Петрюса нежно колыхало волосы молодой женщины и заставляло их вздрагивать, как дрожат перышки птицы под дыханием ветерка.

Она закрыла глаза, испытывая в душе те же сладостные ощущения, которые внушает религия умирающим, говоря о том, что они вскоре окажутся в ином мире и предстанут перед очами Господа нашего.

В этой опьяняющей летаргии прошел целый час. Каждый из влюбленных испытывал при этом то счастье, которое он приносил другому, и наслаждался им в тишине, словно опасаясь, что это слишком яркое свидетельство подобного блаженства вызовет ревность светил, которые их освещали.

Ни он, ни она не смогли преодолеть влияния их любовного объятия. Их дыхание становилось все более учащенным, взгляды все более томными, их вздохи все более и более походили на стоны. В их жилах кровь, как волны моря во время прилива, заливала сердца и билась в артериях, отражаясь на их лицах.

Регина резко очнулась, как это делает ребенок, старающийся очнуться от дурного сна, и, дрожа всем телом, почти касаясь своими губами губ молодого человека, прошептала:

– Ступай… Уходи… Оставь меня, мой Петрюс!

– Как, уже?.. – сказал молодой человек. – Уже!.. Но почему я должен уйти?

– Повторяю тебе, уходи, любимый мой. Уходи… Уходи!

– Нам угрожает какая-то опасность, мой милый ангел?

– Да, большая опасность. Ужасная опасность!

Петрюс встал и огляделся.

Регина усадила его с улыбкой, в которой читался страх.

– Нет, – сказала Регина. – Опасность не там, где ты пытаешься ее найти.

– Так где же она? – спросил Петрюс.

– Она таится в нас, в наших сердцах. Она на наших губах, в твоих объятиях, в моих цепях… Пожалей же меня, Петрюс… Я слишком сильно тебя люблю!

– Регина! Регина! – воскликнул Петрюс, сжимая голову девушки и страстно ее целуя.

Поцелуй длился нескончаемо долго. Этот страстный поцелуй, который в то же самое время был таким же целомудренным, как поцелуй двух ангелов, соединил их сердца. С небосклона скатилась звезда. Она, казалось, упала всего в нескольких шагах от них.

Сделав неимоверное усилие над собой, Регина освободилась из объятий молодого человека.

– Не будем же падать с неба подобно ей, мой возлюбленный Петрюс, – сказала Регина, глядя на него своими прекрасными глазами, наполненными слезами любви.

Петрюс взял ее руку, привлек Регину к себе и поцеловал в лоб поцелуем, таким же чистым, как поцелуй брата.

– Перед Богом, который нас видит, – сказал он, – перед звездами, которые являются его глазами, я целую вас в знак моего глубочайшего уважения.

– Спасибо, милый друг, – сказала Регина. – Наклони голову.

Петрюс исполнил ее просьбу, и молодая женщина ответила ему точно таким же чистым поцелуем.

В этот момент часы пробили три раза и появилась Нанон.

– Через полчаса наступит рассвет, – сказала она.

– Видишь, Нанон, – произнесла Регина. – Мы уже простились.

И они расстались.

Но в тот момент, когда их руки были уже готовы разъединиться, Регина удержала Петрюса.

– Друг мой, – сказала она, – завтра, надеюсь, ты получишь мое письмо.

– Я тоже очень на это надеюсь, – сказал молодой человек.

– Письмо будет очень хорошим.

– Все твои письма, Регина, очень хорошие. Но самое последнее из них всегда самое лучшее.

– Это будет самое лучшее из всех.

– О, боже! Я так счастлив, что мне немножко страшно!

– Ничего не бойся и будь счастлив, – сказала Регина.

– Но что же ты мне сообщишь в этом письме, любовь моя?

– О! Потерпи и подожди! Разве мы не должны продолжать быть счастливы в те дни, когда мы не видим друг друга?

– Спасибо, Регина. Ты просто ангел.

– До свидания, друг мой!

– Друг навечно! Не так ли?

– Ну вот, – произнесла Нанон, – что я вам говорила: уже светло.

Петрюс покачал головой и удалился, не спуская глаз с молодой женщины.

Что же такое сказала Нанон и что она произнесла насчет рассвета?

В этот момент в глазах молодых людей, напротив, все померкло, соловей прекратил свои трели, звезды на небосклоне исчезли, и вся эта созданная для них феерия, казалось, погасла с их последним поцелуем.

Глава LXXIV

Иерусалимская улица

Сальватор, расставаясь с тремя молодыми людьми, сказал: «Пойду попытаюсь спасти мсье Сарранти, которого должны казнить через восемь дней».

Предоставим молодым людям разойтись по сторонам, Сальватор быстро спустился по улице Апфер, пересек мост Сен-Мишель, прошел по набережной и в тот момент, когда каждый из приятелей прибыл на свидание, подошел к зданию префектуры полиции.

Как и в первый раз, привратник остановил его вопросом:

– Куда вы идете?

И как и в первый раз, Сальватор назвал себя.

– Извините, мсье, – сказал привратник, – я вас не узнал.

Сальватор прошел во двор префектуры.

Он пересек этот двор, вошел под своды здания, поднялся на третий этаж и вошел в приемную, где сидел работник отдела обслуживания.