Индийские сказки, стр. 35
Снова тигр хотел броситься на брамина, но тот напомнил ему обещание выждать третье мнение.
Бежал по дороге шакал. «Дядя шакал, голубчик, остановись, реши наш спор!» «В чем дело»? – полюбопытствовал шакал. «Я и то вижу, что что-то приключилось. Твой несчастный вид напоминает мне, с позволения сказать, рыбу на сухом берегу».
Брамин начал рассказывать. «Страшно запутанное дело»! – вымолвил шакал, внимательно выслушав до конца; «будь так добр, повтори: ничего в толк не возьму»!
Брамин повторил все сначала, но маленький шакал лишь скорбно покачивал головой и, по-видимому, ничего не понимал.
«Странно!» – печально сказал он наконец: «в одно ухо входит, в другое выходит! Пойти разве на место происшествия: может там мне легче будет обсудить дело».
Они направились к клетке. Тигр глухо рычал и уж натачивал свои когти и зубы. «Кончайте скорее, пора нам и за обед приниматься!»
«Нам!» – подумал про себя несчастный брамин, у которого колена дрожали от страха: «нечего сказать, правильный способ выражения!»
«Еще чуточку обожди» – молил он, – «дай мне объяснить дело этому шакалу: он, по-видимому, туговат на понимание».
И брамин снова принимался рассказывать, поясняя подробности и затягивая насколько возможно.
– «Ой, голова моя, бедная головушка»! – стонал шакал, заламывая лапки. «Постой! с чего все это началось? Ты был в клетке, а тигр бродил вокруг…».
– «Тьфу ты, что за дурак!» – прервал тигр, «я был в клетке». – «Я заставлю тебя понять! Ну, смотри на меня! Я – тигр».
– «Да, да, да…» – шакал представился, что дрожит от страха – «понимаю, понимаю. Я был в клетке… нет, не то… да что ж, наконец… ничего не понимаю! Постойте: тигр был в брамине… вдруг появилась клетка… нет, не то… опять не то! Не слушайте меня, друзья, начинайте обед; я все равно никогда не пойму!»
– «Нет поймешь!» – зарычал тигр. Его приводила в ярость тупость шакала. – «Я заставлю тебя понять! Ну, смотри на меня! Я – тигр».
– Так, так, господин! А это – брамин!
– Так, так, повелитель! А это – клетка!
– Так, так! «Ну, так я был в клетке… Понял?»
– «Да… нет… простите…»
– Ну что еще? – нетерпеливо огрызнулся тигр….
– Простите… о, будьте милостивы, господин! Каким путем попали вы туда… в клетку, значит? «Болван! Обыкновенным, полагаю!»
– Ой, беда моя! голова совсем кругом пошла… Не гневайтесь, умоляю, о грозный владыка, объясните… каким это обыкновенным путем?
Тут тигр совсем потерял терпение. С размаха прыгнул он в клетку и зарычал:
– «Видел! Понял теперь, как дело было?»
«Великолепно!» – усмехнулся шакал, ловко захлопывая дверцу. «А теперь, – раз вы позволили мне высказать свое мнение – пусть все останется по-старому».
С этими словами шакал спокойно побежал в одну сторону, а спасенный брамин радостно продолжал свой путь в другую.
Сын семи матерей
У одного раджи было семь жен и ни одного сына. Это сильно беспокоило его, и он с грустью думал о том, что некому будет в случае смерти завещать управление царством.
Зашел однажды во дворец престарелый факир, услышал о царском горе и сказал царю: «Молитвы твои, о царь, услышаны, желание твое исполнится: у одной из цариц вскоре родится сын».
Обещание это привело царя в неописуемый восторг, и он тотчас же издал приказ, чтобы по всему государству готовились к торжественному празднованию предстоящего радостного события.
Тем временем семь цариц роскошно жили в богато убранном дворце; сотни прислужниц всячески старались угождать им; их кормили отборнейшими яствами и угощали тончайшими лакомствами.
Царь любил охоту, и каждый день поутру выезжал из дворца со своими приближенными.
Однажды рано утром царицы прислали ему гонца:
«Семь цариц просят милостивого владыку своего не ездить на охоту к северу. Им снились тревожные сны, и сердце их чует недоброе».
