Могикане Парижа, стр. 31

Она отсчитала еще семь карт и указала на опрокинутую семерку червей.

– Несостоявшийся проект!.. Вы имели относительно нее намерение, которое не удалось…

– Увы! – пробормотал Жюстен.

Старуха опять отсчитала семь карт и указала на девятку треф.

– Предположение ваше расстроилось через деньги, которых не ожидали… и, странная вещь, – продолжала она, – эти деньги, которые обыкновенно приносят радость, заставили вас плакать!.. Но, вот письмо, которое я переслала вам, принадлежит молодой особе, которой угрожают тюрьмой…

– Тюрьмой? – воскликнул Жюстен. – Это невозможно!

– Да, тут эти карты… тюрьма, заключение…

– Впрочем, и в самом деле, – пробормотал Жюстен, – если ее похищают, то для того, чтобы скрыть ее… Продолжайте, продолжайте! Вы были правы до сих пор.

– Зло идет к вам от черной женщины, которую та, что вы любите, считает за своего друга.

– Неужели мадемуазель Сюзанна де Вальженез, ее подруга?

– Карты говорят: черная женщина – значит брюнетка; они не называют имени… О, тут есть заговор… Но вам помогает в настоящее время один верный человек.

– Сальватор! – пробормотал Жюстен. – Это имя, которое он сообщил мне.

– Но, – продолжала старуха, – кажется, его предприятие запоздало… Ай, ай!.. Эта девица похищена молодым человеком, брюнетом…

– Женщина! – вскричал Жюстен. – Где она? Скажите, где она? И все, что я имею, я отдам тебе.

И, пошарив в карманах, он вытащил горсть денег, которые хотел было бросить на стол, на котором Броканта гадала, но вдруг почувствовал, что его схватили за руку. Он обернулся: это был Сальватор, который вошел незамеченным.

– Положите эти деньги обратно в ваш карман, – произнес он. – Сойдите лучше вниз, вскочите на лошадь Жана Робера и скачите в Версаль. Теперь половина восьмого, в половине девятого вы можете быть у мадам Демаре.

– Но… – начал было Жюстен, колеблясь.

– Поезжайте, не теряя ни минуты времени, – сказал Сальватор. – Так нужно. Иначе я ни за что не отвечаю.

– Я еду, – сказал Жюстен.

Он быстро сошел вниз, принял поводья из рук Жана Робера, вскочил в седло и пустился галопом кратчайшим путем, ведущим к дороге на Версаль.

XXIII. Почему карты всегда говорят правду?

Когда Жан Робер, освободившись от лошади, кое-как взобрался на чердак, то увидел группу, которая могла бы заслужить внимание его друга Петрюса. Эта группа состояла из старой гадалки, сидевшей на скамейке, Баболена, улегшегося в ее ногах, и Розы, стоявшей возле них и опирающейся на столб.

Броканта, очевидно, выжидала с беспокойством, что скажет Сальватор.

Что же касается обоих детей, то они улыбались Сальватору как другу, но каждый с различным выражением. У Баболена эта улыбка была веселая, у Розы – меланхолическая.

Но, к великому удивлению Броканты, Сальватор, казалось, не обратил никакого внимания на происходившее до него.

– Это вы, Броканта? – спросил он. – Как здоровье Розы?

– Хорошо, господин Сальватор, очень хорошо, – ответила девочка.

– Я не у тебя спрашиваю об этом, бедняжка, а у Броканты…

– Она кашляет немного, господин Сальватор, – сказала старуха.

– Доктор приходил?

– Да, господин Сальватор.

– Что же он сказал?

– А то, что прежде всего следовало бы оставить эту квартиру.

– Он хорошо сделал, что сказал вам об этом. Я уже давно вам говорил, Броканта.

Затем более строгим тоном и, сдвинув брови, он прибавил:

– А почему ребенок ходит босиком?

– Она не хочет надеть ни чулок, ни башмаков, гос подин Сальватор.

– Это правда, Роза? – спросил коротко молодой человек с легким упреком в голосе.

– Я не хочу надевать чулки, потому что они очень толстые, шерстяные, я не хочу надеть башмаки, потому что не имею других, кроме толстых, кожаных.

– Почему же Броканта не купит тебе нитяных чулок и тонких башмаков?

