Сальватор, стр. 122

Капитан продолжал оставаться на мостике и отдавал приказания все с тем же спокойствием. Словно и не чувствовал, что под ним готова была разорваться мина.

Начиная с этого момента все, что происходило дальше на борту английского брига, скрылось от взора французов: густые клубы дыма, вырывавшиеся изо всех отверстий, окутали корабль такой густой пеленой, что разглядеть что-либо стало абсолютно невозможно.

Изредка вверх по мачтам взбегали змейки огня. Потом выстрелили сами собой те несколько орудий, которые не успели разрядить. После чего из пелены дыма вынырнула одна, за ней вторая и третья шлюпки. И внезапно раздался ужасный взрыв. Судно разверзлось, словно кратер вулкана, из которого взметнулись в небо горящие обломки, напоминавшие огромные праздничные ракеты!

Это и был тот праздничный фейерверк, который обещал своему экипажу капитан Эрбель.

Наконец все горящие обломки упали в море и все погасло. Наступила темнота. Ничего больше не осталось от того великана, который всего лишь несколько мгновений тому назад корчился в пламени. Лишь три баркаса, где гребцы усердно налегали на весла, удалялись подальше от места гибели корабля.

Капитан Эрбель не стал преследовать шлюпки. А когда одна из них проплыла в пределах досягаемости орудий левого борта «Прекрасной Терезы», матросы французского корабля и сам капитан сняли шляпы для того, чтобы поприветствовать смельчаков, которым удалось спастись от огня и которым суждено было подвергнуться другой опасности. Она была еще не так близка и не столь заметна, но все же неотвратима: это была опасность погибнуть или от волн, или от голода!

Четвертая шлюпка вместе с капитаном и четвертой частью экипажа затонула вместе с кораблем.

Эрбель и его люди наблюдали за тремя шлюпками до того момента, когда они скрылись из виду в темном безбрежном океане.

И только тогда, вытащив из кармана часы, капитан Эрбель произнес:

– Ребятки, уже за полночь. Но честное слово, в праздничные дни можно позволить себе лечь спать чуточку позднее, чем обычно.

А теперь на вопрос, почему капитан Эрбель вместо того, чтобы взять в плен оставшиеся в живых три четверти экипажа «Калипсо», позволил им уплыть на шлюпках, мы ответим, что «Прекрасная Тереза», и без того имея на борту сто двадцать человек, не могла позволить себе перегружаться еще сотней пленных.

И наконец, если кого-то из читателей это объяснение не удовлетворит, если кто-нибудь из них спросит, почему же в таком случае капитан Эрбель, имея прекрасную возможность тремя выстрелами из орудий потопить и эти три шлюпки, так и не дал команду открыть огонь, мы ответим им на это…

Нет, лучше мы отвечать не станем.

Глава LXI

Женитьба корсара

В течение десяти лет, прошедших после тех событий, о которых мы только что рассказали, – и все только лишь для того, чтобы, по нашему обыкновению, фактическим материалом, а не голыми словами показать характер наших героев – капитан Эрбель, с поведением которого мы вас познакомили, продолжал то дело, которое начал.

Описывая деяния этого морского волка, ограничимся только лишь взятым из газет того времени перечислением его побед и стоимости захваченной им добычи:

«Святой Себастьян», португальское судно, следовавшее с острова Суматра и имевшее на борту груз стоимостью в три миллиона ливров. Доля капитана Эрбеля составила четыреста тысяч ливров.

«Шарлотта», голландское судно водоизмещением в триста шестьдесят тонн, имевшее на борту двенадцать пушек и десять человек экипажа. «Шарлотта» была продана за шестьсот тысяч ливров.

«Орел», английская шхуна водоизмещением в сто шестьдесят тонн, продана за сто пятьдесят тысяч ливров.

«Святой Яков» и «Карл III», испанские корабли, проданы за шестьсот тысяч ливров.

«Арго», русское судно водоизмещением в шестьсот тонн.

«Геркулес», английский бриг водоизмещением в шестьсот тонн.

«Славный», английский корабль, и т. д.

К этому списку, опубликованному в официальных газетах того времени, мы могли бы добавить еще тридцать или сорок взятых им трофеев. Но мы не ставили себе целью написать биографию капитана Эрбеля, а хотим лишь дать нашим читателям представление о его характере.

