Сальватор, стр. 112

– Не знаю, дядя. Но судя по всему там мой слуга с кем-то спорит.

– Ну да! – произнес генерал. – Это кто-нибудь из твоих кредиторов, решивший, что самое время прийти, пока я здесь!

– Дядя! – сказал Петрюс.

– Тогда пойди посмотри!

Петрюс сделал несколько шагов в направлении двери.

Но не успел он до нее дойти, как дверь распахнулась и в мастерскую, словно снаряд, влетел какой-то человек.

– Отец! – воскликнул Петрюс, бросаясь в объятия вновь прибывшего.

– Сын! – сказал старый морской волк, обнимая молодого художника.

– Гляди-ка, и вправду мой братец-пират! – произнес генерал.

– А, и ты здесь! – воскликнул старый моряк. – Честное слово, этот сукин сын был тем более неправ, не пуская меня сюда, Петрюс.

– Полагаю, что ты говоришь о камердинере моего почтенного племянника?

– Я говорю о том придурке, который хотел помешать мне войти.

– Ну да. И мне кажется, что ты спустил его с лестницы.

– Боюсь, что так оно и есть… Слушай-ка, Петрюс!

– Да, отец.

– Пойди проверь, не сломал ли этот дурень себе что-нибудь.

– Хорошо, отец, – сказал Петрюс и сбежал вниз по лестнице.

– Итак, старый морской волк, ты совсем не изменился, – сказал генерал. – Вижу, что ты по-прежнему такой же крутой, как и был при нашей последней встрече!

– Могу поспорить, что теперь я уже не смогу измениться, – сказал Пьер Эрбель. – Я сильно постарел.

– Ах, господин братец, только не говорите мне, что вы постарели. Тем более что я на три года старше вас, – произнес генерал.

В этот момент вернулся Петрюс и объявил, что слуга ничего не сломал, а только вывихнул правую ногу.

– Что ж, – сказал старый моряк, – в таком случае он еще глупее, чем кажется с виду.

Глава LVIII

Морской разбойник

Имя брата генерала Эрбеля и отца Петрюса уже неоднократно упоминалось в этом рассказе. Но число наших персонажей столь велико, а действий в нем так много и они так тесно переплетаются между собой, что для большей ясности вместо того, чтобы, следуя законам драматического искусства, представлять все персонажи в первых же сценах, мы предпочитаем для того, чтобы не усложнять интригу, рисовать облик и моральный дух наших персонажей в тот момент, когда они появляются перед нашими читателями для того, чтобы принять активное участие в нашем действии.

Как мы уже видели, отец Петрюса только что распахнул дверь мастерской сына и появился в нашей книге. Поскольку этот новый персонаж уже играл и будет играть и в дальнейшем довольно важную роль в жизни сына, в интересах правдивого описания дальнейших сцен мы полагаем себя обязанными сказать несколько слов о его предыдущей жизни, в которой так горько упрекает его брат.

Но пусть наш читатель успокоится: это не будет новым романом, мы постараемся быть настолько краткими, насколько это будет возможно.

Кристиан-Пьер Эрбель, виконт де Куртенэ, младший брат генерала, родился, как и сам генерал, на родине Дюгей-Труэна и Сюркуфа. Он появился на свет в 1770 году в Сен-Мало, городе, где родились все морские орлы, которых называют общим словом корсары и которые были если не ужасом, то уж по крайней мере бедой англичан на протяжении шести веков. То есть начиная с Филиппа Августа и кончая Реставрацией.

Не знаю, написана ли история города Сен-Мало. Но твердо уверен, что ни один приморский город не может похвастаться тем, что произвел на свет столь преданных детей, подарил Франции столь дерзких моряков. Рядом с Дюгей-Труэном и Сюркуфом мы можем поставить корсара Кристиана. Если хотите, мы можем и не называть его боевой кличкой, а представить его по фамилии: Пьер Эрбель, виконт де Куртенэ.

Для того чтобы познакомить вас с ним, довольно будет рассказать о некоторых днях его юности.

Начиная с 1786 года, то есть, едва достигнув шестнадцатилетнего возраста, Пьер Эрбель был полноправным членом команды корсаров, куда записался добровольцем за два года до этого.