– Потому что это слишком дорого, господин Сальватор, а я бедна…

– Молчи и слушай хорошенько…

– Я слушаю, господин Сальватор.

– И ты исполнишь?

– Постараюсь.

– Ты исполнишь? – повторил молодой человек более повелительным тоном.

– Исполню.

– Если через неделю, – ты слышишь? – если через неделю ты не найдешь комнаты, просторной и светлой, для этого ребенка, а также отдельной псарни для своих собак, я отниму у тебя Розу.

Старуха обняла за талию девочку и крепко прижала к себе, как будто Сальватор хотел тотчас же выполнить свою угрозу.

– Вы отняли бы у меня мое дитя! – воскликнула она. – Мое дитя, которое семь лет при мне!

– Во-первых, это вовсе не твое дитя, – произнес Сальватор, – это дитя тобой украдено.

– Спасено, господин Сальватор, спасено!

– Украдено или спасено, об этом ты будешь разбираться с Жакалем.

Броканта молчала и еще крепче прижимала к себе Розу.

– Впрочем, – продолжал Сальватор, – я пришел не за тем. Я пришел ради этого бедного юноши, которого ты готовилась обобрать при моем входе сюда.

– Я не обирала его, господин Сальватор, я брала только то, что он мне добровольно отдавал.

– Ты его обманывала.

– Я не обманывала его: я говорила ему одну правду.

– Как могла ты знать правду?

– Через карты.

– Ты лжешь!

– Тем не менее карты…

– Средство для плутовства!

– Господин Сальватор, клянусь вам, все, что я сказала ему, – одна правда.

– Что же ты ему сказала?

– Что он любит молодую девушку шестнадцати или семнадцати лет.

– Кто тебе сказал об этом?

– Это было на картах.

– Кто тебе сказал об этом? – повторил повелительно Сальватор.

– Баболен узнал об этом в квартале.

– А! Так вот каким ремеслом ты занимаешься, – сказал Сальватор, обращаясь к Баболену.

– Извините, господин Сальватор, я не думал, что делаю дурно, сказав об этом матери: всем и так было известно в предместье Св. Якова, что г-н Жюстен был влюблен в мадемуазель Мину.

– Продолжай, Броканта. Что ты еще говорила ему?

– Я ему говорила, что молодая девушка любит его, что они имели намерение пожениться, но это не осуществилось из-за суммы денег, которую никто никак не ожидал.

– Это ты откуда знаешь?

– Один добрый священник, господин Сальватор… Один священник, седой, который уж, конечно, не лгал… Он говорил среди толпы, окружавшей его: «И если подумаешь, что эта сумма в двенадцать тысяч франков…» Я не знаю наверняка, было ли это десять или двенадцать тысяч…

– Это безразлично!

– «И как подумаешь, – говорил священник, – что эта сумма в двенадцать тысяч франков, которую я привез, была причиною всего несчастья».

– Хорошо, Броканта! А что еще ты потом сказала ему?

– Я еще сказала ему, что мадемуазель Мина была похищена молодым человеком, брюнетом.

– Откуда ты это знаешь?

– Господин Сальватор, пиковый валет вышел на картах, видите ли вы, а пиковый валет…

– Откуда ты знаешь, что молодая девушка была похищена? – повторил Сальватор, топнув ногой.

– Я видела сама.

– Как, ты ее видела?

– Видела так же, как вас теперь вижу, господин Сальватор.

– Где же ты видела ее?

– На площади Мобер. Этой ночью, господин Сальватор, этой ночью… Я только что прошла улицу Голанд и стала переходить Моберскую площадь, как вдруг промчалась мимо меня карета, да так скоро, что можно было подумать, будто лошади взбесились, но вот одно стекло опустилось; я слышу крик: «Ко мне! Помогите! Меня похищают!» – и хорошенькая головка блондинки, вроде херувимчика, высунулась из дверцы кареты. В тот же момент показалась другая голова… голова молодого брюнета, с усами… Он оттащил назад кричавшую и поднял каретное стекло; но та, которую похищали, имела время выбросить письмо.

– Ну, и где это письмо?

– Это то самое, которое я отослала г-ну Жюстену.

– В котором часу это было, Броканта?

– Это было около пяти часов утра, господин Сальватор.

– Хорошо! Это все?

– Да, это все.

– Зачем же ты не рассказала г-ну Жюстену дело просто, как оно произошло?