Сальватор, стр. 116

Но спустя несколько минут новым, гораздо более прицельным выстрелом была сбита рея и повреждена обшивка «Прекрасной Софии».

– Все, – сказал Эрбель, – нельзя терять ни минуты. Поднимите на гафель какую-нибудь белую тряпку и дайте знак, что мы хотим начать переговоры.

Приказание Эрбеля было исполнено.

Но то ли эту белую тряпку не увидели, то ли потому, что не поверили в то, что шлюп намерен вести переговоры, огонь по шлюпу продолжался.

А Пьер Эрбель тем временем стал раздеваться.

– Какого черта ты снимаешь одежду? – спросил Парижанин. – Хочешь показать им голый зад? Это никак не похоже на вымпел.

– Нет, – ответил Эрбель. – Я хочу сказать им, кто мы такие.

И он, прыгнув с борта головой вниз, исчез в воде. Вынырнул он метрах в двадцати от шлюпа.

И поплыл прямо в порт.

На шлюпе спустили паруса в знак того, что он не имел ни малейшего намерения уплывать прочь.

При виде человека, спрыгнувшего в море с борта судна, которое само подставляло себя под ядра, огонь прекратился. Вскоре навстречу пловцу направилась шлюпка.

Боцман на шлюпке был уроженец Сен-Мало.

По чистой случайности, которая в этой обстановке была просто удивительной, Пьер Эрбель первые свои уроки каботажного плавания брал именно у этого старого морского волка.

Продолжая плыть, он узнал боцмана и окликнул его.

Моряк поднял голову, приставив ладонь к глазам, и, бросив руль, побежал на нос.

– Разрази меня гром! – сказал он. – Уж не Пьер ли Эрбель плывет к нам?

– Фи, папаша Берто, – крикнул Эрбель, – разве такими английскими ругательствами встречают земляка, а тем более ученика? Здравствуйте, папаша Берто! Как здоровье вашей женушки? Как детишки?

И, ухватившись за борт лодки, прибавил:

– Да, клянусь Богоматерью Сен-Бриека, это я – Пьер Эрбель, – сказал он. – И прибыл я, поверьте, издалека!

Несмотря на то, что с него ручьями текла вода, он бросился в объятия боцмана.

Шлюп был совсем рядом с лодкой, и четверо приятелей Эрбеля смогли увидеть это сыновье объятие.

– Да здравствует Франция! – крикнули они в едином порыве.

Крик этот долетел до шлюпки.

– Да здравствует Франция! – крикнули в ответ моряки, которые видели сцену встречи.

– А, так, значит, ты не один, а с приятелями? – сказал папаша Берто.

– Это наши! Сами сейчас увидите!

Эрбель сделал друзьям знак подогнать шлюп.

Беглецы не стали заставлять просить себя дважды. В мгновение ока над суденышком взлетели паруса, и шлюп направился в порт. Но теперь уже его встречали не выстрелами, а криками: «Да здравствует король! Да здравствует Франция!»

Все население Бомона высыпало на мол.

Беглецы причалили.

Пьер Эрбель поцеловал землю, эту общую мать, как это делали раньше римляне.

Его товарищи стали обниматься со всеми подряд. Какое дело до того, что это были незнакомые им люди? Ведь все люди – братья! Но Парижанин старался выбирать сестер.

А в это время бедняга Питкаерн смотрел на это всеобщее ликование с грустью в глазах.

– Э! – спросил старик Берто. – А почему этот баклан не присоединяется к нашему веселью?

– Это, – со смехом ответил Эрбель, – англичанин, который одолжил нам свое суденышко.

– Одолжил! – сказал папаша Берто. – Англичанин одолжил вам свое судно? Пусть он идет сюда, мы возложим на его голову венок из роз.

Эрбель остановил Берто, который в порыве восхищения уже приготовился было прижать Питкаерна к своей груди.

– Спокойно! – сказал Эрбель. – Он одолжил его нам точно так же, как мы одолжили королю Георгу остров Джерси. То есть вопреки своей воле.

– О! Это совсем другое дело, – сказал Берто. – Так ты не только бежал, но и привел с собой пленного! Это на тебя похоже! Какой великолепный моряк! Какой красивый шлюп! Честное слово, за него запросто можно выручить двадцать пять тысяч ливров: каждому по пять тысяч!

– Питкаерн вовсе не пленник, – сказал Эрбель.