После того как он захватил шесть английских судов за одну кампанию, этот снаряженный в Сен-Мало корабль попал в руки англичан. Захваченный корабль отвели на рейд города Портсмута, а экипаж был посажен на понтоны.

Юный Эрбель с пятью своими товарищами попал на понтон «Король Яков». Они провели там целых пять лет. В трюме этого понтона была оборудована грязная камера, в которую и заключили шестерых пленников. В эту камеру воздух и свет проникали через одну-единственную бойницу шириной в фут и высотой в шесть дюймов. И несчастные видели небо только через это маленькое отверстие.

Однажды вечером Эрбель вполголоса сказал своим товарищам по несчастью:

– А не надоело ли вам здесь гнить?

– Ужас как надоело! – ответил один из них, Парижанин, который время от времени старался развеселить товарищей.

– Что бы вы отдали за то, чтобы выйти отсюда? – продолжал молодой человек.

– Руку, – сказал один.

– Ногу, – сказал другой.

– Глаз, – присоединился третий.

– А ты, Парижанин?

– Голову.

– В добрый час! Ты не торгуешься, значит, ты мне подходишь.

– Что? Я тебе подхожу?

– Да.

– В каком смысле?

– В таком, что сегодня ночью я собираюсь бежать отсюда. А поскольку ты готов, как и я, рискнуть головой, мы бежим вместе.

– Слушай, не пори чепухи, – сказал Парижанин.

– Ты можешь объяснить, в чем дело? – попросили остальные.

– Сейчас объясню… Мне ужасно надоела эта горячая вода, которую они называют чаем, эта обезумевшая корова, которую они называют говядиной, этот туман, который они называют воздухом, эта луна, которая для них является солнцем, и эта намазанная сметаной головка сыра, которую они величают луной. И поэтому я решил их покинуть.

– Как это – покинуть?

– Это вам знать ни к чему, поскольку со мной пойдет только Парижанин.

– Почему же это с тобой пойдет один только Парижанин?

– Потому что мне не нравятся люди, которые что-то стараются выгадать, когда речь идет о Франции.

– Черт возьми! Мы вовсе не хотим что-то выгадать!

– Тогда – другое дело! Готовы ли вы пожертвовать жизнью в том деле, которое мы попытаемся провернуть?

– А у нас есть шанс остаться в живых?

– Один шанс есть.

– Из скольких?

– Из девяти.

– Тогда мы готовы!

– В таком случае все в порядке.

– И что мы должны сделать?

– Ничего.

– Однако…

– Вы должны будете только смотреть и молчать. И ничего больше.

– Ну, это совсем несложно, – сказал Парижанин.

– Зря ты так считаешь, – сказал Эрбель. – А пока – молчок!

Эрбель снял с себя галстук и знаком показал соседу, чтобы тот последовал его примеру. Вслед за ним и все остальные сняли галстуки.

– Отлично! – сказал Эрбель.

Собрав галстуки, он связал их. Получилось нечто вроде веревки. Он опустил конец импровизированного линя в бойницу и стравил его до конца. Потом втянул его в камеру.

Конец этой веревки был сухим.

– Черт! – пробормотал он. – Кто пожертвует рубахой?

Один из пленников снял с себя рубаху и оторвал от нее полоску.

Эрбель притязал эту полоску к галстукам, укрепил на конце вместо свинца голыш и снова произвел операцию замера высоты бойницы.

Когда он втащил линь, конец его был мокрым. Значит, веревка была достаточно длинной: она достигла воды.

– Все прекрасно, – сказал Эрбель.

И снова забросил линь.

Ночь была темной и увидеть болтающуюся снаружи веревку было практически невозможно.

Остальные заключенные с беспокойством наблюдали за его действиями и уже собрались было обратиться к нему за разъяснениями. Но он ответил им знаком, который означал: «Молчите!»

Так прошел час.

Колокол Портсмута начал пробивать время.

Пленники с тревогой считали удары.

– Двенадцать, – сказал Парижанин.

– Полночь! – повторили остальные.

– Уже поздно, не так ли? – спросил чей-то голос.

– Никогда не бывает слишком поздно, – ответил Эрбель. – Замолчите!