Могикане Парижа, стр. 134

– Ах, да! – заметил он, улыбаясь. – Вы не знаете моего плана, а необходимо, чтобы вы знали его, генерал.

На столе перед ним лежала его любимая карта Азии.

– Подойдите, – сказал он. – Так вам будет понятнее. Я объявляю войну России, перехожу Неман с пятисоттысячной армией и двумястами пушек и вступаю в Вильну, не сделав ни единого выстрела. После этого я возьму Смоленск и двинусь по направлению к Москве. Под стенами старой столицы я дам большое сражение вроде Аустерлица, Эйлау или Ваграма, уничтожу русскую армию и вступлю в город и там-то и продиктую условия мира. Этот мир будет началом войны с Англией, но войны, которая будет вестись в Индии. Настанет день, когда вы услышите, что человек, владычествующий над стомиллионным населением на востоке, который увлекает за собою почти половину христианского мира и владения которого занимают девятнадцать градусов широты и тридцать градусов долготы, подступает к Хорассану, чтобы завоевать Индию. Тогда скажите вашему радже: «Этот человек – мой повелитель и ваш друг. Он идет сюда, чтобы поддержать прочность тронов индустанских властителей и уничтожить англичан от Персидского залива до устьев Инда. Зовите всех князей, ваших братьев, к восстанию и через три месяца Индия будет свободна!»

Генерал Лебастард де Премон смотрел на вашего отца с восторгом, доходившим почти до ужаса.

– Теперь, когда вы знаете мой план русской кампании, – продолжал император, – я раскрою вам план похода на Индию. Англия, разумеется, или выступит против меня, или же станет ожидать меня с пятьюдесятьютысячной армией, из которой тысяч восемнадцать или двадцать будет англичан, а остальные – туземцы. Повсюду, где я ни встречу эту англо-индийскую армию, я стану вступать с нею в бой, а повсюду, где встречу европейскую пехоту, стану оставлять за собою линию резерва, чтобы поддерживать линию передовую, если она дрогнет под натиском английских штыков. Но там, где будут попадаться сипаи, можно будет идти на эту дрянь, не обращая на нее внимания. Их можно заставить разбежаться просто кнутом или бамбуковой палкой. А раз они разбегаются, собрать их и построить нет уже никакой возможности. Англичане станут защищаться отчаянно. Я их знаю, – у них такой же девиз, как у 57-го полка: «Стою до смерти!» Мне предстоит дать второе большое сражение или в Лудианахе на Сетледже, или под Пассипутом, где уже белеет столько костей. Но при этом мне придется иметь дело всего с восемью или десятью тысячами европейцев, так как остальные будут перебиты в первом бою. Это будет делом нескольких часов и затем – все кончено! Для того, чтобы выставить против меня свежие силы, Англии потребуется целых два года: один на формирование армии, второй – на ее обучение. Эти два года я проведу в Дели, восстановлю престол Великого Могола и подниму его знамя. Эта мера привлечет на мою сторону восемнадцать миллионов мусульман. Затем я подниму священное знамя Бенареса, объявлю его раджу свободным, и за меня, как один человек, станут тридцать миллионов индусов по всей длине течения Ганга, Джумны и Брамапутры. Я наводню Индостан прокламациями самого поджигательного свойства. Моими апостолами будут факиры, дервиши, йоги, календеры, и все они станут от моего имени возвещать восстановление независимости Индии. Над своими орлами я выставлю надпись: «Мы пришли не завоевать, а освободить. Мы хотим восстановить справедливость между всеми. Индусы, мусульмане, раджпуты, гауты, маратхи, полигары, райи, набобы, изгоняйте притеснителей, берите обратно то, что вам принадлежало! Воспряньте, как было при Тимуре и Надире, и почерпните в долинах Индии и богатство, и жажду мести!» Из Дели, вместо того, чтобы идти на Калькутту, которая обратилась лишь в торговый центр с жалким трусливым населением, я двинусь через Агру, Гвалиори и Гандейх в Бомбей, вооружая население, устраивая раджиутские конфедерации, возвращая им их прежних вождей или ставя новых из их же семей. После взятия Бомбея я протяну руку к Низаму, превращу в вулкан Мейсур, пошлю одного из своих генералов взять Мадрас, а сам пойду в Калькутту и сброшу это гнездо со всем его населением, крепостями и камнями на дно Бенгальского залива!.. Хотите вы ехать в Индию, старый друг?