Царь, чтобы успокоить супруг, обещал последовать их совету и действительно повернул к югу. Но в этот день счастье, как назло отвернулось от него; напрасно искал он какой-нибудь дичи, дичи нигде не было. Пробовал он повернуть на запад, проехал и на восток, всюду та же неудача. Не выдержал царь, – не возвращаться же домой с пустыми руками, – забыл свое обещание и поскакал к северу.
Сперва и тут успеха не было, и он собирался уже возвращаться домой, когда мимо него пронеслась чудная белая лань с золотыми рогами и серебряными копытами. Она мелькнула и исчезла в чаще. Это произошло так быстро, что царь даже разглядеть ее хорошенько не успел, но, раздосадованный неудачной охотой, он решил, во что бы то ни стало поймать странное животное. Тотчас же приказано было свите оцепить кустарник и выгнать лань. Начали постепенно суживать круг; царь шел впереди, выглядывая добычу. Он уже видел перед собой красавицу лань, уже собирался схватить ее и вдруг – чудное животное одним прыжком перелетело через голову царя, миновало круг оторопевших придворных и помчалось в горы. Забыв все, царь понесся за ней. Он летел все вперед и вперед, оставив приближенных далеко за собой, не ослабевая поводья, все не теряя из вида белую лань. Наконец он въехал в узкую долину и принужден был остановиться. Горы смыкались тут сплошной стеной, лани нигде уже не было видно. В стороне стояла бедная лачуга. Измученный бесплодной погоней, царь спешился и пошел к лачуге попросить глоток воды. В хижине за прялкой сидела старая женщина. В ответ на просьбу царя она позвала дочь и из внутренней комнаты вышла девушка. Она была так поразительно прекрасна, так мила, так бела и с такими чудными золотистыми волосами, что царь отступил пораженный. Никак не мог ожидать он такой красавицы в грязной горной лачуге.
Она поднесла кружку с водой к устам царя и, наклоняясь к кружке, он заглянул в глаза девушке. То были глаза той белой лани, за которой он только что гнался!
Отуманенный ее дивной красотой, царь упал перед ней на колени и умолял ехать с ним и быть его женой. Она лишь засмеялась в ответ и сказала, что одному царю довольно и семи цариц. Тогда он дал клятву, что ничего не пожалеет, лишь бы она согласилась быть его женой. «Хорошо», – смягчилась красавица, и потребовала в залог любви его, глаза несчастных семи цариц.
Царь стоял как заколдованный. Еще минута и он забыл все, и цариц, и ожидаемого сына; он видел только смеющиеся очи белой девы. Не задумываясь, поскакал он домой, велел принести себе глаза семи цариц, бросить несчастных ослепленных в темницу и тотчас же со своим ужасным даром вернулся к невесте. Белая лань громко засмеялась, когда увидела четырнадцать глаз, нанизала их на нитку и надела их в виде ожерелья на шею матери: «Носи это, матушка, на память о дочери-царице». И она отправилась с царем во дворец, и он отдал ей все наряды и драгоценности своих семерых жен, и дворец их, чтоб жить, и слуг их, чтоб ухаживать за ней, все, все чего только она пожелала.
Тем временем, вскоре после того как несчастные царицы были ослеплены и брошены в тюрьму, у младшей из них родился сын. Сперва остальные царицы завидовали счастью своей молодой подруги и недружелюбно встретили малютку, но ребенок был так мил и так приветлив, что скоро все семь полюбили его как родного сына. Скоро он оказался даже очень полезен своим названным матерям. Только научился он ходить, как начал скрести глиняную стену их тюрьмы и скоро провертел отверстие достаточной ширины, чтоб выползти на свежий воздух. Тогда он стал ходить в соседний город и возвращался домой, нагруженный массой лакомств, которые делил поровну между семью слепыми царицами.
Так продолжалось несколько лет. Мальчик каждый день появлялся на площади и часто играл с сыновьями знатных лиц города. Никто не знал, откуда приходил красивый мальчик, но все любовались его благородной осанкой и все любили его за веселый и ласковый нрав. Никто лучше его не умел придумать забавной игры, ничье веселье не было так заразительно; и на долю мальчика всегда выпадали вкусные пирожки, жареное зерно и прочие лакомства. Он все это нес своим семи матерям, как он любил называть семь цариц и, благодаря ему, они спокойно жили в своей тюрьме, а люди уже давно перестали вспоминать о них и все считали, что они давно умерли голодной смертью.