Когда он зимой 1800 года вернулся в Сен-Мало со своим верным Пьером Берто, соотечественники встретили их с подобающими героям знаками внимания. Кроме того, Эрбеля ожидало письмо от Первого консула, в котором тот приглашал капитана приехать в Париж.

Разговор Бонапарт начал с того, что поздравил отважного сына Сен-Мало с успешным проведением овеянного легендами плавания. Затем он предложил ему эполеты капитана и командование одним из фрегатов республиканского военно-морского флота.

Но Пьер Эрбель отрицательно покачал головой.

– Так чего же вы хотите? – спросил его удивленный Первый консул.

– Мне очень затруднительно ответить вам на это, – ответил Эрбель.

– Так, значит, ваше честолюбие заставляет вас претендовать на что-то большее?

– Напротив. Я считаю, что ваше предложение слишком щедро для меня.

– Вы что же, не желаете служить республике?

– Хочу. Но по-своему.

– Как же это?

– В качестве корсара… Вы позволите мне сказать всю правду?

– Говорите.

– Дело все в том, что, когда я командую, я – отличный моряк. Но когда мне придется выполнять чьи-то приказы, я буду худшим из моих матросов.

– Но ведь все кому-то подчиняются.

– Клянусь, гражданин консул, – сказал капитан, – что до сих пор я подчинялся только одному Господу Богу. И даже когда он передавал мне через своего первого адъютанта господина Ветра приказ спустить паруса, чтобы переждать бурю, мне неоднократно случалось – настолько я был охвачен демоном неповиновения – идти в шторм с нижними парусами, с поднятым кливером и бизанью. Отсюда следует, что если я стану капитаном военного фрегата, мне придется повиноваться не только Богу, но и вице-адмиралу, адмиралу, министру флота и кому-то еще. Для одного слуги будет слишком много хозяев.

– Я вижу, – сказал Первый консул, – что вы не забыли того, что вы – из семьи Куртенэ и что ваши предки некогда правили Константинополем.

– Действительно, гражданин Первый консул, я этого не забыл.

– Но я, к сожалению, не могу сделать вас императором Константинополя, хотя я едва и не сделал обратного тому, что совершил Бодуэн. То есть не вернулся из Иерусалима через Константинополь вместо того, чтобы двинуться на Иерусалим через Константинополь.

– Да, гражданин. Но вы можете сделать другое.

– Конечно. Я могу создать майорат для вашего старшего сына, женить вас на дочери одного из моих генералов, если вы пожелаете породниться со славой, или на дочери одного из моих поставщиков, если вы захотите породниться с деньгами…

– Гражданин Первый консул, у меня есть три миллиона ливров, что получше, чем майорат. Что же касается моей женитьбы, то и тут дело уже решенное.

– Вы собираетесь взять в жены дочь какого-нибудь курфюрста или маркграфа немецкого?

– Нет, я собираюсь жениться на бедной девушке по имени Тереза, которую люблю уже восемь лет и которая ждет меня целых семь лет.

– Черт! – воскликнул Бонапарт. – Что-то мне не везет: Сен-Жан-д'Арк там, вы – здесь!.. И чем же вы рассчитываете заняться, капитан?

– Все очень просто, гражданин: сначала я женюсь, это дело очень спешное. Если бы не ваше приглашение, я не уехал бы из Сен-Мало накануне свадьбы.

– Хорошо, а что потом, после свадьбы?

– Буду спокойно наслаждаться миром, тратить свои три миллиона и напевать, как пастух у Виргилия:

О Meliboee, deus nobis haec otia fecit! [6]

– Гражданин капитан, я не очень силен в латыни.

– Да, особенно, когда речь идет о мире, не так ли? Но я не прошу у вас мира на тридцать лет. Ни в коем случае. С меня будет достаточно года или двух для того, чтобы понаслаждаться медовым месяцем, вот и все. После этого, клянусь, при первых же выстрелах орудий… Ведь моя «Прекрасная Тереза» все еще в полном здравии!

вернуться

6

«О Meliboee, deus nobis haec otia fecit» (лат.) – «О Мелибей, нам бог спокойствие это доставил». (Прим. изд.)