Генерал поклонился императору до земли и уехал.

Остальная его история очень проста. Он уехал из Франции под предлогом, что впал в немилость, высадился в Бомбее, пробрался в Пенджаб и встретился там с гениальным человеком – Рунжет Сингхом. Он происходил из незнатного рода, но уже за двенадцать лет до своей встречи с генералом был единодушно избран главой своих соотечественников, возвысил народ сикхов, сумел уберечь его от английского ига и постепенно окончательно воцарился в своем государстве, в состав которого входят Пенджаб, Мультан, Кашмир, Пешевар и часть Афганистана. Генерал поступил к нему на службу и стал работать, чутко прислушиваясь к вестям со стороны Персии… Однажды он услышал великий шум. То был грохот от падения Наполеона. Он подумал, что все окончено, оплакал своего императора и стал заниматься собственными делами. Но в 1820 году я покинул Францию, поехал к нему и сказал:

– У того, кого вы оплакиваете, остался сын.

– Странное дело, – прошептал принц. – Я даже не знал их имен, а они, живя за три тысячи лье от меня, думали о моей будущности.

Он встал и протянул Сарранти руку.

– Какими бы ни были результаты такой упорной преданности, – проговорил он величаво, – благодарю вас и за отца, и за себя! А теперь скажите, как и когда расстались вы с моим отцом и о чем он говорил с вами в последние минуты?

Сарранти поклонился, как бы говоря, что готов отвечать и на это.

IX. Узник Святой Елены

– Вы, вероятно, уже знаете, где находится Святая Елена и что она собой представляет, монсеньер? – начал он.

– От меня столько скрывали, что я прошу вас говорить со мною так, как будто я ничего не знаю, – ответил юноша.

– Это – нагромождение угасших вулканов под экватором. В долинах – климат Сенегала и Гвинеи, но из расселины каждой скалы дует сухой и резкий ветер Шотландии. Для иностранцев, вынужденных жить в этом аду, жизнь продолжается не больше сорока – сорока пяти лет. Когда мы приехали туда, никто не запомнил, чтобы видел когда-нибудь на этом острове старика шестидесяти пяти лет. Мысль отправить туда гостя Беллерофона была истинно английская! Нерон довольствовался тем, что отправил Сенеку в Сардинию, а Октавию – в Лампедуз. Правда, он же заставил задушить ее в ванне, а учителю приказал вскрыть себе вены, но это все-таки было человечнее.

На острове жил тюремщик, и тюремщика этого звали Гудзон Лоу Вы, вероятно, не удивитесь тому, монсеньер, что видя, как страдает ваш отец, я задумал устроить его бегство. С этой целью я сошелся с одним американским капитаном, который привез нам из Бостона письма от вашего дяди, экс-короля Иосифа. Вместе с этим капитаном мы составили такой план бегства, который должен был удасться наверняка.

Однажды я пошел на охоту на диких коз, чтобы добыть императору свежего мяса, в котором он часто нуждался, и встретился с капитаном. Мы забрались в одно ущелье, окончательно договорились обо всех подробностях, и я решился в этот же вечер сообщить все императору. Но каково же было мое удивление, когда с первых же моих слов он обрезал меня:

– Молчи, дурак!

– Да позвольте же мне, ваше величество, хоть рассказать вам все до конца, а отказаться у вас всегда будет время! – сказал я.

– Но зачем! Напрасный труд! Твой план…

– Что же мой план, ваше величество?

Император пожал плечами.

– Я знаю его не хуже тебя самого.

– Что вам угодно этим сказать?

– Ну, так слушай и постарайся понять. Бежать мне предлагают уже в двадцатый раз.

– И вы все отказывались?

– Разумеется.

Я молча ждал, что будет дальше.

– А знаешь ты, почему я это делал? – спросил император.

– Нет, не знаю.

– Потому что предлагала мне эти побеги английская полиция.

– О, на этот раз, клянусь вам, ваше величество!.. – начал было я.