– Как это не пленник?

– Очень просто. И его шлюп мы продавать не будем.

– Почему?

– Потому что он попал в ловушку. Потому что он говорит по-бретонски и у него доброе сердце. По этим двум причинам мы должны отнестись к нему, как к соотечественнику.

Затем, сделав англичанину знак приблизиться, сказал на нижнебретонском диалекте:

– Иди-ка сюда, Питкаерн.

Питкаерну ничего не оставалось делать, как подчиниться. И он медленно и неохотно подошел, словно бульдог, которого подозвал хозяин.

– А теперь, – сказал Эрбель, – подойдите ко мне все, кто говорит на нижнебретонском наречии.

Их обступила довольно многочисленная толпа.

– Друзья мои, – сказал Эрбель, представляя им Питкаерна. – Это наш соотечественник, которого надо сегодня хорошенько накормить ужином, поскольку завтра утром он возвращается в Англию.

– Браво! – воскликнули все моряки, протягивая Питкаерну руки.

Питкаерн ничего не понимал. Ему казалось, что он находится где-то в княжестве Уэльс, в незнакомом ему городке.

Все вокруг говорили по-уэльски.

Эрбель объяснил ему все, что произошло, и сказал, что он решил сделать с ним и с его шлюпом.

Бедняга не верил своим ушам.

Не станем описывать вам ужин, почетными гостями которого стали пятеро беглецов и славный Питкаерн. Весь вечер они провели за столом, всю ночь проплясали.

А наутро все гости, плясуны и плясуньи проводили Питкаерна до его «Прекрасной Софии», на борт которой было загружено множество всякой всячины. Затем ему помогли поднять паруса и убрать якорь. После чего, поскольку ветер был попутным, корабль торжественно покинул порт под крики: «Да здравствуют бретонцы! Да здравствуют уэльсцы!»

А поскольку погода в этот и в следующий дни была хорошей, есть все основания надеяться на то, что славный Питкаерн и его «Прекрасная София» благополучно достигли берегов Англии и что рассказ об этом приключении до сих пор вызывает удивление жителей города Пембрука.

Глава LIX

«Прекрасная Тереза»

Понятно, что те события, о которых мы только что вам рассказали, увеличенные бретонской поэзией и приукрашенные парижским юмором, утвердили за Пьером Эрбелем репутацию человека храброго и осторожного, что немедленно выдвинуло его в первый ряд из числа его товарищей, которые и сами были тем более признательны судьбе за то, что оказались его товарищами. И уж ни для кого не было секретом, что он принадлежал к одной из самых древних семей не только Бретании, но и всей Франции.

В течение тех нескольких дней мира, которые последовали за признанием Англией независимости Соединенных Штатов Америки, Пьер Эрбель, чтобы не терять понапрасну время, успел поплавать старшим помощником и капитаном на торговых судах. Он один раз сплавал в Мексиканский залив, два раза в Индию, раз на Цейлон и раз в Калькутту.

Результатом этого явилось то, что, когда в 1794—1795 годах война возобновилась с новой силой, Пьер Эрбель прибыл в Париж для того, чтобы добиться у Конвента диплома капитана, который и был ему предоставлен без всяких проволочек с учетом его прежних заслуг.

Больше того: поскольку всем были известны его честность и чисто французская ненависть к англичанам, ему разрешили снарядить по своему усмотрению какой-нибудь корвет или бриг. А для этого ему был предоставлен кредит в пятьсот тысяч франков и дано указание начальнику Арсенала города Бреста выдать капитану Пьеру Эрбелю любое оружие, которое тот себе выберет для вооружения корабля.

В то время на верфи Сен-Мало строился великолепный бриг водоизмещением в пятьсот или шестьсот тонн, за постройкой которого капитан Эрбель следил с возрастающим интересом, размышляя про себя:

– Человек, в руках которого будет это судно с экипажем в двенадцать человек в мирное время для того, чтобы торговать кошенилью и индиго, и в сто пятьдесят человек в военное время для того, чтобы охотиться за англичанами, сможет поплевывать на самого короля Франции.

Когда же Пьер Эрбель получил диплом, кредит в пятьсот тысяч франков и разрешение снаряжать корабль на рейде Бреста, он стал еще чаще прогуливаться вокруг верфи, на которой, подобно морскому цветку, распускался корабль под названием «Прекрасная Тереза».